Последний из орков попытался сбежать, но споткнулся о переплетенные корни подстилки джунглей и грузно рухнул на землю. От удара его примитивное копье расщепилось надвое – впрочем, каменный наконечник уже давно затупился о броню врагов.

Слова девиза роты, яркие и уверенные, серебряными буквами выделялись на чёрном как ночь боевом знамени восьмой роты. «Побеждает тот, кто держится».
Часовня на борту крейсера «Серебряная стрела» была такой же, как многие тысячи подобных часовен на кораблях Космодесанта по всему Империуму. Тихое место для размышлений, молитв и приготовлений, куда рано или поздно находили путь перед выброской все боевые братья восьмой роты. Одни приходили, отдавали должное статуе Бога-Императора и уходили.
Другие задерживались подольше.

Кайвон всегда считал, что ему очень повезло с работой в Глотке Вальмара. Он получал хорошие деньги, которые, по договоренности, переводились семье, оставшейся на Герефаломе Терциус, и планировал пробыть на нынешнем месте ещё пару лет или около того. Каждые шесть месяцев глубокопустотный транспортник, помимо прочих грузов, доставлял инфопланшеты с краткими вид-пакетами от двух дочерей и единственного сына Кайвона – пикты детей помогали ему сохранить рассудок.

Предыстория рассказа Джона Френча Ариман: Первый принц
Знайте же, что демон – воплощение лжи.
Демон твердит о своем превосходстве. Заявляет, что все рано или поздно станут его рабами, что реальность погибнет, и он будет владычествовать царством смертных вечно. Он говорит, что такова судьба. Говорит, что в парадоксальном времени варпа это уже случилось. Эти слова, как и вся его природа, пропитаны ложью.

От начала времен люди знали, что рядом с их знакомой, обжитой и познаваемой вселенной скрывается иной мир - враждебный, полный ненависти и яростного гнева на всех живых. Обычно он отделен прочной завесой, не позволяющей порождениям тьмы и ненависти свободно путешествовать. Но преграда прочна не всегда и не для всех. Бывает, она истончается, и в такую пору силы зла приходят в наш мир...

Шторм покрыл облаками всё вокруг улья Винтер, заслоняя свет от Санктуса. Капитана гвардии Хольта трясло от злости к жестокой жаре. Его и так хмурый взгляд стал ещё мрачнее, стоило только первым каплям ядовитого дождя с шипением упасть на его пестро-зеленую панцирную броню.

Генерал Роман Словацки окинул взглядом мрачные лица сопровождающих. Обычная передислокация в командный пункт на передовой превратилась в отчаянное бегство на малой высоте, над верхушками деревьев в дельте реки Балле. «Аквила», в которой сейчас находился генерал, из последних сил пыталась оторваться от звена орочьих истребителей, но Словацки прекрасно понимал, чем завершится погоня.

Нельзя было сказать, что он пробудился – это значило бы, что его прошлое состояние было чем-то таким простым и человеческим как сон, это значило бы, что он открыл глаза. Это не было правдой. Он не спал в смертном смысле этого слова уже целые века, а в коме, вызванной анабиозной мембраной, не было ничего мирного. Это была не восстановительная дрёма. Это был последний бой против смерти.

На такой глубине под землей он мог коснуться молчания, царящего в хранилище. Госта наслаждался подобными моментами, зная, что безмолвие вокруг реально, а не рождено ограниченностью его чувств. Когда тишина внутри головы писца сливалась с молчанием внешнего мира, он начинал слышать.

Свет меркнет. Мои глаза, видевшие так много, силятся разобрать слова, которые я пишу. Скоро наступит момент, когда я умру во второй и в последний раз. Я расплачусь своей душой за обладание запретными знаниями. Я говорю, что это станет моей второй смертью, и в некотором смысле так оно и есть. Ибо на три тысячи восемьдесят первый год своей жизни я умер в первый раз. Но это не стало концом. Ибо вот он я.

С пронзительным стрёкотом враги появились из дымчатого мрака. Рои гормогаунтов мчались к добыче, сверкая когтями в угасающем свете полостных ламп, их гнала вперёд пульсирующая воля чудовищных надзирателей. Сотни гаунтов казались сплошной кипящей волной из дёргающихся конечностей и голодных пастей, готовых поглотить биоматерию города-улья до последнего клочка.

Я понимаю необходимость зрелищ – не бессмысленных представлений, легкомысленной растраты времени и ресурсов. У них всегда есть причина. У зрелищ есть результат, а потому их устроение осмысленно. Великое зрелище может сплотить людей, дать им общую цель, направить их ненависть и наполнить верой. Определить их мысли. Я сам часто пользуюсь зрелищами. Я сделал себя знаковой для всех фигурой, особенно там, на Армагеддоне.

Рассказ из сборника Энди Смайли "Trial by Blood"
Серв Балтиила был мертв. Он лежал на полу, обескровленный, его кожа была белее мела. Всё тело серва кровоточило, пока жилы не опустели. Стены кельи были покрыты изморозью. Неестественно замерзший воздух потрескивал, как движущийся лёд. Балтиил стоял на коленях в центре неосвещенной кельи, не обращая внимания на труп.

Туннели просто кишели ими. По полу, по стенам, по потолку – отовсюду на незваных гостей катилась лавина зубов и когтей. Чужаки под прикрытием сумрака, истекая слюной и кровожадно чирикая.
Ненасытные…
Неудержимые...
Они лезли вперёд, общие целью, ведомые единой жуткой волей – холодным разумом, который гнал их из глубин этого чернильного лабиринта поворотов и углов. Приказ был дан не языком звуков; нет, это был единый всемогущий импульс, непереводимый для человеческого разума. Самым близким по смыслу было бы: «Убить!».

Рассказ Криса Райта из сборника Honour of the Space Marines 2014.
Вчетвером они уверенно шагали по туннелям подулья. Двое безмолвных воинов Рубрики, сапфирные доспехи-оболочки которых тихо мерцали во тьме, прикрывали по бокам облаченного в позолоченную броню Рамона, лорда-чернокнижника Тысячи Сынов. Его ученик, Фэлиас, замыкавший небольшой отряд, не отводил глаз от повелителя. Походка Рамона казалась младшему чернокнижнику странно плавной для бронированного гиганта. Она выглядела почти человеческой.

Гурон Чёрное Сердце — магистр Красных Корсаров — полководец без чемпиона. Многие воины надеются обрести честь сражаться рядом с Тираном Бадаба — близнецы Шеар и Феддей, Долос — мечник с экстраординарными умениями, а также Ворен — воин Детей Императора, с незапамятных времён сражающийся со слугами Императора-трупа. Все они отправляются в изменённые владения Чёрного Сердца, где им надлежит сразиться между собой. Кто станет победителем? И сможет ли победитель получить звание Чемпиона Тирана?

Голод гнал его. Хлестал его, когтям раздирая пустой желудок, заставляя бежать быстрее и искать лучше. От нехватки пищи зрение обстроилось даже в глубокой зимней ночи, мерцавшей вокруг. От голода всё вокруг стало ярче, чётче, живее.
Он перестал бежать и, тяжело дыша, опёрся на ствол ближайшего дерева. Впереди он видел снег, доходящий до голени, переливающийся сине-белым мерцанием под скрытыми пологом леса звёздами. Вокруг вздымались деревья, широкие и разросшиеся, слабо мерцающие, словно были вымазаны в масле. Между стволами словно разлились чистые чёрные пруды, в которых тонул поглощаемый свет. Остальные лучи не пускал густой полог листьев, и потому под ногами виднелись лишь мерцающие полоски и пятна снега.

Кафедральный корабль был огромен. Он не принадлежал к какому-то определённому типу, марке или проекту. Каждый такой корабль уникален – божественные и неописуемые планы, воплощённые верующими в гротескную фантазию.

Боевой брат Сеок из Захватчиков остался один. С окружающими его мертвыми братьями, убитыми аватарой чужацкого бога войны, он готовится дорого продать свою жизнь и присоединиться к Императору в вечности. Пока что-то не выступает из пламени…Призрачные космодесантники, их черные доспехи украшены символами огня и смерти, идущие и поражающие противника. Но сможет ли Сеок пережить сражение между кровавым ужасом и страшными призраками?

Мир Тераталион назывался так из-за разновидностей драгоценных камней, найденных в его экваториальном поясе под горами из меди и железа. Эти переливающиеся зелено-оранжевые камни добывали, гранили и полировали еще во времена долгого межзвездного безмолвия, до того, как Сам заявил о себе. Ими украшалось главное сокровище планеты – книги.

— Расскажи мне о Каросе, Прадей – ты ведь бывал там прежде.
Отзвуки низкого, глубокого баса Даэда разнеслись по часовне, словно глухие раскаты надвигающейся бури. 
Прадей подумал, насколько тонким и неуместным покажется сейчас его голос, и издал всасывающий звук через сжатые зубы – детская привычка, от которой не удавалось избавиться.

Когда они обрушились на Арборию, планета была плодородна и изобильна. Когда они покинули её, то осталась лишь вулканическая пустошь. Всё это недолгое время на планете бушевала невиданно жестокая битва. Сражение столь яростное, что оно сокрушило горы, испарило океаны, выбросив в атмосферу вздымающиеся на десятки километров облака пара, и разорвало континентальные плиты, из смертельных ран которых хлынула раскалёнными фонтанами жгучая кровь планеты, яркая, словно звезда. Война превратила мир в обугленную, разбитую мозаику за время, достаточное, чтобы зачать ребёнка. Но она не закончилась на Арбории. Когда мир преднамеренно превратили в звезду, не было ни победителей, ни проигравших, ни защитников добра, ни сил зла. Лишь недолгая передышка в бесконечной песне войны.

Аджента осмотрела часовню, встречаясь взглядом с десятками пристально смотревших на нее пар глаз. Немытая толпа, облаченная в грязные лохмотья, хранила молчание. Никто не двигался, самозабвенно внимая женщине в ржаво-красной рясе, обращавшейся к ним с кафедры проповедника. Сняв очки, Аджента аккуратно протерла стёклышки, стараясь не повредить и так треснувшую левую линзу. Затем сестра вновь водрузила пенсне на привычное место у самой переносицы и откашлялась.

Забыв о запретах, Евангелина бежала по часовне Священного Убежища.
Она неслась, словно преследуемая по пятам гончими Хаоса.
Поминальные свечи, медленно оплывая, озаряли девушке дорогу в одном из поперечных нефов, а статуи святых мучеников укоризненно смотрели на неё из теней в глубоких нишах. Пробегая по святому притвору, Евангелина пыталась собрать воедино собственные видения, но тихий стук её сандалий по холодному полу обители, звучавший в окружающем безмолвии громче взрывов зажигательных бомб, вносил сумбур в мысли.

Гигант из огня и железа освещал собою святилище, омывая стены отблесками оранжевого и красного света. Его глаза были темными углями, его плоть пламенела под покрытой трещинами металлической кожей.

За гранью сознания лежит бездонная пропасть, о которой мы не говорим прямо и воплощаем знания о ней в танцах по Путям нашего рода. Аспекты Кхаина, разбросанные по краям пучины, стерегут её, словно бастионы, охраняющие от безумия. Экзархи, защитники наших душ, удерживают тьму у крепостных врат. Но опасайтесь Меншад Корум, охотника, рыщущего в одиночестве. Этот экзарх, хоть и поглощённый Путем Воина, не посвящает душу ни одному из аспектов и не знает, кто он на самом деле. Нет никого, стоящего ближе к Кхаину, чем Потерянный Воин, и нет никого, подошедшего ближе к бездне.

Небо над кратером Бужье, замаранное следами войн тысячелетней давности, подернутое ядовитой дымкой и словно затуманенное тоской, напомнило Гидраку о дне, когда он осознал, что ненавидит Марс. Ветер гнал пыльную бурю, насыщенную тоннами загрязненного марсианского шлака, волнами вздымающегося над дальней стороной кольцевого вала. Не позже, чем через час, металлические чешуйки опустятся в чашу кратера Бужье сухим, удушливым покровом.