После семи лет войны Ересь Гора близится к развязке. Но теперь, когда магистр войны Гор идёт на Терру, чтобы лишить своего отца трона, источник силы самого архипредателя беззащитен. Хтония, некогда мир жестоких банд, ныне захвачен преторианцами Императора — несокрушимыми Имперскими Кулаками. Это оскорбление требует расплаты от Сынов Гора. От вершин Врат Предателя, крепости VII легиона, и до бесконечных лабиринтов в планетной коре противники сходятся в ожесточённых боях. Это война без пощады, и лишь самый безжалостный будет править Хтонией.
v1.0 — создание FB2 — (SoulWar)
v1.1 — добавлен рассказ «Сыны Хтонии» — (SoulWar)
РАСПЛАТА ХТОНИИ
(сборник)
Это эпоха легенд.
Могучие герои сражаются за право владычествовать над Галактикой. Огромные армии Императора Земли покорили галактику в ходе Великого крестового похода. Мириады чужих рас были сокрушены лучшими воинами Императора и стерты из книги истории.
Рассвет новой эры превосходства человечества манит к себе.
Сверкающие цитадели из мрамора и золота знаменуют многочисленные победы Императора. Миллионы миров отмечены триумфальными сооружениями, хранящими память о легендарных свершениях могущественных и смертоносных воинов.
Первейшие и главнейшие из них — примархи, сверхлюди, под чьим командованием армии космодесантников Императора одерживали победу за победой. Они неудержимы и возвышенны, они — шедевр генетических экспериментов Императора. Космические десантники — сильнейшие бойцы человечества за всю его историю, каждый из них способен превзойти сотню простых людей в сражении. Организованные в огромные армии численностью в десятки тысяч солдат, именуемые Легионами, космодесантники и их предводители-примархи покоряют галактику во имя Императора.
Первый среди примархов — Хорус, прозванный Славным, Ярчайшая Звезда, любимец Императора, подобный для него родному сыну. Он Магистр Войны, верховный командующий всей военной мощью Императора, покоритель тысячи тысяч миров и завоеватель галактики. Он несравненный воин и великий дипломат.
По Империуму распространится пламя войны, и все защитники человечества пройдут свое последнее испытание.
Джон Френч. СЫНЫ ХТОНИИ
«Кто ты такой, чтобы говорить, что я не могу сидеть у этого очага? Разве я не такой же, как ты? Разве не мы вместе делили хлеб, смеялись, истекали кровью и рыдали? Разве не я тот, кто отправился в мир рядом с тобой, пока пути и время не развели нас к разным солнцам? Разве не я вернулся в это место, называемое домом, утомленный временем и тяжестью меча? Неужели единственный покой, который ты мне можешь дать — это ложе из ножей? Разве мы не можем посидеть, поговорить и вспомнить, что когда-то были братьями?»
Он проснулся в темноте, и звук его старого имени уже начал угасать внутри черепа. Во рту и ниже, в горле, он чувствовал вкус крови, сворачивающейся в красную слизь. Паника охватила его достаточно надолго, чтобы успеть ее заметить. Затем психокондиционирование отсекло ее, и он успокоился. Его имя, его настоящее имя, ясно прозвучало в его мыслях. Он был Диосом, воином-сыном Рогала Дорна, братом Имперских Кулаков. Он был в бою. Он получил ранение. Инстиктивно он попытался пошевелить рукой, но не смог. Снова вспышка паники, но уже в глубине, задушенная прежде, чем он успел вскрикнуть.
Их было шестнадцать братьев: два подразделения, недоукомплектованные, командование ими было поручено сержанту Астоге. Параметры и цели миссии промелькнули в голове Диоса: продвигаться вниз в южном направлении через сеть туннелей снабжения и через лабиринт заминированных корридоров; определить место засады, вступить в бой с подразделениями XVI Легиона, нанести урон, затем отойти в подготовленные укрытия; позволить врагу собрать силы, а затем разрушить туннели, чтобы блокировать продвижение и нанести максимальные потери. После завершения, отступить к Вратам Предателя.
Все пошло не так, как планировалось. Враг продвинулся дальше и с большей силой, чем ожидалось: рабы-мутанты, полумашины, твари, которые носили броню, но передвигались по земле на четырех лапах, как псы. Никаких засад, никаких подготовленных огневых мешков или сражения, просто внезапная, бегущая волна. Болты врезаются в обработанный камень. Хрипы, крики и грохот взрывов, доносящиеся из чрева туннелей, оглушали, сотрясали череп Диоса внутри шлема. Сдержать их было невозможно, был только шанс замедлить достаточно надолго, чтобы хватило времени установить заряды.
— Во славу Дорна и Императора! — этот клич эхом отдавался в его ушах, а затем вырвался из горла, когда он выстрелил в наступающий поток. Затем грохот разрывных снарядов, белый огонь и потоки тьмы.
Он вздрогнул от воспоминания. Оно было таким ярким и живым, что ему захотелось моргнуть. В шлеме загорелся дисплей. Информация на дисплее мерцала: красные значки, цифры, данные. Мгновение это ничего не значило для него. Затем все сфокусировалось. Его броня была цела, но разгерметизирована. Атмосфера вокруг оказалась пригодной для дыхания. В его руках не было оружия, оно больше не было связано с его броней контактами на перчатке. Его засыпало обломками. Он похоронен…
Погребен. Внизу, в червоточинах отбросов… внизу, в темноте, с бандами Похитителей дыхания и Гребущих монеты… внизу, где умрешь, если не будешь достаточно быстр, если будешь слаб.
Моргнув, он снова сфокусировался на дисплее. По системам брони еще струилась энергия. Подвижность сохранится. Иные фрагменты данных мигали красным перед глазами. Маркеры повреждений. Повреждений, нанесенных ему. Боли не было. Только красные импульсы и индикаторы на дисплее.
Ему нужно было двигаться. Он был жив. Это означало, что он может сражаться, может стоять рядом со своими братьями, может умереть лицом к лицу с врагом.
Лицом к врагу… а не так. Не в темноте, где бродят потерянные и слепые. Не умирать медленно, слыша лишь свое затихающее дыхание. Только не так, когда даже некому положить монеты на глаза после наступления окончательной тишины…
В этот раз мысли угасали медленнее. Он ждал. Сейчас он заметил металлический привкус в своем дыхании. Он начал двигаться, проверяя вес обломков, нащупывая рычаг, находя прорехи в покрывале из пыли и камня. Это была кропотливая работа, дюйм за дюймом, по одному движению за раз, пока полностью не освободились руки. Потом голова. И вот он уже стоит на коленях на полу туннеля, у основания горы из битого камня.
Его шлем пытался уловить хоть какой-нибудь свет, но темнота была почти непроницаемой, и поэтому мир вырисовывался в зеленом цвете. Воин оглядел себя. Кровь покрывала нижнюю часть его тела и левое бедро. Пыль смешалась со сворачивающейся кровью, но все еще прилипала к его пальцам, оставаясь влажной. Когда он двигался, в броне открывалась трещина, проходящая через брюшную пластину. Боли по-прежнему не было, только онемение. Это ненадолго. На полу лежали трупы. Куски брони. Он заметил болтер, наполовину погребенный под обломками. Диос вытащил и проверил его. Оружие было исправено, магазин наполовину полон. Он заменил магазин, достав из подсумка полный, подготовил оружие, затем встал на колени возле трупа, который лежал рядом с ним. Тело лежало лицом вниз, вентиляционные отверстия ранца были вывернуты и наполовину вырваны. Осторожно он перевернул фигуру в разбитой броне. Перед ним предстала безвольная мешанина раздавленной плоти и осколков керамита. В его зеленоватом зрении желтая броня выглядела почти черной. Диос увидел знак кинжала и щита, вырезанный на одном из осколков доспеха. Эмблема, которую он видел каждый раз, когда смотрел по сторонам, находясь в строю: Тасий, принятый вместе с ним в легион, боевой брат и брат по крови. Он склонил голову.
— Твоя жертва не будет забыта, — произнес он вслух.
— Никого из нас не вспомнят, сын Хтонии… — голос донесся из темноты, эхом отразившись от каменных стен. Диос вскочил на ноги, в руках он сжимал болтер, а голова и глаза искали цель.
Гелдрон застыл на месте, его слова утонули в темноте. Он услышал скрежет тяжелых сабатонов по камню, едва слишимый стук сдвигаемых каменных осколков. Сын Дорна был близко… наверное. В этих туннелях было трудно точно определить направление и расстояние. Говорят, здесь можно услышать дыхание мертвецов, почувствовать движение в горячем воздухе от их ухмылок. Катакомбы играли злае шутки с чувствами. Корчащиеся Боги создали туннели для своего бегства, так ему рассказывали, когда он еще мальчишкой бегал по ним с ножом в руках. Корчащиеся Боги создали их и превратили в паутину, чтобы ловить себе добычю: не было никакой возможности не издавать звуков, которые тут же эхом переносились из одного места в другое. В полу открывались провалы, ведущие к голодным пастям, раскрытым глубоко внизу. В темноте все звуки были призрачными. Ты мог чувствовать адский жар, поднимающийся из глубин, чувствовать зловонное дыхание существ, которые поджидали тебя. Древние, давно забытые истории. Он никогда не думал, что вернется, никогда не предполагал, что будет ждать движения воздуха или слабого звука, чтобы определить, где находится враг. Он никогда не думал, что вернется домой.
Гелдрон снизил мощность энергии, поступающей в системы брони, приглушил теплообменник и его жужжание прервратилось в тихое урчание. Пот начал покрывать кожу, капли стекали по лбу. Впреди виднелся свет, отблески красного и оранжевого, огненное свечение там, где какая-то дремлющая тектоническая сила пробивала себе путь через скальный пол. Она проходила прямо поперек туннеля. За ним тьма сгущалась, становясь более глубокой из-за контраста со слабым светом. Там виднелась фигура, притаившаяся на краю поля зрения. В размышлении он провел языком по зубам. Ему нужно подойти поближе. Здесь, в этих тоннелях, это был единственный способ убить врага. Подобраться поближе, выбить землю из под ног, а затем наброситься, быстро, безжалостно, вложив всю злость, пока не сможешь забрать последний вздох противника: таков был путь Хтойнийца.
— Ты родился здесь, не так ли? — спросил он, произнося слова вслух так, чтобы они многократно отражались от камня. Ни ответа, ни звука, ни даже шороха камня. Он начал приближаьться к призрачной фигуре. — Я тоже, давным-давно. Большинство новичков моего легиона никогда не видели Хтонию и не были здесь. Не то что ты и твои братья…
Еще чуть ближе… Он уже был почти уверен, что этота самая фигура в темноте. Ему нужно было удостовериться, нужно быть ближе. Это правило, по которому следовало жить: никогда не двигаться, чтобы убить, пока не будешь уверен, что твоя цель верна.
— Ты никогда не покидал этот мир, не так ли? — произнес он, позволяя звукам перекатываться и смещаться, заглушая звук его доспехов при движении. — Тебя взяли, отобрали, превратили в воина легиона и послали сражаться за землю, которая тебя породила. Хтония — это все, что ты знал. Вселенная любит пошутить. Молодая кровь в моем легионе пятнает себя именами и побрякушками, применяет словечки непонятного им языка банд, и это для того, чтобы стать истинными Сынами Хоруса, все для того, чтобы приблизиться к тем путям, на которых мы оба были рождены… — Он рассмеялся. Темнота вернула звук обратно, разбив его так, что он стал похож на хор смеющихся где-то за зоной видимости. — А есть ты. Тебя сделали воином, но ты потерял при этом все то, что сейчас хотят обрести мои новоиспеченные братья. Ни будет никаких блестящих посмертных монет на глаза, ни гребня на голове, чтобы подчеркнуть, что ты — воин по крови, никаких отметок на броне и коже, подтверждающих твои убийства… Только желтые доспехи, честь и сила, отлитые из камня как сам Рогал Дорн…
Гелдрон остановился. Он заметил в туннеля воина в боевом доспехе. Желтый цвет Имперских Кулаков, слабо подсвеченный оранжевым, просачивающимся из трещин в полу, выглядел тусклым и поблекшим в темноте туннеля. Гелдрон увидел, что воин был ранен, в левом бедре и животе. Это замедляло его, притупляло реакцию. Это хорошо. Он наблюдал за ним холодный и сосредоточенный. Ему просто нужно сделать выстрел — он сделает это по-старинке: отстрелит ноги, затем верхние конечности, затем казнит.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Вопрос эхом разнесся по туннелю, казалось, он доноссился со всех сторон, отражаясь от камня. Диос остановился. Значки в его шлеме переливались янтарным, черным и зеленым цветом. Он почти смог определить с какого направления доносился голос. Почти. В тишине шлема угасающий звук вопроса прозвучал ровно. Он осторожно протянул руку и отстегнул фиксаторы шлема. Данные перед глазами исчезли. Воин снял шлем и прикрепил его к поясу. Запах каменной пыли и пепла наполнил его первый вдох. Он закрыл глаза, позволяя воздуху туннеля осесть на его обнаженной коже. Не было ни малейшего дуновения ветерка, способного донести звук или запах. Туннель вокруг него разветвлялся в обе стороны. Эта часть была старой, сделаной с помощью плазменных резаков теми, кто первыми пробурил эту часть Хтонии. Здесь в воздухе витал пульс старого ядра мира.
Диос почувствовал колебания в своем сознании. Он был Имперским Кулаком. Он выжил там, где не выжили бы многие другие. Его разум впитал уроки и знания, влитые в него с помощью нейроинфузии и гипноиндоктринации. Его тело приняло заложенные в него гены и достаточно быстро адаптировалось, чтобы прежить ускоренный процесс создания. Многие не смогли. Он знал, что обычно этот процесс занимает в два или три раза больше времени, и за скорость, с который он и его братья достигли вознесения, пришлось заплатить. Сокращение процессов, сокращение времени восстановления, дозы препаратов для роста и нейроусиления превышали порог безопасности. Легион сделал все возможное, отбирая кандидатов, прежде всего, по физической выносливости и психической стойкости, но война за Хтонию, за Империум, нуждалась в воинах и не могла позволить себе терпения.
Кандидаты умирали на первых этапах имплантации, еще больше — когда включались психопроцессы. Полное разрушение личности, кровоизлияния в мозг, отключение нервной системы… Процент потерь был выше, чем от отторжения имплантов или смертей во время физической подготовки. Диос выжил, но за это пришлось заплатить. Большая часть его памяти стерлась, или, по крайней мере так казалось. Случалось, что она всплывала через случайные промежутки времени, словно его новое «Я» было лишь слоем, прикрученным поверх старых конструкций. Диос, как и остальные его братья, взял себе новое имя после вознесения. Отчасти это было связано с тем, что он стал частью VII Легиона, сбросив с себя остатки человека, коим он был прежде, а вместе с ним и омраченное наследние Хтонии. Частично это было связано с тем, что нужно было заменить то, что было утеряно.
— Диос, — ответил он.
— Диос? — его имя прозвучало как вопрос, словно эхо не поверило ему. — Это не то имя, оно не отсюда. Когда я спрашивал как тебя зовут, то хотел узнать имя, которое тебе дало это место.
Слова прыгали и танцевали в темноте.
Диос моргнул. Он не мог понять, откуда исходит звук. Вот только… было что-то еще, другой звук, скрывающийся под затухающим эхом, заглушенное металлическое урчание доспехов…
Он бросился в сторону — на полу туннеля разорвались болт-снаряды. Осколки камня отрикошетили от его брони. Звук катился и катился, врезаясь в него. Он поднялся на колени и открыл ответный огонь. У него не было четкой цели, но он видел вспышку от выстрела. Грохот его оружия смешался с канонадой врага. Сухой щелчок и последняя вылетевшая гильза возвестили о том, что заряды кончились, и Диос сменил позицию. Он увидел, как фигура в силовой броне отпрянула назад, выпустив еще один болт, увидел, как он разлетелся на куски во вспышке цвета морской волны и разорвался на стене. Другой воин отпрянул назад. Счетчик зарядов на болтере мигал красным. Диос вынул магазин и зарядил другой, но цельуже исчезла. Вокруг ничего не было, все окутывала темнота, поглотившая пламя недавних взрывов.
Он застыл на месте, и тут включились старые, до индокринрованные инстинкты. Он двинулся, отступая к теневому краю туннеля, и начал прокладывать себе путь вдоль стены. Светящиеся прожилки минерала, слишком бедные, чтобы их вырабатывать, разбавляли тени бледным светом. Момент после пережитого нападения всегда был самым опасным: чувства расслаблялись, защита ослабевала. В такие моменты можно быстро убить человека. Но он не позволит себе быть убитым так легко.
— Это паутина смерти. Живым не выбраться, не заплатив смертельную цену, — воскликнул он.
— Итак… — Гелдрон улыбнулся. — Значит, ты понишь пути Хтонии.
— Ты умрешь здесь, внизу, предатель. Я вырву дыхание из твоего горла.
— Щедрое предложение, — ответил Гелдрон. Он вбежал в другой туннель, на этот раз более широкий и более темный. В его болтере закончились патроны, подсумки были пусты. Он достал нож. — Но я не собираюсь стать твоей кровавой платой Тьме.
Он остановился, выглянул из-за угла. Впереди маячили отсветы, столб тусклого света, падающий в шахту из верхнего мира. Он увидел размытые очертания маханизмов, порталы, прикрученные к стенам, застывшую громаду буровой установки, нос которой все еще был воткнут в скалу. Её проводка и системы были вырваны, а остов очищен от всего ценного. Он двинулся к свету. Шахта, из которой он исходил, была узкой, ширины едва хватало, чтобы просунуть голову. Старая вентиляционная шахта, подумал он, пускающая менее загрязненный воздух в подземный мир шахт, чтобы шахтеры могли дышать. Это было очень давно, еще до Хоруса, до Императора и всех тех, кто придет после. Хтония была истощена, изрыта и превратилась в свой собственный аналог ада. Человечество боролось за выживание и за последние куски мяса, которые еще оставались на теле планеты. Когда пришел Великий Крестовый Поход, единственное, что можно было взять из шахт — это кланы бандитов, способных восполнить недостаток рекрутов и уроки насилия, которые они могли преподать воинам Императора.
— Из какого ты клана? — спросил Гелдрон, поднимая свой болтер и снова двигаясь вперед.
Диос наклонил голову. Голос был ближе, чем он ожидал. Даже несмотря на то, что туннели создавали фантомные звуки, он был уверен, что враг рядом.
— Я из Имперских Кулаков, — отозвался он, двигаясь за эхом, чтобы скрыть звук доспехов и шагов. — Это мой единственный клан.
Ответом ему стал смех, переходящий в эхо.
— Я из Хранителей Истины. Мы, Железные Зубы и Безглазые, были теми, кого боялись, когда я был здесь. Теперь все они исчезли, пожранные временем, но это не позорно. Туннели враждебны, и в них не рождаются хорошие сыновья.
Диос увидел впереди свет старой вентиляционной шахты. Вдоль стены тянулись полуразрушенные проходы, а в скале все еще торчала мертвая буровая установка. Он замедил шаг. Он узнал это место. За потоком гипноимплантированного знания он увидел обрывок воспоминания: он стоял в проходе, держа клинок, рядом с ним был бандит, наблюдавший за движением фигур по туннелю, где он сейчас стоял. Он подошел к останкам буровой установки и провел рукой по ее боку. Пальцы нащупали выцарапанные на металле знаки банды. В памяти всплыли другие воспоминания, места, через которые он проходил, когда был человеком. Его разум раскрывался.
— А знаешь ли ты, почему мы это сделали? — раздался голос врага. — Почему восстали против Императора?
Гелдрон остановился. Он вернулся на перекресток, где отверстия туннелей раходились в разные стороны. Он не заблудился. Он не мог заблудиться. Его память работала как идеальное хранилище образов, а чувство направления было безошибочным — оба дара геносемени Императора. К этому добавлялось его обостренное восприятие катакомб, которые были для него колыбелью, а значит, он был совершенно уверен, что не заблудился. Однако, он не нашел Имперского Кулака — каким-то образом тот исчез.
Он ждал ответа Диоса, позволяя пройти секундам, прежде чем заговорит снова.
— Мы восстали против Императора, потому что он предал нас.
— Вы — предатели, — прозвучал ответ. — Ваши мотивы не имеют значения.
Он повернул голову, следуя за звуком. Гелдрон обнаружил его. И побежал.
— Мы создали для него Империум, — прокричал Гелдрон. Теперь он ощущал гнев в своих словах, выплевывая их из горла. — Мы проливали кровь, погибали и оставляли свою человечность ради него. Благодаря нам он стал Императором, а не просто очередным военочальником, как те, что погибли в этих туннелях. И где награда? Стать изгоями, уйти в тень, после того как мы исполним Его кровавые дела.
— Это ложь, — Диос почувствовал, как от его отрицания завибрировали стены вокруг. Он добрался до того места, которое помнил. Он огляделся. Дневной свет проникал через отверстие шириной в кулак, усиливая свечение расплавленной породы из трещены, идущей вдоль стены туннеля. В воздухе висела пыль, клубясь в тенях там, где встречались дневной свет и свет породы. Его собственная тень висела перед ним, силуэт, словно образ души, вырванной из тела.
— Ложь? — прозвучал голос предателя. — Кто ты такой? Тебя зовут Диос, но я уверен, они дали тебе это имя, когда закончили вливать в тебя гипнознание и геносемя. Когда-то на создание легионеров уходили годы. Теперь их выпускают с конвеера, словно пули. Чтобы их потратить. Если ты думаешь, что я лгу, то посмотри на себя и на то, где мы находимся сейчас. Ты не был создан, чтобы выжить в этой войне.
— Я был создан, чтобы защищать Империум, — ответил Диос.
— Империум! — рассмеялся Гелдрон, сжимая в руке нож. — Мы и есть Империум! Без нас он ничто. Мы восстали против лжи! — он увидел впереди свет: дневной сверху, свечение магмы снизу, и вместе с ними — размытые очертания во мраке. Тень в туннеле перед ним. Теперь он бежал. Он покончит с этим с помощью ножа, бритвенноострого, рвущегося из темноты. — Ты этого не увидешь, потому что слеп к истине, но в этой войне мы, Сыны Хоруса, оскорбленные и праведные.
Гелдрон выпрыгнул из темноты. Клинок в его руке был готов вонзиться в рану на боку Имперского Кулака, погрузиться глубоко, разорвать плоть и проникнуть внутрь, когда Гелдрон собьет другого воина с ног и повалит на землю, и начнет колоть, рубить и разбивать в кровавое месиво, пока не останется только выпотрошенное тело и он сам, стоящей над ним, тяжело дышащий. Когда его убийство будет совершено…
Вот только врага там не оказалось. Вокруг Гелдрона закружились тени. Играс света с ними, образовывали в воздухе призраков. Он почувствовал, как звук его собственных доспехов и дыхания отражается от выступов породы, почувствовал, что моргает от шока.
Болты ударили по ногам сбоку, отбросив его назад, броня треснула. Заряды пробили керамит с силой, ломающей кости. Он упал, перекувырнувшись. Мир заполнили белые и черные осколки боли.
Диос вышел из темноты и двинулся вперед, продолжая стрелять. Он выпускал болты в ноги Гелдрона, взрывами разрывая их на куски. Он вынул магазин из оружия, отбросил в сторону и перезарядил. Гелдрон попятился назад, волоча куски ног за ленты сухожилий. Он все еще сжимал нож в правой руке. Он сгруппировался, изогнулся, чтобы метнуть его. Диос навел болтер и выстрелил. Болт пробил руку Гелдрона. Остатки ножа отскочили от стены. Еще одна вспышка боли. Разлетелась кровь, черная в оранжевом свете, и начала стекать на пол. Диос продолжал идти вперед, неторопливо, безжалостно, с болтером наперевес. Гелдрон видел кровь на лице воина, холодные каменные глаза. Хтониец. Хтониец по крови. Диос стоял над ним, и Гелдрон знал, что следующая вспышка оторвет ему голову, а затем разорвет грудь, уничтожая его, кровь брызнет вверх, оставляя следы на желтых доспехах, выглядящих черными… Старый способ, способ убийства, который говорил, что враг не достоин чести банды, ни достоен монет на глаза, чтобы отразить темноту, смерть предателя.
Гелдрон оскалился, показав окровавленные зубы. Палец Диоса начал давить на спусковой крючок. Гелдрон поднял нож, который он прикрывал своим телом…
Диос увидел вспышку лезвия и выстрелил, но лезвие уже вонзилось в его колено и пробило заднюю часть сустава. Он упал, снаряды разлетелись во все стороны, раскалывая камень.
Но он не успел увидеть, как Гелдрон настиг его, потянул вниз, прижал его болтер к себе. Брызнула кровь, когда Сын Хоруса приставил острие ножа к челюсти Диоса. У Диоса была лишь секунда, достаточно долгая, чтобы увидеть путь, который он прошел до этого момента, но недостаточно долгая, чтобы сделать вдох.
Он видел себя, бегущего по этим туннеля. Они видел лица своих братьев, облаченных в желтое, отмеченных кулаком, который означал, что они умрут, но никогда не дрогнут, братья по крови и войне. Он всегда был готов к смерти, кровь врага окрасила его руки, и последний воздух из легких выдыхался в тишину, которая ждала его там, где нет света. Этот момент настал, последний вздох сделан, последние дела совершены. Все могло быть инчае. Все могло закончиться раньше, закончиться до гордых кланов и вождей, о которых никто не вспомнит, как и о дураках на войне предателей.
Он знал, что вся влитая в него биохимия, все гипнообучение, уроки истории легиона и догматы чести не имеют значения, ни сейчас, ни в настоящем. Важно лишь то, что он закончил свою жизнь воином Имперских Кулаков, верным по крови, непокорным сыном Рогала Дорна и Хтонии.
Он сделал последнее усилие, попытался освободиться, поднять свое оружие. Последнее, что он почувствовал, стало лезвие ножа под подбородком.
Гелдрон откинулся назад, вытаскивая нож. Он чувствовал лишь запах крови: своей и мертвого воина рядом с ним. Внезапно все стихло. Боль утихла, превратившись в онемение на краю сознания, признак того, что было нанесено слишком много повреждений, и теперь его тело почти уже отринуло все, что не могло исцелить. Он выронил нож. Мертвый воин смотрел в потолок открытыми, но невидящими глазами.
— Выхода не было, — произнес Гелдрон. Его голос эхом разошелся в темноте. — Ты сказал, что это паутина смерти, и ты был прав. Все туннели переплетаются между собой или ведут в тупик. Мы так или иначе собирались здесь умереть, ты и я, — он сделал паузу. Его зрение блекло и расплывалось по краям. Он чувствовал только привкус меди и железа. — Ты первым достиг края… но ты хорошо сражался, — продолжил он, улыбнувшись. Гелдрон почувствовал, как по его губам потекла кровь. — Никогда не думал, что для меня все закончится здесь. Возможно на Терре или в каком другом месте, но не здесь, в тишине. Умереть просто истекая кровью, как все остальные, кто пришел раньше… Хтонийцем был, им и остался, — он моргнул и понял, что едва может снова открыть глаза, а когда все таки открыл, все вокруг стало серым с черной каймой по краям. Его ждала тишина.
Теряя силы, он заставил руку переместиться к шнурку на шее и вытянуть его на свободу. Зеркальные монеты выглядели бледными в опускающейся ночи его мира. Он долго смотрел на них, потом взял окровавленными пальцами и медленно положил на глаза Диоса. Он лег на спину, чувствуя, как его наконец окутывает тьма.
Гэри Клостер. БАНДЫ ПОДЗЕМЬЯ
Болтерный снаряд вонзился в каменную стену рядом с головой Крия и сдетонировал, расколов камень в острую, как бритва, шрапнель, с хрустом отлетевшую от шлема Имперского Кулака.
—
Град болтов пролетел мимо Крия, и шахту заполонили осколки камня вперемешку с клубами пыли. Один угодил ему в ногу, но срикошетил от толстого керамита брони и разорвался в воздухе. Легионер заворчал и сменил позицию, бросившись в одну из проеденных коррозией дыр в массивной стальной трубе, протянувшейся вдоль одной из стенок туннеля. Металл поглотил часть вражеского огня, но за неровным краем укрытия легионер всё ещё мог разобраться в том, что происходит вокруг.
Несколько древних люменов едва светились сквозь густой от пыли и дыма воздух. Визор брони Крия прорезал мрак и дымку, позволив Астартес разглядеть предателей, что приближались к нему по туннелю: пятерых Сынов Гора, чьи доспехи цвета морской волны блестели в неровном свете.
Император свидетель, как же он ненавидит этот цвет.
— Пятёрка Сынов впереди, — доложил Крий сквозь шум вокса в ушах, надеясь, что товарищи по отделению слышат его. Туннель проходил прямо под древней атомной электростанцией, питавшей эту шахту, и его толстые экраны из стали и бетона размывали вокс-передачи до практически полной бессвязности. — Направляются ко мне. — Он послал очередь вниз по туннелю, болты врезались в броню одного из предателей во вспышке ослепительных искр, и стальная труба задрожала под ответным огнём Сынов Гора.
Крий что-то заметил, как раз перед тем, как увернуться от вражеских болтов. Его визор отреагировал на невысказанную команду и открыл окошко в уголке, воспроизводя последние несколько секунд. Нечто, скрывавшееся в дымке, шевельнулось ещё раз. Точнее, некто. Смертные, что прятались за массивными бронированными фигурами.
— Пять Сынов и несколько смертных позади них. Безоружных, без доспехов. — Болтерный снаряд пробил тонкую часть трубы и ударился между обеих стенок, прежде чем взорваться позади Крия. — Каковы приказы? — спросил он, зная, чего хочет сам. Хочет атаковать этих мятежников, паля из болтера, пока тот не раскалится, пока болты не пробьют вражеские доспехи и не вгрызутся в плоть под ними…
Как долго он был на Хтонии, этом гнусном куске камня, породившем изменника Гора? Как долго он сражался против его Сынов, сначала в башне Врат Предателя, а затем и в этом запутанном лабиринте туннелей, вырубленных в скале под исполинским городом-ульем? Как долго задыхался от пыли, тьмы и смерти?
Слишком долго, настолько, чтобы Крий пресытился и пылью, и тьмой, но вот что касается смерти… о нет. Он мог бы пировать смертью до тех пор, пока не погаснут все звёзды, а Вселенная не погрузится в ночь… или пока не прикончит всех Сынов Гора до единого.
—
Держать позицию. Крий стиснул зубы за забралом. Не тот приказ, который бы ему хотелось услышать, но Либер вновь и вновь показывал, кто здесь командует.
— Держу, — отозвался Крий и снова вышел из укрытия. Сыны медленно приближались к нему — видимо, подозревая, что остальная часть его отделения находится позади него и пытается заманить их в западню. Ориентируясь на показания встроенных в доспехи устройств слежения, Крий знал, что его братья на подходе, однако они выбрали иной маршрут — не тот, которым прошёл он сам, когда столкнулся с отрядом изменников. Если бы они рванулись по его пути — то уже были бы здесь, но у Либера, похоже, были иные соображения. Крий послал в сторону Сынов Гора шквал из стали и пламени, заставив их остановиться и открыть ответный огонь.
Болты хлестали вокруг него, разбивая камень и проржавевшую сталь, но легионера они не заботили. Один из его выстрелов угодил Сыну Гора в грудь и отбросил его назад, удар расколол броню Астартес. Крий сосредоточил стрельбу на поверженном человеке, пытаясь пробить ослабленный боевой доспех, но один из его товарищей ухитрился выпустить снаряд в боковину шлема Имперского Кулака. Взрывной заряд разорвался, откинув голову Крия назад, и на какое-то мгновение всё вокруг потемнело. И всё же его тело, изменённое благодаря священному геносемени, помогло легионеру вернуться в сознание прежде, чем он рухнул на грубый каменный пол.
Собравшись с силами, Крий перекатился, слыша звуки выстрелов вокруг себя, но не имея возможности ничего увидеть. После близкого взрыва его повреждённый визор искрил массой статических помех. Изрыгая проклятия, легионер приказал своей броне разблокировать защёлки шлема и сорвал его с головы.
Глаза Крия моментально адаптировались к окружающей обстановке, и Кулак тут же увидел, как Сыны бросаются на него. Зарычав, он выхватил гранату и швырнул её в сторону атакующих. Она взорвалась с грохотом, эхом прокатившимся по шахте, и двое бойцов Шестнадцатого рухнули наземь, а остальные застыли на месте, шатаясь из стороны в сторону. Крий поднял болтер и выстрелил, целясь в предателя с треснутым и погнутым нагрудником. Выстрелы Кулака попали в его повреждённую кирасу, и Сын Гора отлетел назад, его броня вмялась в тело, и следующие разрывные снаряды проникли внутрь. Брызнула кровь, и в дульных вспышках болтеров Крий смог увидеть, как она окрасила зелёный доспех в ярко-красный цвет.
А затем за ними явился сам ад.
Взревело пламя, омывшее предателей. Огонь не достиг Крия, но он почувствовал его убийственный жар и был вынужден закрыться рукой, чтобы защитить глаза. Сквозь закованные в броню пальцы Имперский Кулак видел, что Сынам Гора больше не до него — по их телам прокатилась новая огненная волна. Из пламени вышла фигура в жёлтых доспехах, чьи золотые детали сияли в огненных сполохах, огромная перчатка на её руке затрещала силовыми разрядами, когда владелец взмахнул ею и врезал предателю в подбородок. Со вспышкой высвобожденной энергии шлем изменника разлетелся вдребезги вместе с его головой, после чего всё, что осталось от легионера, отлетело в сторону.
— Во славу примарха! — взревел сержант Либер, когда остальные бойцы его отделения устремились вперёд, паля из болтеров.
— Во славу легиона! — вторил ему Крий, когда его оружие запело.
Хруст бронированных ног и грохот падающих кусков камня казались тихими после рёва болтеров. В этой почти-что-тишине Крий сделал глубокий вдох, что принёс с собой ароматы каменной взвеси, взрывчатки, горючего для огнемёта и палёной крови.
— Тут мертвец, — заметил Даррио, глядя на маленький обугленный труп, лежавший посреди туннеля.
— Мертвецы меня не интересуют, — отрезал Либер. — Найдите живых.
Сержант стоял в сопровождении Милона, другого ветерана 212-й роты. Крий, Даррио и последний боец отряда, Элайя, входили в состав различных отделений 532-й роты, пока медленное истощение в этой долгой и изматывающей битве с Сынами Гора не заставило ротных командиров собрать воедино новые отделения из уцелевших.
Крий разглядывал разбросанные по всему туннелю трупы предателей, желая пристрелить каждого из них ещё раз.
— Крий, Даррио, Элайя. Отыщите смертных.
Крий кивнул. Он не видел ни малейшего признака простых людей с тех самых пор, как они промелькнули перед его взором в самом начале боя. Будь они умнее, бежали бы со всех ног после первых же болтерных залпов. Но легионерам в любом случае следовало проверить, удастся ли их найти.
Эти туннели-шахты принадлежали обитателям подулья — сброду бандитов, изгоев и мутантов, скрывавшихся от миллиардов людей, которые поддерживали работу возвышающегося над ними гигантского улья. Большинство из них сбежали, когда началась битва между Имперскими Кулаками и Сынами Гора, но некоторые всё ещё прятались на ничейной земле, лежавшей между оборонительными позициями Седьмого и осадными линиями Шестнадцатого легионов. Кулаки по большей части прогоняли жителей подулья, оставив тех немногих, кто продемонстрировал потенциал стать новобранцами легиона, однако Сыны время от времени использовали их в качестве шпионов и разведчиков.
Крий двинулся на поиски смертных, холодный воздух касался кожи его лица, такого незнакомого после столь долгого ношения доспехов. Его шлем болтался на поясе, с одной стороны красовалась здоровенная дыра. Кулак никак не мог носить его, пока не отнесёт шлем в ремонт сразу же после возвращения.
Они рыскали по этим проходам на протяжении нескольких дней, разыскивая свидетельства того, где Сыны Гора смогут организовать следующую атаку, высматривая слабости в позициях предателей и нанося на карту запутанную сеть штреков и ремонтных туннелей — последнее занятие здорово помогло им сегодня. Одна из этих карт поведала сержанту Либеру о боковом проходе, который позволил ему ударить по изменникам с фланга и уничтожить их — что было в равной степени приятно и полезно.
Вопрос, однако, заключался в другом: а что вообще здесь делал этот отряд предателей вместе с группой смертных?
Шахта была пуста. Крий посмотрел на трубу, в которой укрывался, и шагнул прямо в одну из проржавевших дыр в её боку. Повсюду царила непроглядная тьма, но в конце концов он кое-что услышал. Влажный хруст, звук вонзающегося в плоть клинка. Крий двинулся вперёд — хруст повторился, а затем прозвучал ещё раз. Как только легионер приблизился к цели, его глаза разглядели тени маленьких фигур, согнувшихся вокруг великана. По невысказанной команде на броне Крия вспыхнул фонарь, и изломанная труба наполнилась светом.
У изогнутой стенки трубы стояли двое смертных: мужчина и молодая женщина, оборванные и грязные. Металлические ошейники охватывали их шеи, вдобавок обоих сковывала цепь, ведущая к растянувшемуся на спине Сыну Гора. Броня последнего была разбита болтерным огнём, обнажившим голову, шею и часть груди. Ещё одна смертная женщина, постарше своих товарищей, склонилась над легионером, её короткие волосы практически полностью поседели. В своих тощих руках она сжимала клинок предателя, боевой нож, больше похожий на меч. Старуха вознесла нож над головой, чтобы ещё раз вонзить его в лицо мятежника.
— Бросай клинок, — приказал Крий, его болтер нацелился прямо на ошейник, свивавшийся вокруг её шеи.
Бабка остановилась, высоко подняв лезвие ножа, и её губы раздвинулись с рычанием, обнажив кривые зубы.
— Брошу, когда буду уверена, что он сдох!
Палец Крия зашевелился на спусковом крючке, практически готовый нажать, но… В его голове промелькнуло воспоминание, столь старое и странное, что казалось, будто бы это происходило с кем-то другим. Проблеск жизни до его вознесения, когда он и сам был таким же смертным отбросом. Образ мужского лица, разлетающихся во все стороны крови и зубов, когда тяжёлый стальной гаечный ключ врезался в него ещё и ещё.
Затем воспоминание исчезло так же быстро, как появилось, и Крий нажал на спусковой крючок.
Прогремел болтерный выстрел, и голова Сына Гора разлетелась кроваво-красными сгустками, забрызгав женщину кровью и ошмётками плоти.
— Он сдох, — прокомментировал Крий и вырвал нож из её рук.
— Избавиться бы нам от них, — заметил Милон, постукивая пальцами по рукояти ножа и глядя на коленопреклонённых смертных.
— Я хочу знать, что они здесь делают, — сказал сержант Либер. Он занимался сортировкой оружия, захваченного у Сынов Гора, а Даррио и Элайя помогали ему упаковывать то, что ещё можно было использовать. Осада Хтонии продолжала затягиваться, и единственным доступным для Имперских Кулаков способом пополнения запасов становилось трофейное снаряжение, взятое с мёртвых предателей.
— Убить нас хотят. — Милон был хорошим бойцом, ветераном, владевшим огнемётом с точностью апотекария. Но вот объекты для своей ярости он выбирал далеко не столь точно. — Лакеи Сынов, бросившие вызов Императору. Смерть — вот единственный ответ на подобное.
— Лакеи? — спросил Крий, поднимая цепь, которую сорвал с Сына Гора.
Милон повернул к нему свой шлем. Он только что спас его, Крия, жизнь, и Крий был уверен, что Милон готов биться с предателями до последнего вздоха, чтобы защитить любого из своих братьев-Астартес. Эта самоотверженность не имела ничего общего с тёплыми чувствами; Милон никого не любил. Впрочем, он испытывал уважение к Либеру, и когда сержант заговорил, Милон проглотил всё, что собирался высказать Крию.
— Союзники, да вот только недобровольные. — Либер подошёл к закованному в цепи человеку. Тот был крупным для смертного, но по сравнению с облачённым в броню сержантом казался ребёнком. — Скажи-ка мне, смертный, какую долю Сыны Гора уготовили тебе?
В глазах мужчины читались дикость, страх и гнев. Глядя на него, Крий вспомнил ту самую картину, что совсем недавно мелькала пред его мысленным взором. Фонтан из крови и зубов, а также ненависти и ужаса. Затем человек закрыл глаза, отказываясь смотреть в укрытое бронёй лицо Либера.
— Они бесполезны, сержант, — процедил Милон, — разумнее будет прикончить их и посвятить время поискам патруля Сынов самостоятельно, нежели слушать ложь предательских прихвостней. — Имперский Кулак бросил взгляд на цепь, которая связывала людей воедино. — Или рабов, — прорычал он полным презрения голосом, — без разницы.
Крий проигнорировал её и посмотрел на старуху. Кровь струилась по её коже, тёмно-красная кровь легионера, и что-то внутри Крия сжалось при осознании того, что кровь предателя такого же цвета, как и у него.
— Ты, — сказал он, подавляя свой гнев, — явно не испытываешь тёплых чувств к Сынам Гора.
— Нет, — ответила она тонким, тихим голосом. — Я не питаю любви ни к кому из вас, Ангелы Пустоты. Ни к тем, Зелёным, ни к вам, Золотым.
— Они даже не понимают предательства Сынов, — проворчал Милон.
Крий рассматривал женщину, не обращая внимания на брата. Она попыталась посмотреть на него в ответ, однако не могла долго выдерживать взгляд Астартес.
— Нас ты не любишь, — сказал Крий, — но в то же время не чувствуешь такой ненависти, как по отношению к Сынам Гора.
— Нет.
— Отчего же? — спросил Крий, не сводя с неё глаз.
— Потому что… — начала она тихим голосом, но затем её речь наполнилась яростью. — Потому что они причиняют боль мне и моим людям. Взяли наши туннели, а затем нарекли нас ворами за то, что мы копались в недрах шахт. Они поймали нас и сделали нам больно.
Зубы и кровь. Воспоминание вновь вспыхнуло в голове Крия. Большая часть его смертного прошлого забылась и ушла. Исчезла, как исчезло его некогда слабое тело. Но это воспоминание, образ крови и зубов, каким-то образом сохранилось, словно обломок кости, застрявший меж зубами его разума.
Когда-то он был бандитом, ребёнком, боровшимся за выживание в глубоком подземье Некромунды, и угодил в лапы конкурирующей банды. Его поймали и пытали. Пленника собирались убить, но он вырвался на свободу. Ему следовало спасаться бегством, но вместо этого малец подобрал разводной ключ и безмолвно проник в мрачное логово банды соперников, пока не нашёл их главаря, того самого, что бил сильнее всего, и не обрушился на него со своим импровизированным оружием…
Это всё, что осталось в его воспоминаниях. Крий не знал, что произошло потом, не знал, каким образом он пережил свою кровавую месть. Последующие отголоски былого не обладали достаточной силой, чтобы сохраниться в памяти. Только воспоминание о страхе, ненависти, пленении и беспомощности. Только оно продолжало приходить к нему.
— Сыны Гора, «зелёные». Они сделали тебе больно. Теперь ты хочешь их убить. — Старуха молча кивнула, и Крий протянул руку, схватив грубый металлический ошейник у неё на шее. Бронированные пальцы легионера, ловкие и сильные, сломали металл, даже не поранив тонкую кожу смертной. — И мы тоже. Мы хотим прикончить их всех.
Человек, который вёл смертных — мужчина по имени Ак — оказался тем самым обугленным трупом на полу туннеля. Уцелевшего мужчину звали Крайт, а седовласая женщина отзывалась на имя Бетре.
— Когда нас поймали Зелёные, они собирались нас убить. Но Ак решил поторговаться. — Старуха отпила глоток воды из фляги, которую вручил ей Крий, и передала её своей молодой спутнице по имени Ним. — Ему следовало позволить им убить нас. Лучше сдохнуть, чем жить в оковах, но Ак боялся смерти. — Бетре плюнула в сторону его тела.
— На это у нас нет времени, — проворчал Милон, но Либер поднял руку, и ветеран угомонился.
— Что за сделку заключил Ак? — спросил Либер. Взгляд Бетре метнулся в сторону Крия, и тот кивнул ей.
— Ак рассказал им, что нам хорошо знакомы все эти туннели, как вверху, так и внизу, пути туда и обратно, все секретные тропы. Поэтому Зелёные спросили, ведом ли ему способ обойти вашу оборону, ну, Ак и сказал, что да.
Милон зарычал, а Ним издала странный звук, представлявший собой нечто среднее между всхлипом и звериным рыком.
— Как? — спросил Крий.
Бетре подняла руку и указала на громадную трубу.
— Стальной туннель уходит в камень, но затем выходит на восьмигранную шахту, которая ведёт на поверхность.
— Я знаю это место, — пробормотал Крий, — оно располагается далеко за нашими оборонительными линиями. Рядом с помещением, где мы храним боеприпасы. Если бы Сыны Гора оказались там… одна-единственная граната могла бы пробить брешь на территории Имперских Кулаков и уничтожить большую часть боеприпасов, что хранятся в том секторе.
— Сегодня мы обрели благословение, братья, — произнёс сержант Либер, глядя на тела Сынов. — Мы отказали этим изменникам в великой победе.
— Ну типа того, — заметила Бетре. — А что вы собираетесь делать с теми, кто преследует нас?
— Вот здесь. — Бетре указала на точку, где пять линий, обозначающих туннели шахт, пересекались в одном помещении. Легионеры нацарапали грубую карту на полу туннеля своими боевыми ножами, чтобы её могли изучить смертные. — Вот где они разделились. Эти, — она махнула рукой в сторону трупов Сынов Гора, — заставили нас идти впереди и показывать дорогу. Другие же отправились на охоту за группой Золотых, вроде вас.
— Нарус вёл отделение через этот район, — заметил Либер. Сержант повернул свой шлем к женщине, его линзы блеснули в слабом свете. — Сколько ещё там было Сынов Гора?
— Десять, — ответила она.
— Два к одному, — прорычал Милон. — Мы убьём их всех.
Либер кивнул, а затем повернулся, чтобы осмотреть расположенную позади трубу.
— Болтеры. Огнемёт. Несколько гранат. Мы не можем позволить себе засыпать этот туннель камнем. — Он оглянулся на своих братьев, сжимая массивные пальцы силового кулака. — Нам придётся сделать это, и очень кроваво.
Крий и остальные подняли свои болтеры.
— Ради примарха мы убиваем!
— Ради легиона, — сказал Либер, — мы побеждаем.
По имплантированному в ухо воксу Крий слушал, как Либер пытается передать команду, но слышал один лишь треск помех. Они были одни, и другие Имперские Кулаки ничего не знали о том, что их ожидает, если отделение Либера погибнет. Крий уставился на своего сержанта, и по положению его плеч вполне мог прочесть намерения командира. Выбор должен был пасть на кого-то из отделения, и Крий опасался, что из-за сломанного шлема эта доля выпадет ему.
— Наших братьев следует предупредить об этой угрозе, — начал Либер. — Даррио, ты пойдёшь по этой тайной тропе со всей возможной скоростью. Если прорыв случится там, где говорят эти бандиты, расскажи о ситуации нашим братьям. — Даррио медленно кивнул, и Крий хлопнул его по плечу, понимая боль брата из-за его вынужденного отстранения от боевых действий.
— Но вас должно быть больше, чем один, — продолжил Либер, — на случай, если эти смертные лгут или ошибаются. — Бетре нахмурилась, а Крий снова сосредоточил свой взгляд на командире. — Кто-то должен принести весточку и тем путём, которым мы пришли. — Шлем Либера повернулся в сторону Крия и Элайи, после чего взор сержанта остановился на Крие. — Сегодня ты хорошо поработал для нас, брат. Готов ли ты сделать это снова?
— Я готов.
Либер кивнул.
— Элайя. Быть по сему.
Имперский Кулак кивнул, а затем мрачно улыбнулся Крию.
— Убей их всех, брат, — сказал Элайя.
Крий кивнул, после чего Элайя и Даррио двинулись дальше, направляясь вниз по туннелю шахты и проржавевшей трубе, пока не исчезли во тьме.
Либер не стал наблюдать за их уходом.
— У нас мало времени. Необходимо подготовить позицию, которая позволит заблокировать и сломить предательское отребье.
Крий опустил голову в согласии, но тут его взгляд остановился на смертных, притаившихся у края туннеля.
— А что насчёт них?
— Они предадут нас, если мы их отпустим, и станут обузой, если останутся, — проворчал Милон. — Прикончи их, как я и предлагал.
Пока брат высказывался, Крий наблюдал за пленными бандитами. Крайт пошевелился, мужчина попытался скрыть это незначительное движение, однако его подготовка к бегству для Крия была столь же очевидной, как и крик для его органов чувств. Столь же прозрачными были его намерения и для Бетре. Старуха хлопнула Крайта по руке, предостерегая более крупного мужчину, однако сама не отводила глаз от Крия.
— Эти Зелёные сторговались с Аком, а после сковали нас. Думаешь, мы побежим к ним?
— Нет, — ответил Либер, оглядывая туннель и планируя план действий. — Но однажды они уже поймали вас.
— Только не теперь, — прорычала она. — Дайте нам эти пушки. — Она кивнула в сторону болтеров, которые легионеры забрали у Сынов. — Мы будем сражаться.
Милон рыкнул что-то слишком злобное, чтобы это можно было принять за смех, однако Крий с интересом посмотрел на старуху.
— Здесь, с вами — нас сцапают, — начала она, — но эти туннели… Я же говорила, мы прекрасно знаем их. Мы сможем ударить их сзади, пока они будут заняты разборками с вами.
— Трусы, — процедил Милон.
— Тактики, — возразил Либер. — Этот план близок к тому, что я приказывал вам во время боя с ними. — Он кивнул в сторону трупов, и Милон нахмурился, но промолчал. — Это мысль. Но выдавать непроверенным смертным оружие и отправлять их на задание — отнюдь не тот шанс, которым я готов воспользоваться.
Крий не сводил глаз с Бетре, которая уставилась на него в ответ. Её глаза горели ненавистью, и при взгляде в них легионеру отчётливо вспоминались кровь и выбитые зубы.
— Я понимаю, сержант. Но я верю, что она помогла бы нам, если бы могла.
Либер прекратил осмотр туннеля и повернулся к Крию.
— Ты прав. Вполне вероятно, всё так и есть. — Он указал на груду оружия, которое они забрали у Сынов Гора. — Бери то, что смертные, как тебе кажется, смогут унести, и отправляйся вместе с ними. Мы с Милоном остановим предателей, если они каким-то образом попытаются прорваться мимо нас. Пустите врагам кровь, замедлите их. Мы должны дать Элайе и Даррио время, чтобы вернуться и рассказать остальным.
Уйти со смертными, оставив Либера и Милона сражаться с предателями в одиночку? Крий имел в виду совсем не это, но… Он бросил взгляд на Бетре, глаза которой пылали жаждой крови. Он действительно поверил в то, что сказал. Крий подошёл к груде оружия, вытащил болтер, болт-пистолет, пару боевых ножей и несколько дымовых гранат, сложив их в рюкзак.
— Это для нас? — поинтересовалась Бетре.
— Если отведёшь меня к этим предателям, то да, — ответил легионер, и старуха уверенно кивнула, сжав кулаки.
— Смертные бесполезны, — проворчал Милон. — Если даже они не обратятся против нас, то убьют самих себя этим оружием прежде, чем хоть кого-то из Сынов.
— Возможно, — согласился сержант Либер. — Однако лучшая защита требует наличия нескольких стен. Некоторые из них столь же прочны, как и наши доспехи. Другие… — он посмотрел на Бетре и присевшую рядом с ней Ним, — мягкие, словно плоть, и хрупкие, как кости.
Смертные неслышно ступали по узкому проходу впереди Крия, в голове маленького отряда двигалась босоногая Ним, бесшумная и уверенная в себе, следом за ней — Бетре и Крайт. Что же касается Крия… он двигался отнюдь не так легко. Даже после того, как Астартес скрючился и попытался идти боком, его бронированные плечи всё ещё еле помещались между каменными стенами, вдобавок приходилось постоянно склонять голову, которая всё равно продолжала скрестись по каменным отложениям и перегоревшим люменам. Ещё больше пыли и темноты заставили Крия ненавидеть это место ещё сильнее.
Ведущая группу Ним остановилась у решётки в полу и посмотрела вниз. Затем она помахала Бетре, чтобы та присоединилась к ней — похоже, что старуха и девушка пользовались своим собственным языком жестов. Крий не слышал, чтобы Ним издавала хоть какие-то звуки, за исключением тихого рыка. Когда легионер подошёл к решётке, все его смертные спутники изучали располагавшийся по ту сторону провал во тьму, из необработанного камня торчали ржавые стальные скобы, напоминающие грубую лестницу. Затем все смертные уставились на Имперского Кулака.
— Он туда пролезет? — поинтересовался Крайт.
— Возможно, — ответила Бетре, — верняк, если снимет свою броню.
— НЕТ, — возразил Крий, и женщина едва заметно улыбнулась ему горькой улыбкой.
— Забудь.
Крайт схватился за стальную решётку, пытаясь поднять её; легионер заметил, как тяжело приходится смертному, так что он протянул руку и отбросил преграду в сторону. Ним нырнула в дыру и начала спускаться вниз.
— Мы почти у цели, — предупредила Бетре, взмахом руки велев Крию следовать за собой. — Туннель на дне ведёт обратно, наверх, и соединяется с тем, где мы оставили других ваших Золотых. Мы окажемся за спиной у Зелёных, как только они туда доберутся. Тогда вы поделитесь с нами оружием, лады?
Крий посмотрел на старуху. Кровь и зубы. Ненависть и страх. Он многое возлагал на память, на ощущение того, каково было быть смертным, как она, в прежние времена, давным-давно. Но теперь ничего иного не оставалось.
— Вперёд, — велел он, подождав, пока она исчезнет в темноте, прежде чем начать.
Стальные скобы застонали под весом Астартес, согнулись в его хватке. Стенки шахты царапали жёлтые наплечники его доспехов, бессильно вгрызаясь в керамит. Крий двигался медленно, стараясь не застрять. На полпути он остановился и прислушался. Боец слышал низкий стон стали, из которой была сделана грубая лестница, звуки спускающихся под ним Крайта и Бетре. Но за этими шумами скрывалось нечто куда более тихое, что-то более угрожающее. Практически незаметный треск камня; низкий дозвуковой стон, когда каменные стены сдвинулись и прогнулись. На шероховатой каменной стене появились трещины, тонкие, словно волосы, и практически невидимые для смертного, но не для генетически улучшенного взора Крия. Трещины расплывались по камню зубчатыми узорами молний, и по мере их роста Имперский Кулак ощущал в пальцах всё более и более сильную вибрацию.
— Бетре! Убирайся отсюда!
Это было всё, что он успел сказать, а затем шум внезапно усилился, камни лопнули с грохотом болтерных выстрелов, когда трещины начали раскрываться. Крий видел, как огромная каменная глыба начала отваливаться — Кулак знал, что она обрушится на смертных внизу и прикончит их. Рыча, он оттолкнулся назад, используя узость шахты в качестве преимущества, и прижался спиной к дальней стенке. Собравшись с силами, легионер упёрся закованными в броню руками в собиравшийся выскользнуть кусок каменной породы. Массивная громадина толкнула Крия, пытаясь отбросить его в сторону и полететь вниз, но прочности его брони, рук и спины оказалось достаточно, и даже более чем достаточно. Легионер напряг мышцы и стиснул зубы, поддерживая единство туннеля, пока смертные внизу пересекали последний отрезок пути, а затем выбирались из туннеля.
Когда они покинули дно шахты, Крий сделал вдох, повёл плечами и пошевелил руками, впиваясь бронированными пальцами в стены. Это помогло ему замедлить скольжение, когда камень устремился вниз вместе со своим седоком, пока не врезался в туннель на самом дне. Легионер ударился о землю, двигаясь таким образом, чтобы не дать огромному булыжнику зацепить его, однако обломки, которые устремились за здоровенной глыбой, обрушились со скоростью бури, погребая его во тьме.
— Это наш шанс! Мы можем свалить!
Голос Крайта. Крий моргнул, но вокруг не было ничего, кроме черноты. Он почувствовал пыль и металлический привкус собственной крови.
— Заткни хайло. Мы можем выкопать его.
Бетре. Крий попытался пошевелиться, но камень прижимал его к полу мёртвым грузом. Легионер закрыл глаза, прислушиваясь к своему телу. Хотя доспехи уберегли его от повреждений, камень пробил незащищённую голову легионера. Тем не менее, геносемя Крия сделало его сильным, достаточно сильным, чтобы выдержать удар, способный сокрушить череп смертного.
— Чтобы заполучить оружие? — спросил Крайт.
— Чтобы заполучить
— По-твоему, с ним нам удастся прикончить их всех? — ощерился Крайт. — На кой нам вообще это надо, Бетре?
— Когда тот Зелёный защёлкнул ошейник на моём горле, я поклялась, что увижу его сдохшим, Крайт. Вот почему. И я всегда держу свои обещания насчёт смертей. Всегда.
— Твоё обещание погубит нас всех, — пробормотал Крайт.
Крий слышал, как кто-то царапает накрывавший его камень, поэтому двигался медленно, предупредив Бетре, прежде чем выбраться из-под обломков. Старуха выругалась и отползла назад, когда легионер вырвался на свободу. Очистив глаза от песка, он увидел, что Крайт и Бетре смотрят на него, а Ним молча прячется позади.
Бетре окинула его взглядом.
— Ты в порядке, Золотце?
— Я Имперский Кулак. Мы — каменные люди Империума. — Крий стряхнул пыль с доспехов. — Нас так легко не сломить.
— Вот и славненько, — сказала она злобным голосом, — тогда пошли кончать всех этих Зелёных.
Сыны Гора уже были там.
Туннель вокруг группы Крия затрясло, и рёв эхом прокатился по его каменной глотке. Граната, подумал Кулак. За взрывом последовал стрёкот болтеров, смешанный с оглушительным грохотом тяжёлого болтера, затем ещё одного, за которыми послышался рёв огнемёта Милона.
— Либер сдерживает Сынов, — сказал Крий.
Кулак окинул взглядом узкий проход, в котором они находились. Туннель искривлялся, загораживая обзор, но Кулак мог видеть вспышки света, отражавшиеся от стен при стрельбе из болтера.
— Мне нужно… — Ему нужно было атаковать, чтобы врезаться во врага, который был так близко. Но он и понятия не имел об их диспозиции. Атака вслепую, скорее всего, приведёт к гибели всей группы, однако его смерть будет оплачена кровью предателей. — Мне нужно увидеть их.
— Они увидят тебя, Золотце, — Бетре указала на Ним, — пошли лучше её.
— Они её заметят, — возразил Крий.
— Ним? Посреди драки? — Бетре покачала головой. — Подними-ка её. — Старуха указала на верхнюю часть туннеля, где между разбитыми и мерцающими люменами проходили старые трубопроводы.
Крий нахмурился, глядя на девушку, и на лице Ним появилось схожее выражение — ей явно не нравилось находиться в пределах досягаемости от космодесантника. Но Бетре сделала нетерпеливый жест, и Ним неохотно скользнула ближе. Крий схватил её за грязную рубашку сзади и подбросил вверх. Она с лёгкостью ухватилась за изоляционные трубы, обхватив их пальцами рук и ног, сильными и странно сочленёнными. Это позволяло ей свободно свисать головой с вершины туннеля, пока девушка бесшумно карабкалась дальше, но вот её хватка соскользнула — и что-то вылетело у неё изо рта. Язык Ним, длиной с её предплечье, обернулся вокруг люмена и помог девушке сохранить равновесие, после чего она унеслась прочь.
— Мутант, — промолвил Крий, наблюдая за её уходом. Рука легионера потянулась к болтеру.
— Здесь, на дне, мы принимаем помощь от любого, кто может принести пользу, — объяснила Бетре, — Кстати, о помощи… — Она бросила взгляд на сумку, висевшую у Крия на плечах. Он посмотрел на старуху, а затем кивнул. Как бы то ни было, ненависть Бетре проявила себя. Он вытащил оружие из сумки, вручив каждому по клинку, болтер Крайту и болт-пистолет для Бетре. Она нахмурилась, глядя на меньшее по размерам оружие, всё ещё громадное в её руках.
— Отдача сломает тебе руки, если ты будешь держать его неправильно, — заметил Крий. — Необходима правильная стойка.
Она кивнула, и позади неё прогремел гром: взорвалась ещё одна граната. Крий выхватил болтер, отчаянно пытаясь двигаться как можно быстрее. Но он ждал, ждал возвращения этой маленькой мутантки. Только бы она вернулась…
Когда это всё же случилось, Ним выбрала иной путь, скользя по полу, словно тень; Крий едва сдерживался, чтобы не выстрелить в неё. Бетре заметила, что его оружие сдвинулось, и увидела девушку. Ним замерла у стены, пронзая Крия ядовитым взглядом, пока тот не опустил болтер. Затем она молча подошла к старухе. Теперь Имперский Кулак действительно мог поверить в то, что её никто не видел.
Бетре присела рядом с девушкой, и они начали перешёптываться, активно жестикулируя.
— Твои Золотые по-прежнему удерживают свой туннель, — объяснила Бетре, — Они свалили одного из Зелёных. Двое палят по ним из здоровых орудий, удерживая на месте, пока остальные подходят ближе.
Кулаков сдерживают тяжёлыми болтерами, в то время как Милон отгоняет Сынов Гора с помощью своего огнемёта. Неустойчивое равновесие, которому не суждено будет продлиться долго. Сыны явно придумали какой-то способ обойти ветеранов или же попросту неслись вперёд, уплачивая за свой прорыв кровавую цену. Что же могли сделать Крий и его смертные спутники, чтобы изменить эту патовую ситуацию?
— Где они были? — спросил легионер, и Бетре нарисовала в пыли на полу коридора грубый набросок, основанный на рассказе Ним. Крий уставился на примитивную карту, пытаясь придумать план, пока Бетре не добавила точку среди символизирующих Сынов Гора крестиков. — А это ещё что такое?
— Ним не знает, — ответила старуха. — Брусок, похожий на коробку, но с огоньками. Зелёные установили его на полу позади них.
Коробка. С огоньками.
— Жёлтая, с красными полосками? — спросил он.
— С красными, верно, но зелёного цвета, — пояснила Бетре после разговора с девушкой. Разумеется, зелёного — ведь это же была экипировка Сынов. Но красные предупреждающие значки везде были одинаковыми.
— Подрывной заряд, — произнёс легионер.
— Это что такое? — не поняла Бетре.
— Вот так мы и прикончим их всех. — Крий изучил рисунок ещё раз, и выжженные в его мозгу тактические навыки встали на свои места. — Это бомба, которую используют для запечатывания туннелей. Если индикаторы на ней мигают, стало быть, её активировали. На тот случай, если прибудут другие Имперские Кулаки. — Он вытащил принесённые с собой дымовые шашки. — Сможет ли Ним подобраться достаточно близко, чтобы бросить их в самую гущу этих предателей?
— Зелёных? — Бетре посмотрела на девушку, и та кивнула.
— В точности, — ответил Крий. Надеяться на мутанта… Впрочем, здесь, на дне, мы принимаем помощь от любого, кто может принести пользу. — Она бросает их внутрь и ослепляет Сынов Гора. Следом заходим мы, вы двое стреляете в разные стороны, сбивая их с толку, пока я бросаюсь вперёд. Вот сюда. — Он постучал по точке, обозначающей подрывной заряд. — С этой штукой я во всеоружии, и единственное, что мне потребуется сделать — это нажать на красную кнопку. Без установленного таймера он взорвётся с небольшой задержкой, как граната, и обрушит весь туннель на головы изменников.
— А как же ты? — спросила Бетре.
— Девять за одного, — отрезал Крий. — Вот цена, которую я уплачу.
Она посмотрела на него, а затем кивнула.
— Когда?
— Прямо сейчас. Пока они не ушли.
Крий передал гранаты девушке, затем схватил её и подбросил к переплетению труб.
— Будь наготове, — велел легионер, — вскоре мы выдвигаемся. Как только они заметят нас и начнут стрелять, бросай гранаты.
Девушка кивнула, и её чересчур длинный язык выскользнул изо рта, обхватив гранаты и удерживая их, пока она карабкалась дальше.
Крий начал обратный отсчёт, прикидывая, сколько времени он сможет дать Ним. Ожидавшая распоряжений рядом с ним Бетре заговорила.
— Почему ты доверяешь мне?
— Не знаю, — отозвался он, не глядя на неё. — Но когда-то я и сам был частью банды. Давным-давно и далеко отсюда. Я помню, каково это — быть пойманным тем, кто сильнее и могущественнее тебя. Я помню эту беспомощность. Всю эту ненависть. И я доверяю таким чувствам.
Старуха рассмеялась, и смех её напоминал звук разбитого стекла.
— Страх и ненависть. Подобные вещи несокрушимы. — Она посмотрела на него. — Бандит однажды — бандит навсегда. Теперь у тебя есть банда получше прежней, Золотце.
Крий кивнул, когда обратный отсчёт в его голове завершился.
— Пора.
Он устремился вперёд, его смертные товарищи тоже не отставали. Обогнул один поворот, другой, а затем туннель вывел группу в более широкую шахту. Внутри находились Сыны Гора, выстроившиеся именно так, как и рассказывала Ним, так что Имперский Кулак выхватил болтер и начал стрелять.
— Ради примарха я убиваю! — взревел легионер. Изменники обернулись, их доспехи заискрили после нескольких попаданий болтов, а за ними Крий увидел всё ещё мерцающий подрывной заряд. Сыны Гора подняли оружие и начали отстреливаться. Гранаты Ним взорвались с двумя резкими хлопками, и клубы дыма затянули проход, скрывая как предателей, так и атакующих.
Это не имело значения. Крий произвёл несколько выстрелов сквозь дым, целясь туда, где были изменники. С одной стороны от Кулака старая Бетре бросилась вниз, под вырывавшиеся из дыма болты, и сама начала палить по врагам, упирая болт-пистолет в каменный пол, что хоть как-то помогало ей удерживать его в руках. С другой раздавались крики Крайта, который пытался управиться с полученным от Крия болтером. Он выстрелил один-единственный раз без надлежащей стойки, и сила отдачи отбросила мужчину назад. Хтониец подтянулся, изрыгая ругательства, но прежде, чем он сумел поднять своё оружие, из дыма с визгом вылетел болт и попал бандиту прямо в грудь. Раздался приглушённый взрыв, и на какое-то мгновение ноги Крайта продолжали стоять посреди красного облачка, после чего рухнули на пол.
Крий едва заметил гибель мужчины. Болтер легионера пылал, когда он атаковал дымовую завесу, направляясь прямо к подрывному заряду…
А затем из дыма выскочила громадная фигура и врезалась прямо в Имперского Кулака.
Сын Гора швырнул своего противника вниз, удар отбросил болтер Крия в сторону. Предатель перекатился, пытаясь нацелить свой собственный болтер на Кулака, но тот схватил руку врага обеими руками, удерживая ствол орудия направленным в сторону. Но вторая рука легионера Шестнадцатого царапнула доспехи Крия и наткнулась на его лицо. Облачённые в керамит пальцы впились в кожу бойца Седьмого, и Крию пришлось убрать одну руку из борьбы за болтер, чтобы перехватить перчатку предателя и не позволить ему содрать своё лицо.
— Золотце! — Крик Бетре был едва слышен посреди рёва болтеров, но Крий увидел её сквозь пальцы изменника, когда она пронеслась мимо, метнув в него боевой нож, который он сам вручил ей — после чего старуха скрылась в дыму.
Клинок лязгнул о его доспехи, и боец Седьмого отпустил руку Сына. Крий почувствовал страшную боль, когда пальцы предателя вонзились в его плоть, но сумел отыскать рукоять ножа. Взревев, легионер перекатился, увлекая за собой Сына Гора — и в этот момент заметил обнажившееся пространство под рукой предателя. Крий вонзил клинок аккурат в то самое место, где, как он знал, броня была тоньше всего. Он почувствовал треск керамита, а затем хруст, когда нож пронзил кожу, мышцы и кости. Сын Гора метался под Крием, сжимавшая болтер рука обмякла, когда лезвие перерезало нервы и кровеносные сосуды. Но другая рука предателя ещё сильнее сомкнулась на лице Крия, и сын Дорна почувствовал, как треснула его скула, а в глазах потускнело. Но он твёрдо решил для себя — хватит с него тьмы, а такая смерть — вовсе не то, чего бы ему хотелось.
Крий выдернул болтер из ослабевшей руки Сына Гора, сунул оружие под подбородок предателя и выстрелил.
На мгновение рука мёртвого врага судорожно сжалась, практически расколов череп Крия, но затем она обмякла и упала. Рыча, Имперский Кулак отшвырнул от себя тело врага и встал во весь рост с ножом в одной руке и болтером в другой. Вокруг все ещё бурлило облако дыма, сквозь него с грохотом проносились болтерные снаряды, освещённые огнемётным пламенем до инфернального красного цвета.
— За легион! — взревел Крий и бросился в этот ад. Дым поредел, и он попытался отыскать посреди едкой дымки подрывной заряд. Сквозь хаос теней и дульных вспышек он ничего не видел, ничего, пока… а вот и оно. Отблеск красного цвета внизу, у самого пола. Мерцающие лампочки заряда. Но над ним стоит тень, громадная фигура в зелёных доспехах. Две тени.
Несмотря на остроту зрения Астартес, дым и окружающая суматоха практически скрывали их. И всё же Крий успел заметить, что Сын Гора что-то держит одной рукой, что-то беспомощно извивающееся в его бронированной хватке. Это была Бетре. Крий не мог разглядеть её лицо, но во вспышке выстрела он узнал седину её волос. Сын Гора поднял вторую руку, впечатывая ствол болтера в живот Бетре. Когда он нажмёт на курок, старушку разорвёт пополам.
Недолго думая, Крий поднял свой болтер и выстрелил, проведя мысленную линию по намалёванному на тяжёлом керамите вражеского наплечника знаку отличия сержанта. Предатель швырнул Бетре вниз, развернувшись лицом к Крию — два ствола вспыхнули, когда оба воина одновременно открыли огонь друг по другу. Крий попал Сыну в грудь, заставив его пошатнуться, но один из болтов предателя врезался ему в живот, и сила взрыва отбросила Кулака на спину. Легионер перекатился, встав на одно колено, но его болтер превратился в скрюченную развалину, разбитую осколками.
Сын Гора двигался к нему, линзы его шлема светились, когда изменник прицелился из своего тяжёлого оружия прямо в голову Крия.
Крий отбросил ставший бесполезным болтер.
— Предатель, — он поднял клинок, — осквернитель обетов, хватит ли тебе смелости встретиться с мужчиной, что держит свои обещания?
Сын Гора наклонил свой шлем, сжимая палец на спусковом крючке. Но вдруг позади него что-то шевельнулось. Фигура на земле, мучительно ползущая вперёд, её рука тянется к красной кнопке на подрывном заряде.
— Или с женщиной?
Предатель остановился в явном недоумении, и в этот момент пальцы Бетре отыскали кнопку и с щелчком нажали её. Этого незначительного звука оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание Сына. Фигура в зелёных доспехах оглянулась, а затем развернулась и рванулась вперёд, отбрасывая Бетре с дороги. Женщина приземлилась в груду камня, но Крий успел увидеть её улыбку, напоминавшую злобный оскал хищника. Затем она испарилась, когда Вселенная исчезла в наполненной светом громовой вспышке.
Когда погас свет и стих грохот, Крий пришёл в себя, а окружающие его камни осели. Взрыв отбросил его обратно в туннель. Пещеры больше не было — детонация заряда полностью уничтожила её. Ноги легионера наполовину засыпало щебёнкой, так что ему пришлось как следует постараться, чтобы встать на ноги.
Крий уставился на камень, отголоски взрыва всё ещё звенели у него в голове. В каменную стену напротив вплавился зелёный керамитовый наплечник, отмеченный едва заметной сержантской меткой.
— Бетре, — пробормотал легионер, качая головой и пытаясь вернуть себе ясность мысли.
Тени рядом с ним зашевелились, и Крий развернулся, не выпуская клинок из руки. Ним разглядывала легионера и засыпавшую его совсем недавно груду камней.
— Бетре, — прошептала девушка.
Крий кивнул, чувствуя на лице кровь от дюжины порезов.
— Она одержала победу для легиона.
Девушка-мутант покачала головой, рыча в явном несогласии со словами Крия, её глаза блестели от слёз.
— Я знаю, почему она сделала то, что сделала, — произнёс Крий, — всё дело в обещании, которое она дала. Но в конечном итоге её ненависть послужила легиону и Императору. Имперский Кулак, что стоит перед тобой, запомнит её имя. И ты тоже.
Крий взял нож, брошенный ему Бетре, и протянул его девушке рукоятью вперёд. Ним настороженно посмотрела на легионера, а затем выхватила клинок, чей вес тут же потянул её руки вниз. Но она прижала клинок к себе, развернулась и исчезла во мраке туннелей, оставив Крия наедине с оседающей пылью и мертвецами.
Николас Вулф. ЖАТВА ПЛОТИ
— Мы все здесь помрём.
Я едва оторвал взгляд от своего потрепанного инфопланшета. Сигнал передатчика сервочерепа был слабым и становился тем слабее, чем глубже мы спускались в удушающую темноту зоны Морталис. То же происходило и с ауспиком. «Ваши замечания учтены, приняты к сведению и переданы в «Логово»».
Шикхара издала глубокий рык.
— Учтены и проигнорированы, — проворчала моя заместительница; я услышал скрип её рук в перчатках, сжимающих приклад длинноствольного лазружья. — Если бы ты не отдал всю нашу добычу тому чертовому Шестьдесят Шестому…
Я закатил глаза из-за
— Тета-Гамма Шестьдесят Шесть — авторитетный поставщик информации, — соврал я, возвращаясь к инфопланшету и запрашивая последние известные координаты потерянного сервочерепа Шестьдесят Шестого. По правде говоря, в обесчещенном адепте Механикума не было ничего, что можно было бы считать заслуживающим доверия, но я купил его молчание не просто добычей. — И, как ты сказала, его благоразумие уже вознаграждено. Так что вместо того, чтобы ворчать, почему бы тебе для разнообразия не довериться мне? Разве я когда-нибудь ошибался?
Она снова зарычала. Даже под ее прорезиненной респираторной маской я слышал, как она скрежещет металлическими зубами.
— Клянусь Императором, если ты…
Её слова затихли.
Странно, как быстро привычный говор исчез с хтонийских языков. Я, Икариос Брехкер, главарь Жнецов Кратона, редко беспричинно думал об Императоре. Несмотря на имперскую доктрину о том, что Он не был богом, росли культы, которые проповедовали Его божественность, но кем бы Он ни был, я не чувствовал ничего, кроме отдаленного почтения, которое смертные оказывают далекому правителю на далеком троне в далеком мире.
Здесь, во влажных лишенных света глубинах душных туннелей смерти Хтонии, где человечество упрямо цеплялось за умирающий мир, едва удерживаемый костями древних механизмов, у меня были иные важные вещи, о которых стоило беспокоиться — например, о том, проснусь ли я с ножом, скользящим у моего горла, или о том, кого мне придется убить, чтобы дожить до обеда.
— Или что за чертовщина продолжает высвечиваться на проклятом ауспике, — проворчал я себе под нос, когда красные точки появились, исчезли и снова появились.
Нет, что-то
Дела Галактики просачивались в подулье Хтонии, как кровь через решетку для отбросов, и все же что-то безошибочно ужасное произошло там, среди звезд. Слухов предостаточно. Великий крестовый поход прекратился, или был проигран, или обратился вспять. Армии полубогов уничтожены или убивают друг друга, а может, ни то, и ни другое. Или и то, и другое?
Изменение чёртового ритма Хтонии поначалу было незаметным: закованные в керамит стражи сменили знакомую окраску Сынов Гора на шафрановую форму Имперских Кулаков и невысказанную угрозу не вставать у них на пути. Затем эти неизвестные Астартес, которые могли быть или не быть врагами хтонийцев, под дулом болтера, начали вводить новые жесткие протоколы и комендантский час. Затем произошли внезапные, жестокие стычки между Кулаками и Сынами, в результате которых были разрушены целые участки Врат Луперкаля.
Затем, внезапно, произошло вторжение со звезд, кульминацией которого стало падение легендарной космической крепости Гора с неба, что привело к землетрясениям и обвалам на половине континента. Никто в подулье не мог с уверенностью сказать, кто выигрывал, а кто проигрывал, или даже кто был на чьей стороне, но с неизбежностью лавины ежедневная борьба за выживание превратилась из просто жестокой в совершенно отчаянную. Бессмертные, некоторые в знакомых цветах Сынов Гора, некоторые в желтом Кулаков, и другие, которых я никогда раньше не видел, были втянуты в ожесточенную борьбу за то, чтобы собрать здоровую молодежь Хтонии, чтобы пополнить свои редеющие ряды.
Любого, кто выступал против Бессмертных, независимо от их принадлежности, убивали.
Темнота зоны Морталис вокруг нас становилась все гуще, заглушая красноватое свечение зияющих лавовых жерл и слабый свет случайных люменов, мимо которых мы проходили. Я включил люмен, прикрепленный к моей пушке, но, как ни странно, луч не смог развеять мрак.
— Мы приближаемся, — пробормотал я через импровизированную одностороннюю вокс-сеть, которую сам же соорудил, и взглянул на информационный планшет. Шикхара щелкнула в ответ, послав единственное ответное сообщение, которое я смог создать с помощью своих ограниченных инструментов и знаний. — Кажется, — добавил я, но только для себя.
Как только Бессмертные начали жатву плоти, я старался держаться от них как можно дальше. Многие хтонийцы ввязались бы в самые жестокие кровавые игры, какие только могли найти, чтобы привлечь внимание мистических генетиков легиона, но у меня не было желания, чтобы мое тело было искалечено тайным техноколдовством только для того, чтобы быть брошенным в мясорубку за Императора, или Гора, или кого-либо еще.
Моя жизнь принадлежит только мне, и я скорее помру, чем позволю
Хтония была одновременно и трупом, который можно осквернить, и лестницей, по которой можно подняться. У нас со Жнецами Кратона, потрепанной толпой полуголодных убийц, головорезов и неудачников, были более насущные заботы, чем то, какая армия полубогов водрузит свое знамя на этом бесплодном, бесполезном куске грубого камня, пока мы сражаемся друг с другом за остатки еды и боеприпасов.
Но услышав слова Шикхары…
Это заставило меня почувствовать себя явно не в своей тарелке. Тошнотворно даже, но я подозревал, что это больше связано с неестественными тенями, которые я замечал краем глаза: прошла куча времени с тех пор, как я ел, и сомневаюсь, что в моем желудке осталось хоть что-то.
Проклятый ауспик снова затрещал, возвращая меня в настоящее. Я схватил неисправное устройство и неохотно проверил его, зная, что найду. За несколькими сотнями алых точек, представляющих всех Жнецов Кратона, скрывались аномальные контакты, которые отказывались проявлять себя. А может, их и не было. Но я не беспокоился о хтонийцах, поджидающих момента в тени, чтобы перерезать мне горло.
Я беспокоился, что
В конечном счете, я решил проигнорировать упоминание Шикхарой Императора.
— Доверься мне, Ши, я понимаю, на какой риск иду, приведя всех нас сюда, правда, — прошептал я, хотя, чем глубже мы спускались в зону Морталис, тем меньше я в это верил. — Но у меня есть план, и, если мы будем его придерживаться, у нас появятся оружие и технологии, чтобы уничтожить любого, противостоящего Жнецам.
Я слышал, как бионический глаз моей заместительницы сердито зажужжал, когда она хмуро посмотрела на меня.
— Я думаю, что твой план приведет к тому, что мы помрем страшной смертью, — проворчала Шикхара. — Но ты и так это знал.
— И тем не менее, ты тут, в самых опасных пещерах проклятой глыбы Хтонии, следуешь за мной в зону Морталис. — Я улыбнулся сквозь респиратор, не позволяя искре своего мрачного юмора отразиться в глазах.
Шикхара сняла респиратор и плюнула на неровный камень у нас под ногами.
— Я иду за тобой из-за Хранилища, Икариос, — прорычала она в ответ.
Я ухмыльнулся. Несмотря на ее бахвальство, мы с Шикхарой Мертвый Глаз сражались бок о бок и спасали задницы друг другу достаточное количество раз, чтобы понять, что она была Жнецом до мозга костей.
Сколько я себя помню, было не так много ночей, когда я не ложился спать без клинка, зажатого в руке. Однако в те ночи, когда я засыпал рядом с Ши, я просто держал свой нож поближе.
Пока я вел извилистую колонну Жнецов Кратона все глубже во влажные, пропитанные серой катакомбы зоны Морталис, мои мысли неумолимо возвращались к причине, по которой я вооружил свою банду лучшим оружием, имевшимся в нашем распоряжении, и привел в это заброшенное место: Хранилище.
После того, как рухнувшая орбитальная крепость чуть не расколола полушарие пополам, начали ползти слухи. Что-то было раскопано в глубинах безжизненного сердца Хтонии, где воздух был ядовит, а тьма поглощала свет. Что-то
Я немедленно отправился к Шестьдесят Шестому не потому, что доверял бывшему слуге Механикума больше, чем любому другому беспринципному головорезу, торгующему информацией, а потому, что война Бессмертных привела к тому, что все мои излюбленные информаторы были призваны или убиты. Грохочущий, наполовину механический упырь, воняющий тем или иным синтетическим химическим стимулятором, показал, что он нашел хранилище, или лабораторию, или что-то в этом роде, вероятно скрытое обвалом, произошедшим в один из моментов древнего прошлого Хтонии.
Я мало обращал внимания на взволнованную болтовню Шестьдесят Шестого о чем-то, называемым «Поиском Знаний», или Омниссией, чем или кем бы это ни было. Меня заботило только одно: оно должно быть достаточно мощным, чтобы закрепить Жнецов Кратона на вершине кровавой иерархии туннелей смерти Хтонии.
Сначала я не хотел расставаться со всем хабаром Жнецов, добытым кровью — кроме нашего оружия и доспехов — в обмен на информацию Шестьдесят Шестого, но в глубине души понимал: без какого-то чудесного клада из хабара и оружия, попавшего в мои руки, моя банда вечно будет рыться в грязных отбросах туннельных ульев Хтонии, убивая других ничтожных подонков, чтобы получить достаточное количество кусочков мяса и не сдохнуть с голода, и достаточно пуль, чтобы оружие было готово для следующей стычки.
Итак, понимая, на какой риск иду, я заключил сделку с Тетой-Гамма Шестьдесят Шесть, вооружившись последними известными координатами сервочерепа, который он использовал для составления карты маршрута к Хранилищу, и гарантиями того, что он не продаст информацию кому-либо еще.
Я снова взглянул на информационный планшет и стер тонкую пленку грязи с треснувшего экрана. На такой глубине в коренной породе Хтонии душный воздух был насыщен ядовитыми газами и измельченной породой, которая никогда по-настоящему не оседала, окутывая все вокруг удушающим слоем токсичной грязи.
— Сколько ещё? — спросила Шикхара.
— Уже недалеко, — передал я по воксу банде. Только Шикхара
Сквозь странный подземный грохот зоны Морталис я услышал знакомый звук взводимых болтеров, гудение лазеров, а также прочие, не столь известные звуки, с которыми оживало наше более экзотичное оружие. Я активировал реле зажигания волкитного разрядника, самой ценной вещи в моём распоряжении. Несмотря на изнуряющую жару пещер, я почувствовал, как по спине пробежал холодок: был еще один звук, притаившийся на краю моего слуха, который казался… неправильным. Как жужжание насекомых, или хриплый шепот, или бульканье огромного желудка.
Отправиться в зону Морталис, даже в более мирное время, означало навлечь на себя беду. Существовала тысяча способов умереть в темных глубинах сердца Хтонии, и мне повезло, что я потерял всего дюжину Жнецов с тех пор, как мы вошли два дня назад. Но в такое неспокойное время как это, когда ходят слухи, что некое неназванное нечто сделало зону Морталис своим домом и пожирало всех, кто отваживался войти во тьму…
Что ж, только идиот решил бы пойти туда.
Я бросил быстрый взгляд на Шикхару, но по ее глазам нельзя было сказать, сердита она или напугана. Я пережил двадцать четыре стандартных земных года в залитых кровью туннелях Хтонии не из-за того, что сомневался в себе, но только сейчас задумался, что моя заместительница была права, предостерегая от входа в зону.
Наконец в узком туннеле впереди показалась неглубокая котловина, окруженная влажными сталагмитами, слишком сильно походившими на клыки какого-то мерзкого озлобленного зверя. Там я заметил сбитый сервочереп Шестьдесят Шестого, поблескивавший в скудном свете наших люменов.
Шикхара тихонько присвистнула, подходя ко мне.
— Клянусь Им… — Она сделала паузу. — Значит, этот старый киборг все-таки не врал.
Я усмехнулся от этих слов.
— Думаешь, меня так легко провести?
Она не ответила, но даже не глядя на неё я понял, какое лицо она скорчила за респиратором. Я бы ухмыльнулся, но во рту внезапно пересохло, а сердцебиение участилось.
Ауспик снова издал предупреждающий треск, на этот раз настойчивей. Я подавил рык. Чертово устройство едва функционировало в туннелях-ульях под Вратами Луперкаля, но так глубоко под поверхностью Хтонии оно было совершенно бесполезно. Я снова стряхнул грязь, чтобы убедиться, что глаза меня не подводят. Ауспик теперь отмечал сотни контактов, окружающих Жнецов, затем ни одного, затем только несколько, затем тысячи. Я направил свой люмен в темноту внизу: луч света, казалось, был съеден тенью, ничего не освещая.
Я снова посмотрел в котловину. От ощущения, что я будто вхожу в брюхо какого-то голодного чудовища, скрутило живот.
— Спускаюсь, — передал я по воксу Жнецам, в первую очередь Шикхаре. — Помните о плане.
С оружием наготове, сканируя подбирающуюся тьму на наличие противников, я спустился в котловину, сопровождаемый половиной моих воинов, оставив другую укрываться в тенях с Шикхарой.
Жнецы Кратона были мелкой бандой по сравнению с множеством других и редко собирались в таких количествах, даже в наши самые кровавые рейды и жатвы плоти. И все же, несмотря на то, что меня окружали две сотни лучших бойцов, я чувствовал непреодолимый страх.
Видно было, что не один я себя так чувствую. Возможно, я не смог бы заслужить верность самых известных воинов и убийц, как это удалось некоторым более крупным бандам, но Жнецы Кратона все еще были жителями подулья на Хтонии, и каждый из нас смотрел в пасть смерти каждый раз, когда хотел набить живот: в принципе, не существовало ничего, что могло испугать нас. И все же я был в
— Бросай оружие, Икариос.
Я чуть ли не открыл огонь, но благо мне удалось побороть свои подогретые адреналином рефлексы прицеливания и стрельбы. Я узнал хриплое ворчание еще до того, как говорящий вышел из-за мокрого сталактита на скрипящих бионических ногах: стрелять было бессмысленно.
Холкхар Охотник за Черепами, главарь Плети Абракса.
Предводитель вражеской банды закован в доспех из разнообразных кусков брони, половина которых, по его собственным словам, была добыта с трупов Бессмертных. Его броня украшена цепями, крюками и, в соответствии с его прозвищем, отрубленными головами. Я вдруг отчетливо осознал, что моя собственная защита, собранная из старых бочек с прометием и немногих разнообразных обломков техники, которые я смог наскрести, чтобы заставить ее функционировать, выглядела жалкой по сравнению с той, что носил Холкхар. В его руках была пушка-потрошитель с широким дульным срезом, снабженная зазубренными лезвиями для разделки.
Коренастый главарь Плети размашисто вышел на открытое место, направив пистолет мне в голову. Его окружали дюжины, дюжины и дюжины собственных бойцов, чтобы помешать Шикхаре и ее отряду открыть огонь, но, к счастью, она знала, что лучше не начинать стрелять, когда враг наставил на меня оружие. Что еще более важно, я понятия не имел, сколько проклятых парней из Плети окружало нас. Её отряд наверху тоже мог попасть в засаду, и у меня не было возможности узнать об этом.
Я отказался бросить оружие хотя бы для того, чтобы не показаться слабым, но все же медленно опустил ствол волкитного разрядника, чтобы Холкхар не пристрелил меня.
— Какое совпадение, что мы встретились здесь, — сказал я небрежно.
Покрытое шрамами лицо Холкхара за черепообразным респиратором было непроницаемо, но я знал, что он не улыбался.
— Я сказал, бросай оружие, Икариос. Вы окружены.
— Вы окружили
Холкхар проследил за моим взглядом. Он грозно шагнул в мою сторону, встав между мной и картой к Хранилищу, и прижал ствол своей пушки-потрошителя к моему подбородку. Его лезвие порезало мою щеку достаточно сильно, чтобы пустить кровь.
— Ты либо очень храбрый, либо очень глупый, чтобы лгать мне, парень, — прорычал он. — И зная тебя, я склоняюсь к последнему. Я сказал — бросай оружие. Единственная причина, по которой я сказал тебе дважды, — не хочу тратить патроны впустую, но не колеблясь опустошу обойму, прежде чем скажу в третий раз.
Я промолчал.
В конце концов я бросил оружие, надеясь, что моя заместительница знает, что делать, когда придет время. Жнецы неохотно сделали то же самое.
Я был уверен, что старый Охотник за Черепами ухмыляется под своим респиратором.
— Далеко ты забрался из подулья, пацан.
— Как и ты, — ответил я. — И сейчас мы здесь. Говори, что тебе нужно. Или предпочтешь оставаться здесь, тратя время на болтовню, пока не помрешь от старости?
Вдалеке раздался крик. Все мы вздрогнули, даже старик Холкхар.
— Разберись, что там происходит, — прорычал он кому-то из Плети. Тот растворился в темноте, выполняя приказ.
— Я знаю, что мне ну…
Ещё один вскрик. И ещё один. Эти раздались уже ближе.
— Я сказал
Крики. Душераздирающие, ужасные крики. Близко.
— Проклятье, да выруби ты эту херовину! — взревел Холкхар.
Медленно, следя за тем, чтобы мне не снесли голову, я осторожно вытащил ауспик из кармана. Несмотря на то, что экран снова покрыла каменная пыль, я видел, что он весь светится кроваво-красным от меток угроз.
Как единое целое, Жнецы Кратона и Плеть Абракса обратили взор к окружающей тьме, когда крики и этот отвратительный треск усилились, словно взрывная волна. Жнецы быстро взяли свое оружие наизготовку, и бойцы Плети не сделали ничего, чтобы остановить их. Даже Холкхар развернулся и угрюмо уставился во тьму, рыча, словно дикий зверь.
Нечто, отдаленно напоминающее человека и в то же время совершенно
— Ши, помнишь вторую часть плана? — тихо прошептал я в вокс. — Приступаем.
Извивающееся человекообразное существо запрокинуло голову и закричало. Каким-то образом, несмотря на то, что на нем был проржавевший респиратор, его пронзительный крик оказался достаточно громким, чтобы заставить меня упасть на колени.
А затем атаковала орда.
Они вышли из неестественной тьмы сплошной стеной воющей плоти: бледной, истощенной, нездоровой, искаженной. Я видел человеческие лица, превратившиеся в звериные пасти, конечности, мутировавшие в звериные когти, и каждый лоскут обнаженной кожи напоминал зараженные фрески страдания. Некоторые держали пистолеты или клинки в своих ужасающих когтях, но большинство напали на нас имея только раздробленные ногти и отвратительный голод.
Бойцы из Жнецов и Плети разом открыли огонь.
Крича — не крик радости и жажды битвы, а инстинктивный вопль, который не дает голосу человека превратиться в испуганный визг — я начал стрелять из своего волкитного разрядника. Оружие зажужжало в моих дрожащих руках, прежде чем выпустить заряд сияющей энергии, такой горячей, что я почувствовал, как она обожгла плоть на руках. Лаз-заряды, энергетические лучи и болтерные снаряды превратили переднюю линию уродов в выжженный шлак, но орда атаковала, радостно топча мертвых и умирающих, крича, словно получая экстаз от этого. Некоторые существа открыли ответный огонь. Я видел, как бойцы из Жнецов и Плети один за одним опускались, зажимая кровоточащие раны, или падали обезглавленными. Разрушительная сила залпа дала всего несколько секунд, прежде чем волна врагов обрушилась на нас.
Я прожил двадцать четыре стандартных терранских года, или так мне говорили, и я сражался в достаточном количестве кровавых битв, чтобы забыть большинство мужчин и женщин, которых убил своим клинком. Но
Бойцы Плети, стоящие на краю углубления, потянулись к своим клинкам, но половина из них оказалась поглощена неистовой волной нечеловеческой плоти, зубов, когтей и лезвий, прежде чем они смогли взять свое оружие. Я повесил разрядник и схватил оружие ближнего боя — модифицированный мной цепной топор, подобранный у давно умершего Астартес. Я нажал большим пальцем на руну активации, и громоздкое оружие с яростным ревом ожило, едва не выпрыгнув из моих рук, когда первое существо бросилось на меня. Брызнула кровь, когда ревущая цепь прогрызла его покрытую органическими наростами грудь. Сбитый с ног запахом запекшейся крови, я пнул труп и замахнулся снова. Рычащее оружие пробило что-то еще, и, к счастью, это вызвало нечеловеческий вопль. Потом еще один, и еще, и еще. Мышцы ныли от каждого взмаха массивного топора, но адреналин придавал мне достаточно безумной силы, чтобы продолжать сражаться.
Какофония вопящих чудовищ, ревущих бандитов улья и грохочущего оружия стала такой громкой, что я почти не слышал своих собственных испуганных криков. Наполовину ослепший, я рубил все, что касалось меня своими руками, когтями или щупальцами. Повсюду вокруг хтонийцы вопили от ужаса, когда отвратительные существа разрывали их тела на части. Закоренелые убийцы молили о пощаде, когда омерзительные уроды жадно тащили их вниз, чтобы обглодать тела до костей.
Моя броня треснула. Посыпались искры. Ревущий цепной топор забился хрящами и костями. Я потянулся за волкитным разрядником, но окровавленные пальцы соскользнули с рукояти. Боль вспыхнула одновременно по всему телу, когда безумные создания набросились на меня.
А потом, внезапно, все смолкло.
Боевые кличи хтонийцев становились все громче, заглушая безумный животный вой нападавших. Грохот выстрелов возобновился, чтобы затмить жуткое шипение и безумное песнопение. Неистовый вой превратился в жалобное повизгивание. Я вдруг понял, что не чувствую, как когти царапают мой поврежденный доспех. Я вытер запекшуюся кровь с глаз и открыл их.
Котловина представляла собой ужасную скотобойню, настолько отвратительную, что мне пришлось бороться с тошнотой. Земля, заваленная мертвыми и умирающими, настолько размягчилась от крови и внутренностей, что засасывала ботинки, когда я, шатаясь и дрожа, брел через место резни. Наконец, латунный запах гнилой крови и вонь вспоротых кишок стали настолько сильными, что мне пришлось снять респиратор, чтобы не вырвало в него.
Когда желудок опустел и я смог прийти в себя, у меня перехватило дыхание.
Сотни мертвых мутантов лежали растерзанные вокруг меня. Большинство бойцов из Жнецов и Плети лежали кучами рядом с ними. Почти все трупы были настолько изуродованы, что представляли из себя не более чем измельченные отбросы. Как я не оказался порубленным на куски наравне с ними — выше моего понимания.
Впервые за свою жизнь я подумал о том, чтобы воздать хвалу Императору, но мысль так и не дошла до моих уст.
Борясь с тошнотой, гудением в голове и болью во всем теле, я присоединился к остальным, механически добивая раненых. Некоторые выродки настолько мутировали, что я практически не понимал, куда воткнуть свой нож, чтобы убить их: искаженные лица, злобно выглядывающие из человеческих тел, заключенных в ужасающие доспехи. Большинство сражалось, шипя и воя, хотя было очевидно, что они обречены. Некоторые, словно очнувшись от страшного сна, упрашивали и молили о смерти.
Я заметил, что многие мертвые уроды носили татуировки хтонийских банд убийц, что подтверждало мрачные слухи про мутантов в зоне Морталис, грызущихся в тенях подулья, таящихся в мучавших всех кошмарах.
Сыны Гора и Кулаки были не единственными, кто устраивал жатву плоти.
И затем, наконец, тишина, такая оглушительная, что казалась раскатом грома, нарушаемая только испуганным дыханием и стуком крови в ушах, когда адреналин иссяк, обрушилась на нас, перепачканных в крови выживших.
Тишину нарушил Холкхар.
Охотник за Черепами орал и свирепствовал. Главарь Плети ступал по месиву из изрубленных тел, ссутулив плечи, дергая руками и отбрасывая мертвых со своего пути скрипящими ногами.
— Проклятье! Где этот чертов сервочереп?
Реальность просочилась обратно в мой измученный разум. Сервочереп. Сервочереп Шестьдесят Шестого. Карта.
Я скинул свою поврежденную броню и сразу же упал на колени, роясь в склизких кишках и дергающихся трупах в поисках потерянного дрона Шестьдесят Шестого. После нескольких отвратительных мгновений копания в теплой крови я почувствовал, как мои руки сомкнулись на твердом угловатом предмете.
Когда я поднял глаза, надо мной стоял Холкхар. Моя рука уже лежала на поясе, готовая выхватить оружие. Ствол его потрошителя с лезвием расслабленно смотрел чуть в сторону от меня. Я не видел ничего, кроме его глаз, но мы оба знали, что я могу застрелить его так же быстро, как и он меня.
— Итак, — наконец прорычал он. — Полагаю, Шестьдесят Шестой тоже тебя обдурил.
Я остановился, и ответ застыл у меня на языке.
— Похоже… что так, — сказал я медленно и с опаской.
— Ладно, давай его сюда, — прорычал Охотник за Черепами, протягивая ладонь.
Я жестом приказал своей банде опустить оружие, Холкхар сделал то же самое. Не отрывая глаз от Холкхара, я не имел возможности осмотреться и определить, сколько Жнецов выжило. И была ли Ши все ещё жива. Тот факт, что меня не застрелили, означал, что наши силы, скорее всего, равны, в противном случае старик Охотник за Черепами снес бы мне голову и перебил остатки банды.
Я охотно передал сервочереп Шестьдесят Шестого своему сопернику, уже зная, что произойдет. Он сразу же начал скрести по нему, все больше и больше разочаровываясь, пытаясь понять, как извлечь карту. Я тоже мало что смыслил в таких технологиях, но не это привлекло меня. Наконец, когда Охотник за Черепами пришел в такую ярость, что, казалось, был готов размозжить сервочереп, я достал из кармана одну штуку: личный генно-инграмматический ключ Тета-Гамма Шестьдесят Шестого.
— Не это ищешь? — спросил я, стараясь говорить непринужденно. Я внимательно следил за глазами Холкхара. Если бы я не был закоренелым убийцей, то давно бы умер в туннеле с ножом в спине, но я всегда думал, что причина, по которой все еще остаюсь в живых, заключается в моей способности читать людей: поднятые брови Охотника за Черепами сказали мне все, что нужно было знать.
Вместо того, чтобы застрелить меня и забрать ключ, Холкхар передал мне сервочереп. Я вставил уникальный генно-инграмматический ключ в корпус сервочерепа. Странное устройство зажужжало и щелкнуло, распознав метку своего владельца. Я извлек чудной металлический шнур из его челюстей и подключил его к своему инфопланшету. Треснувший экран заскрежетал от помех, прежде чем на нем появился беспорядочный набор координат, ведущих к Хранилищу.
Теперь, когда карта была вытащена, я уже подумал, что Охотник за Черепами прибьет меня. Вместо этого главарь Плети Абракса протянул мне свою руку.
— Лады, Икариос — у тебя карта, а у меня больше стволов, — прорычал он. — Предлагаю сделку.
Поскольку бойцы Плети приняли на себя основную тяжесть нападения орды, вопрос, у какой банды на самом деле больше оружия, был спорным — при условии, что Шикхару не убили, — но после той кровавой бойни я хотел, чтобы между мной и этими негодяями было как можно больше пушек.
— Слушаю, — медленно ответил я, удивленный, что старый Охотник за Черепами предложил мне перемирие, а не сразу прибил на месте.
Холкхар кивнул.
— Я не знаю, сколько ещё этих… созданий там внизу, но знаю, что шансов будет поболее, если мы не будем растрачивать патроны на стрельбу друг в друга. Предлагаю убивать все, что встанет между нами и главным сокровищем, а затем мы поделим что достанем ровно пополам.
То, что я подозревал с тех пор, как попал в засаду Плети, стало неприятной, но твердой уверенностью, давящей мне на нутро. Гамбит оправдал себя. Я снял перчатку, вытащил нож и провел лезвием по ладони.
— Я не знаю, какие изуверские силы оплели Хтонию своими сетями, или из-за чего сражаются Бессмертные, или что-либо еще, но я узнаю хорошую идею, когда услышу ее.
Холкхар Охотник за Черепами мгновение смотрел на вытянутую руку, затем сам снял перчатку, провел лезвием по ладони и пожал мою.
— Лады. Сделка совершена, Икариос. Веди.
— Да будет так, — с опаской сказал я, отчаянно желая узнать, что случилось с Шикхарой и остальными Жнецами. — Кстати, нам стоит собрать мясо с мертвецов. Путь к Хранилищу неблизкий.
Чем глубже мы углублялись в зону Морталис, тем больше я понимал, что мы спускаемся в какое-то проклятое
Я знал, что мы шли уже несколько дней, по тому, как часто нам приходилось спать, но мой хронометр упрямо не желал измерять время. Моя импровизированная вокс-сеть отказалась работать, если, конечно, кто-то остался, чтобы услышать меня. Мрачные туннели сужались, вызывая клаустрофобию. Свежее мясо, которое мы срезали с мертвецов после боя, гнило в наших сумках. Жирная пленка, пропитавшая воздух, становилась все гуще, влажнее, темнее и грязнее, поэтому мне часто приходилось останавливаться и выбивать грязь из респиратора. Я периодически оглядывался на своих бойцов и видел, что многим из них приходилось делать то же самое, просто чтобы не задохнуться. Некоторые просто падали там, где стояли, давясь темнотой, витающей в воздухе, несмотря на респираторы.
Я также заметил, что никто из Плети так не делал. Более того, они словно становились сильнее. Я не мог вспомнить, чтобы кто-нибудь из них спал.
Чем глубже мы спускались, тем более давящими становились тени, а вместе с ними и ощущение, что за нами наблюдают.
Но слабость преследовала меня. Страх прогрызал до костей. Мой ауспик наконец-то погас, и почему-то его молчание было хуже, чем предупреждающий треск. Что бы я только не отдал, чтобы услышать щелчок Шикхары, только бы знать, что она жива.
Камень под нашими ногами превратился в мясистый ковер, который жадно всасывал наши ботинки. Хим-факелы и люмены поглощались мраком, сколько бы мы их ни зажигали. Воины умирали, уносимые невидимыми существами или падая в бездонные расщелины, оставляя после себя только эхом отдающиеся крики, когда их что-то пожирало. Но я по-прежнему был зациклен на инфопланшете, анализируя данные карты, полученные из сервочерепа Шестьдесят Шестого, используя его как импровизированный компас, чтобы добраться до Хранилища.
Спустя больше времени, чем я мог себе представить, мы прибыли к указанным координатам.
Наша вызывающая клаустрофобию тропа расширилась в каменистую расщелину, окруженную угрожающими кинжалами каменных пород. Я осмотрел окрестности, но ничего не увидел: от этого я испытал одновременно облегчение и ужас. Когда мы подошли ближе, я разглядел проход. Тот был немногим больше, чем узкая трещина в глыбе измученной Хтонии, едва достаточная, чтобы в нее мог протиснуться сервочереп.
— Нам нужна взрывчатка или что-нибудь подобное, чтобы подорвать пролом, — сказал я.
На удивление, Холкхар, казалось, даже не замечал моего присутствия. Его взгляд был устремлен куда-то вдаль, он смотрел даже не на меня, а мне за спину, как будто за нами следили. Несмотря на инстинктивное желание не спускать глаз со старого Охотника за Черепами, я бросил быстрый взгляд через плечо, затем еще один на выступы над входом.
То, что я ничего не обнаружил, означало, что мой замысел, скорее всего, провалится.
Холкхар, казалось, вышел из своего оцепенения и сделал знак кому-то из своей банды. Горстка бойцов из Плети неуклюже двинулась вперед с рюкзаками, полными мелта-зарядов, размещая их вдоль основания трещины.
— Аккуратней с ними, — прошептал я, в основном, самому себе. У любого, кто дожил до зрелого возраста в недрах Хтонии, развивался инстинктивный страх перед обвалами.
Мы отступили и укрылись. Взрыв был мучительно громким, хотя бы потому, что я боялся привлечь внимание еще большей омерзительной орды недочеловеков.
С разрядником наготове, я позаботился о том, чтобы первым проникнуть в Хранилище. От увиденного у меня перехватило дыхание.
Я провел свою жизнь среди рушащихся туннелей-ульев, построенных из гниющих костей звездной империи, поглотившую Хтонию и оставившую ее умирать в пустоте еще до того, как Император только мечтал о Своем Великом крестовом походе, или, по крайней мере, так гласили легенды. Я расположил убежище Жнецов Кратона во внутренностях гигантской машины неизвестного происхождения, напоминавшей имперскую технологию не больше, чем я напоминал грокса. Большая часть улья под Вратами Луперкаля представляла собой смесь терранских металлургических заводов, поддерживающих странные макроконструкции, достаточно большие, чтобы удержать части мертвой планеты вместе. И все же ни одна из технологических странностей, свидетелем которых я был на протяжении всей своей жизни в фантастических глубинах Хтонии, не могла подготовить меня к тому, что я увидел.
Хранилище было до стерильного нетронутым, настолько, что я чувствовал вину, оставляя следы пыли и грязи на его эмалированных полах. Несомненно, сводчатые потолки, алебастровые канделябры, искусные фрески, собранные из механизмов — все это наводило на мысль о каком-то гигантском, потустороннем соборе, выполненном из живого мрамора, испещренном пульсирующими, загадочными схемами и освещаемым невидимыми люменами. В воздухе пахло… ничем. Возможно, витал слабый актинический привкус, но сернистая вонь, которую мы принесли с собой, делала его трудноразличимым. Я снял респиратор и вдохнул сухой, спертый воздух: это был лучший вдох, который я сделал за всю свою жизнь.
Но еще более завораживающими, чем атмосфера, были чудеса, которые притаились, вырисовывались и висели в каждом углу Хранилища. Слева от меня стояли резервуары, наполненные переливчатыми газами, которые клубились и вздымались в подобии жизни. Справа от меня находилась огромная машина, состоящая из множества посеребренных конечностей, совершающих постоянные сложные движения, от чего у меня все больше кружилась голова, чем дольше я смотрел на них. Надо мной парили светящиеся шары, которые, казалось, пели на языке, которого я никогда не слышал, выполняя свои непостижимые цели, почти как если бы вечность под землей взаперти была всего лишь мгновением.
Но в зените свода стояло чудо, не поддававшееся описанию моим ограниченным языком.
Возвышающийся объект, удерживаемый в стазисе двумя гигантскими мерцающими дисками, выглядел как бесформенный кусок золота, который постоянно перемещался и перестраивался в нежном ритме. Я почувствовал, как мое оружие падает, а челюсть отвисает, в тот момент, когда я подошел к нему. Каким-то образом он, казалось, становился больше по мере моего приближения, и не только потому, что я двигался в его направлении. Я увидел, как рука сама по себе потянулась к нему, словно в поисках тепла от огня после того, как промерз до костей.
— Чудесно, не так ли?
Адреналин, словно огонь, пронзил мои вены. К тому времени, как я обернулся, мой волкитный разрядник был нацелен на обладателя этого невероятно глубокого, отвратительного голоса.
У входа в Хранилище маячил один из Бессмертных, но этот полубог не был похож ни на представителя Сынов Гора, ни на Имперских Кулаков, ни на других легионеров, которых я видел, разрывающих сейчас Хтонию на части. Доспехи этого человека были не зеленого цвета далеких морей или желтого цвета полированного золота, а красного цвета свернувшейся крови, окантованного тем, что я сначала принял за бледный металл, но когда он приблизился, я понял, что это человеческая кость. На нем был плащ из ободранных лиц, а за спиной висели кадильницы с благовониями, вонявшие засохшей грязью и смердящей рвотой.
Но лицо этого…
Оно было плоским и широким, каким обычно бывает у генетически выведенных воинов, загорелым от далеких солнц и покрытым татуировками из непостижимых рун. Но было что-то ужасно неправильное, что-то в том, как тени слишком жадно цеплялись за его лицо, как изменения угла зрения искажали его облик, превращая его во что-то такое, от чего у меня мурашки побежали по коже.
Я жестом приказал Жнецам образовать защитный периметр вокруг новоприбывшего, и Холкхар с Плетью последовали нашему примеру. Я держал ствол своего волкитного разрядника направленным на смутно улыбающееся лицо твари, хотя оно… он… не сделал ни малейшего движения, чтобы вытащить оружие.
— Что это такое? — спросил я, прежде чем понял, что вопрос, сорвавшийся с языка, был не тем, который я хотел озвучить.
Существо улыбнулось, как будто тихо забавляясь моим личным замешательством. Он указал на золотой артефакт вытянутой рукой.
— Это многое, Икариос Брехкер, и гораздо большее, чем ты можешь себе представить. Это врата. Это могила. Это оружие. Это страж. Но что важнее всего, это то, благодаря чему я достигну апофеоза и получу обещанное Пантеоном.
Промозглые, хищные нотки его голоса так нервировали, что я почти не заметил, что он откуда-то знает мое имя.
— Ты прав, — наконец смог выговорить я, заставляя отступить густую тошноту, нарастающую внутри. — Я не знаю, что все это значит. Но что я знаю точно, так это то, что эта добыча принадлежит нам, и мои сто пушек означают, что ты труп. — Я сделал паузу, отчаянно надеясь, что мой блеф заставит эту Бессмертную тварь отступить без боя. — Я никогда не пробовал мяса тебе подобных… чем бы ты ни был, — добавил я, зная, что моя попытка скорее всего обречена на провал. — Но я с нетерпением жду этого.
Существо улыбнулось.
— Забавно. Я пробовал сердца хтонийцев и выяснил, что они обладают уникальным вкусом, отличным от других миров, которые мне доводилось исследовать. Пугливые, как грызуны, снующие в темноте, спасающиеся от более крупного хищника. Злобные, как гадюки, готовые умереть, нанося удары, лишь бы выпустить свой мстительный яд. Амбициозные, в гораздо большей степени, чем паразиты или змеи. Но, как и все люди, вы обладаете и великой, великой глупостью.
Только тогда я понял, что оружие бойцов из Плети Абракса медленно, но незаметно повернулось против моих воинов.
— Я показал тебе путь к Хранилищу, мой повелитель, — прорычал Охотник за Черепами, склонив голову. — Как и обещал.
Я потряс головой.
— Холкхар, ты расстраиваешь меня.
— Бросай оружие, наглый щенок, — огрызнулся Охотник за Черепами. Я подчинился, не видя другого выхода. — Думаешь, это имеет значение? Думаешь, такие как мы могли что-то сделать с этими… штуками? — Он сплюнул, указывая на непостижимые сокровища Хранилища. — Хтония мертва, если она когда-либо была живой, и за этой никчемной глыбой зарождается новая сила. Нечто большее, чем все Бессмертные, все их армии, все их флоты и даже проклятый Император. — Охотник за Черепами оттянул ворот своих испачканных доспехов, обнажив отвратительный синий шрам, похожий на извивающуюся змею. Следуя его примеру, остальные из Плети сделали то же самое, выставляя напоказ клейма, которые, без сомнения, были нанесены этим странным существом. — И теперь, когда мой господин явился сюда, я буду достаточно силен, чтобы истребить
— У меня нет слов, — сказал я.
— Ты в присутствии святого, пацан, — усмехнулся Холкхар, указывая на Бессмертную тварь в багровом. — Это естественно.
— Дело не в этом, — медленно проговорил я, настороженно следя за существом. — У меня нет слов от того факта, что ты не подумал, что я знал о твоем предательстве.
— Что?
— Ты соврал о том, что получил информацию от Шестьдесят Шестого. Я задушил этого урода из Механикума в тот момент, когда он сообщил мне местонахождение сервочерепа, а затем украл его генно-инграмматический ключ с его трупа. — Я усмехнулся. — Так я понял, что ты работаешь на кого-то, кто уже знал про Хранилище, но не знал, где оно находилось. Я предположил, что ты не хотел возвращаться к своему хозяину с пустыми руками, поэтому последовал за мной в зону Морталис, ожидая устроить мне засаду в тот момент, когда я найду это место. Ты просто не планировал потерять большую часть своих людей до того, как получишь карту.
Холкхар украдкой взглянул на существо, затем снова на меня, нахмурившись.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — прорычал старый Охотник за Черепами.
Краем глаза я увидел, как довольная улыбка твари начала увядать. Что-то жуткое промелькнуло в его глазах. Я почувствовал, как по моей коже пробежали мурашки.
— Вот почему ты так легко согласился на сделку, — сказал я полностью пересохшим ртом. — Тебе было плевать на разделение пополам добычи, главным было
Холкхар Охотник за Черепами внезапно онемел. Его пылающие глаза метались туда-сюда между его бойцами и существом, которое величественно стояло и выглядело уже не таким радостным.
— Хорошо, ты был прав Икариос, — прорычал он сквозь стиснутые зубы. Слова прозвучали нервно. Возможно, даже испуганно. — Но это не меняет того факта, что мои пушки наведены на тебя, а это место принадлежит моему господину. Признай, ты труп.
Я улыбнулся и приготовился сыграть последний козырь, в котором я даже не был уверен, что он все еще у меня есть.
— Не думаю, что твой хозяин будет рад тому, что ты завел его в ловушку.
Бессмертная тварь сделала опасный шаг вперед, доставая из-за спины гигантскую шипастую булаву.
В сотый раз с битвы в котловине я прошептал в вокс:
— Ты ещё жива, Ши?
Спустя напряженное мгновение я, наконец, впервые за несколько дней, услышал в ответ один утвердительный
Я бросился на землю и прикрыл уши.
Шикхара Мертвый Глаз и все лучшие стрелки Жнецов Кратона, которые молча следили за нами с тех пор, как Холкхар устроил засаду, открыли огонь с выступов у входа в лабораторию. Вокруг себя я видел лазерные разряды, пули и энергетические лучи, обрушивающиеся подобно дождю, скашивая ряды Плети перекрестным огнем. Татуированное существо охватило пламя, но вместо того, чтобы упасть как смертный, он… оно… ревя, поднялось, а шипастая булава внезапно вспыхнула лазурным пламенем. Я подхватил свой упавший волкитный разрядник и навел ствол на Холкхара.
Охотник за Черепами
Я видел, как он, шатаясь, приближался ко мне, вопя и хватаясь за лицо. Гротескное клеймо на его горле светилось странным светом. Он упал на культи ног, крича «
Осмотревшись, я понял, что схожие ужасающие трансформации постигли и остальных членов Плети Абракса.
— Убейте их всех, дети мои! — прогромыхал полубог.
Я нажал на спусковой крючок, пробив дымящуюся воронку в том, что когда-то было Холкхаром Охотником за Черепами. Это даже не замедлило его, когда он бросился в атаку, издавая потусторонний вой. Прежде чем я успел выстрелить еще раз, точный выстрел из длинноствольного лазружья Шикхары пробил омерзительную пасть чудовища. Чудовище-Холкхар оступилось, пытаясь обернуть свои ужасные щупальца вокруг моего горла, что дало мне достаточно времени для выстрела, превратившего его туловище в кровавый туман.
Я вытер обжигающие внутренности с глаз и увидел резню.
Поскольку вход был заблокирован Бессмертной тварью, спасаясь от преследования нечеловеческих чудищ, которые поглотили моих хтонийских соперников, нам оказалось некуда бежать, кроме как дальше в Хранилище. Половина Плети, казалось, покончила с собой до того, как трансформация смогла овладеть ими, но те, кто этого не сделал, были одержимы громадными тварями, которые по силе равны целой армии.
Но самую главную угрозу представлял багровый полубог.
Я и раньше видел Бессмертных, но редко в бою и никогда вблизи. Красный гигант ворвался в самую плотную группу хтонийцев со скоростью, которая должна быть невозможной для чего-то столь громадного и тяжелого. Он даже не потрудился вытащить свое огнестрельное оружие, решив нанести удар по кричащим туннельным бандитам шипастой булавой, крича в два голоса, ни один из которых не был человеческим.
Я видел, как людей убивали самыми разными способами, и сам убил очень многих из них, но самого того, как он обрушивался на противников и уничтожал их, было достаточно, чтобы заставить меня нервно сглотнуть, как только я истощил волкитный разрядник. От людей, даже облаченных в доспехи, оставались лишь брызжущие с такой скоростью внутренности, что я практически не успевал увидеть этого.
— Вперед, благословенные! — взревел полубог, звуча ликующе и торжествующе, даже когда снайперы Шикхары обстреляли его. — Захватите это место для Лоргара Аврелиана! Захватите сокровища для Пантеона! Крестите их в крови недостойных!
Снова я услышал, как нарастает эта отвратительная, щебечущая, хнычущая, ревущая какофония, как это произошло в котловине. У входа в Хранилище я увидел волну пускающих слюни, визжащих, плачущих уродов, устремившихся к нам, прорываясь через узкий проход, как гной из нарыва. Сверху Шикхара стреляла им в спины, но это было все равно, что пытаться потушить хим-пламя, плюнув на него.
Оставшиеся несколько дюжин Жнецов, кого не разорвали чудовища из плоти или не стерла в порошок Бессмертная тварь, инстинктивно отреагировали, образовав настолько хорошую линию огня, насколько можно было ожидать от полудиких убийц. В ярком свете лаборатории я мог лучше видеть наших отвратительных противников, что также помогало мне целиться. Я выпускал в орду разряд за разрядом обжигающей энергии, но после того как очередной демон обращался в тлеющие угли, еще двое радостно затаптывали труп и занимали его место. Одержимые чудовища из плоти возвышались над массой мутантов, давя уродов в безумном желании разорвать нас на части.
Я стиснул зубы и приготовился умереть очень, очень страшной смертью.
Но Бессмертная тварь внезапно подняла свой окровавленный кулак. Ужасная орда неохотно подчинилась, как дворняжки, повинующиеся своему хозяину, но не из преданности, а из-за странной метки на шее. Исчезла психопатическая, кровожадная ярость с этого… его… лица, сменившись каким-то безмятежным выражением, которое было, пожалуй, еще более пугающим.
— Твое имя Икариос, — нараспев произнесло существо, глядя в мою душу горящими глазами. — Хотя ты никогда не осознавал, что оно значит. Я сомневаюсь, что тот, кто дал его тебе, тоже понимал значение.
Я держал свой волкитный разрядник нацеленным в лицо полубога, борясь с дрожью в руках. Я не был уверен, что смогу убить его, даже если выстрелю.
— Оно происходит из древней земной легенды племен Греции о мальчике, который подлетел слишком близко к Солнцу на восковых крыльях, потому что хотел
Я вдруг обнаружил, что нахожусь в полной растерянности.
Ствол моего волкитного разрядника немного опустился.
— Что ты предлагаешь? — наконец пробормотал я, не спуская пальца со спускового крючка.
Колхидский гигант подошел ко мне на шаг ближе. Земля под его сапогами задрожала. Или отпрянула.
— Ветры Хаоса дуют по всей Галактике, Икариос; силы, намного более древние, чем ты или я, или Империум, или даже этот мир, и я даю тебе шанс разделить их святую щедрость. С сокровищами в этом святилище я передам Хтонию в руки Пантеона, и как только я буду переделан в соответствии с волей Четверки, я буду способен даровать непостижимые благословения тем, кто носит мою метку, — прогремел он, поднимая руки, как один из имперских проповедников. Я видел такое в детстве. — Я понимаю, что Хтония связана Законом Клинка — в этом она роднится с Хаосом более естественным образом, чем ты можешь себе представить. Я предлагаю тебе силу построить трон из костей твоих врагов и обещание, что когда ты сядешь на него, то, наконец, прикоснешься к солнцу, которого твой тезка никогда не смог бы достичь.
Я оглянулся на странный золотой артефакт, на лабораторию, полную чудес далеко за пределами моего понимания, на кровь моих убитых Жнецов, застывшую среди солоноватого ихора потусторонних чудовищ, пожиравших бойцов Плети, на изуродованных хтонийцев, которые стояли за спиной Малги Драка, отчаянно желая разорвать меня на части.
— Или ты и твое племя можете умереть способами, которые совершенно не поддаются вашему человеческому пониманию, а ваши души будут использованы для подпитки моего вознесения, — добавил колхидец, улыбаясь только губами, когда что-то ужасное шевельнулось под его татуированной кожей. — Выбор за тобой — преклонить колени или умереть, — но время, чтобы сделать этот выбор, заканчивается.
Я помедлил, почувствовав, как взгляды выживших Жнецов обратились на меня. Через мгновение я увидел себя стоящим на коленях перед Малгой Драком с Колхиды, принимающим его зловещее предложение.
Я видел, как Жнецы Кратона маршировали из зоны Морталис с благословениями вознесенного Бессмертного, вооруженные оружием и чудовищной силой, непостижимой моему пониманию, поддерживаемые ордой кровожадных тварей, готовых разорвать моих врагов на части.
Я видел Пьющих Кровь, Железную Охоту, Черный Оскал и все другие туннельные банды, что глумились надо мной, когда я сражался за оставленные ими объедки, умоляющих меня о пощаде, когда я вдавливал их хныкающие морды в пропитанный кровью камень.
Я видел, как все туннельные ульи Хтонии кланялись мне как своему королю, и все, что я когда-либо мог пожелать, лежало в моих руках.
Все что мне нужно сделать — преклониться.
В конце концов, выбор очевиден.
— Шикхара, — тихо передал я по воксу. — Помнишь последнюю часть плана? Что делать, если план провалится?
Я мог видеть, как уголки рта Малги Драка скривились в сердитой гримасе, которая только подчеркивала темное чудовище, скрывающееся под его… нет,
Несмотря на то, что я никогда в жизни не был так напуган, я ухмыльнулся.
— Сделай это, Ши, и когда ты выберешься из этого проклятого места, убедись, что каждый хтониец узнает, что это Икариос Брехкер и Жнецы Кратона похоронили то чудовище и его щенков.
Короткий
Существо, звавшее себя Малгой Драком, взревело нечеловеческим голосом и бросилось на меня, размахивая окровавленной булавой, в то время как армия уродов и чудовищ рванулась к нам. Я поднял свой волкитный разрядник, надеясь, что он принесет мне максимальную пользу, и провел последние мгновения своей жизни, сражаясь бок о бок со своими собратьями с Хтонии.
Сколько я себя помню, я отбивался от любого, кто хотел накинуть кандалы мне на шею, будь то главари конкурирующих банд, Бессмертные или даже Император, и я не собирался позволить этой чужеродной погани сделать меня своим рабом, какими бы ни были угрозы.
В конце концов, я хтониец, а настоящие хтонийцы не склоняются ни перед кем.
Ноа Ван Нгуен. ВЕРА ПРЕДАТЕЛЯ
Его передовой отряд, Язычники, здесь по особой причине. От них требуется обезглавить силы лоялистов, что держат улей в своей мёртвой хватке. Пощады просить они не станут, да и не получат.
Таковы были приказы.
Коварный проверяет тикающий хронометр на своём наручном дисплее, после чего засовывает боевой клинок за цепной ремень. Следом втягивает в лёгкие прощальный глоток смога — и, наконец, застёгивает шлем.
Дисплей мерцает. Щёлкает ссылка на канал отделения.
— Проверка связи, — говорит Коварный.
Собираются остальные, его сержанты: Уродливый Тилоджур, Рутимант, Вереддон Длинношеий, Любастус. Все, как один — Язычники, Сыны Гора и последние братья Коварного по воинской ложе. Официально магистр войны распустил ложи, но в прежние времена само существование Тайного Ордена держалось в секрете. Повторить это снова ничего не стоит. Сколько всего осталось братьев, Коварному неведомо.
— Вождь, — рычит Любастус, — ждём приказаний.
Коварный хмыкает, его искалеченные губы продолжают ныть. Гримаса на челюсти никогда не исчезнет, такова цена игр с огнём варпа.
— Приказы капитана Ашурхаддона ясны, — отвечает он. — Имперские силы засели на средних уровнях, изводя нас бесконечными уколами, мешая нашему продвижению. Войска на поверхности не смогут консолидироваться, пока эта угроза не будет устранена.
— Астартес? — спрашивает Тилоджур.
Коварный кивает.
— Имперские Кулаки. Ветераны из 212-й роты. Свежая кровь из 465-й и 532-й. Смертные на подхвате. Ауксилия, ополчение. Ничего особенного. Ведёт же их всех капитан Гарриус, Имперский Кулак, 465-я рота. Он командует сопротивлением из-за Врат Луперкаля.
—
На лице Рутиманта появляется ухмылка.
— Да уж, в этом есть смысл, а?
— Точно, — говорит Коварный.
— Параметры миссии? — спрашивает Рутимант.
— Мы Сыны Гора, — отвечает Коварный. — Вскроем им глотки.
Любастус скалит зубы.
— Пленных не брать.
Остальные довольно хрюкают. Насилие пылает в их нутре, словно кипящее масло. Каждый из них создан ради этого.
— Теперь самое сложное — Гарриус, — продолжает Коварный. — Ашурхаддон хочет, чтобы он жил.
Легионеры хмурятся.
— Жил? — переспрашивает Вереддон.
— Жил, — отвечает Коварный, — сердца бьются, лёгкие дышат. Жил — значит, оставался в живых.
Подобное никому не нравится, но все молчат. Они последуют за Коварным в саму Преисподнюю и обратно. Ну, по правде говоря, они уже в ней.
Коварного радует, что возражений не последовало.
— Пара минут. Однажды…
— Почему? — вопрошает Уль-Баас.
Голос Несущего Слово сладкозвучен, словно предсмертный хрип или шелковистая, шелестящая трупная плоть. Он тёмный апостол Тайного Благодеяния, прикреплённый к Язычникам в качестве миссионера. Его желтоватое лицо отмечено благословенным прикосновением варпа. Черты лица дряблы, словно жизнь в нём поддерживает только засевшая глубоко внутри бравада его веры. Каждый раз, когда Коварный видит Уль-Бааса, выцарапанные на предательском багряном керамите последнего нечестивые литании заставляют хтонийца вспоминать о прокисшем вине. О его вкусе, да и виде тоже. Сердца наполняются едким огнём.
Впрочем, они ладят. Несущему Слово нравится жизнерадостная вера Коварного в Четвёрку, а Сын Гора наслаждается кровавой театральностью Уль-Бааса.
— Что «почему»?
— Почему живым? — интересуется Уль-Баас. — Гарриуса живым не возьмёшь.
Ответный взгляд Коварного преисполнен злобы.
— Тогда мы обязательно попросим его — очень вежливо.
Остальные гогочут. Но отвлеклись они ненадолго, ибо Коварный знает — каждый из них согласен с Уль-Баасом. Никто не желает сдерживаться, когда речь заходит о верных Трону Астартес — но в случае Гарриуса им всё же придётся.
Уль-Баас склоняет голову набок.
— Гарриус. Вы знали его?
У Коварного загорелось второе сердце. Ещё бы. Он хорошо его знал.
— Вовсе нет, — соврал он.
Пальцы Уль-Бааса сжимаются на покрытой хрящами рукояти его проклятого крозиуса.
— А я знал. И я знаю Ашурхаддона, вождь. Он упоминал, что суть операции — обезглавливание, но что-то тут не сходится. Никто не жаждет захвата пленников больше, чем я — боги требуют
— Замечания приняты, Несущий Слово, — отзывается Коварный, после чего обращается к остальным. — Ещё вопросы будут?
Вопросов нет. Удовлетворённый Коварный отдаёт приказ выдвигаться, в то время как сержанты передают суть боевой задачи своим отделениям.
Прежде, чем они уходят, Коварный хлопает дулом болтера по мерзкой на вид багряной броне Уль-Бааса.
— Больше никаких приказов, Несущий Слово. Они на тебе словно мишень рисуют.
Уль-Баас опускает дуло.
— Мой долг — служить, вождь. Считайте моё предложение не более чем советом.
Коварный кивает, и Уль-Баас присоединяется к остальным. Вскоре отряд начинает движение. Вокс-канал активизируется, Язычники выкрикивают краткие отчёты о статусе на хтонийском, их голоса отдаются скрежетом по всей частоте отделения.
Несущий Слово может стать причиной неприятностей. Лучше, если он начнёт сотрудничать, размышляет Коварный. А ещё лучше — если будет держать своё щебеталище на замке.
Потому как Ашурхаддон вовсе не приказывал Коварному пощадить Гарриуса. То была инициатива Коварного. Неважно, во что превратилась эта война, Гарриус — его брат. Он навеки останется им, а Коварный не оставляет братьев умирать.
Именно Гарриус научил его значению этого слова.
Врата Предателя — это покрытые кратерами и изрытые болтами охотничьи угодья. Непрекращающийся заградительный огонь обрушивается на поверхность, зенитные снаряды пронзают пылающие небеса. Битва бушует в атмосфере, в производственных секторах, в разрушенных жилых хабах, когда-то кишевших человеческой жизнью.
Коварному нравится эта война. Это завет, подобный полям смерти Исствана III, где он в катарсической простоте узнал, кто был ему братом, а кто нет. Хтония же — персональное испытание для него, демонстрирующее, кто он есть и кем ему суждено быть. Хтония — это погребальный звон, один из многих, нескончаемо звенящих в пустоте.
Лоялисты пытаются удержать Врата Предателя — и, быть может, им это удастся. Сыны Гора рыскают среди шпилей — а как же могло быть иначе. Капитан Ашурхаддон мог присоединиться к магистру войны на Терре, но вместо этого привёл сюда свои силы, стремясь доказать собственную точку зрения. Ровно то же самое, думает Коварный, желают продемонстрировать и лоялисты своим сопротивлением.
Гарриус выбрал себе сторону, как и любой другой легионер. Коварный это знает. Он ничего ему не должен.
И всё же братья не бросают друг друга. Они не отрекаются друг от друга. Не по этой ли причине Коварный последовал за своим легионом в ересь? Не с этого ли всё началось?
И всё же, несмотря на его воинственную жажду крови, вождя преследуют сомнения. За все эти долгие годы славы и резни после Исствана он убил больше Астартес, чем ему хочется помнить. Братья никогда не должны убивать братьев.
Если Коварный сумеет склонить Гарриуса на свою сторону, его сомнения разгладятся, подобно несовершенствам на металлическом изделии при шлифовке. Все его непростые решения за прошедшие годы наконец-то обретут смысл. Он знал, что сделал правильный выбор. И он это докажет.
Гарриус увидит правду. Имперский Кулак всегда был рассудителен, и тот факт, что он обязан Коварному жизнью, ничем не помешает. Он сделает выбор, который сделал Коварный — ему просто нужен шанс.
Бралкар — ветвящееся соединение в кровоточащем сердце улья. Узел соединяет воедино умолкнувшие транзитные сети Врат Предателя. Отсюда Гарриус на протяжении нескольких месяцев координировал свою тщетную войну. Отсюда вылазки лоялистов разделили ту кувалду, которую представляли собой силы Ашурхаддона, предотвратив консолидацию и отсрочив то, что должно было стать быстрым, беззвучным триумфом.
Бралкар идеально подходил для этого. Доступный, безопасный, защищённый. Это место настолько хорошо соответствовало роли оперативной базы, что Язычники точно знали, где её найти.
Продвигаясь в зону видимости, Коварный издаёт протяжный низкий свист. Укрепления перекрёстка впечатляют. Туннели и пути, ведущие к многоуровневой станции, со всех сторон защищены всевозможным оружием. Боевые и вспомогательные заграждения из колючей проволоки прошивают проходы, направляя неприятеля в зоны поражения. Лазвинтовки «Калибракс» Солярной Ауксилии, подобно иглам кактуса, щетинятся из-за залитых скалобетоном преград и баррикад из мешков с песком. Сверкающие жерла более тяжёлых орудий выглядывают из дотов, словно завистливые чёрные глаза.
Замок посреди крепости внутри цитадели. Вот что построил Гарриус. Если бы он был здесь, чтобы защищать своё творение, лоялисты могли бы удерживать перекрёсток в течение нескольких дней, пока постоянный натиск, наконец, не сломил бы обороняющихся.
Так где же он есть?
Сыны Гора начинают атаку. Жужжащий ураган болтерного огня и вой цепного оружия, подобный волчьему. Они сокрушают внешнюю оборону, но ни один Кулак не показывается. Они втаптывают смертных защитников в каменную кладку, но ни один из вражеских болтеров не стреляет в ответ. Уль-Баас разрывает ауксилариев на части, вскрывая их пустотную броню образца «Соляр» и выпуская внутренности наружу чёрными зубцами своей булавы.
Всё ещё ни единого следа Кулаков.
Язычники восстанавливают разбитую оборону Бралкара, втыкая болты в коробчатые магазины и нанизывая свежие зубья на покрытые запёкшейся кровью цепные клинки. Коварный снимает свой шлем, выдыхая пары перекрёстка.
— Где они?
— Здесь, если верить показаниям авгуров. — Рутимант демонстрирует Коварному мерцающий экран своего ауспика.
Коварный оглядывается по сторонам.
— Но «здесь» их явно нет.
— Ков, — Тилоджур вытащил вперёд устройство, вокс-передатчик был сорван с крепления, — я тут заметил, что командир терции испортила связь.
Коварный вздрагивает. Нет, это вовсе не то, что бы сделал желавший защитить это место — в особенности если защитники нуждаются в подкреплении.
Вечная улыбка хтонийца запульсировала.
— Приведи-ка её сюда.
Тилоджур вздрагивает. Затем Коварный замечает свисающий с пояса сержанта череп, всё ещё сочащийся влагой.
— Ты же сказал — никакой пощады. — Тилоджур опускает взгляд. — Вы капитан Гарриус, мэм?
Язычники посмеиваются.
Коварный указывает на следующий уровень развязки.
— Вон там располагается бункер с топливным складом. Очистить его. Если там осталось хоть что-то, кроме чада, отметьте, чтобы рабы вынесли запасы топлива. Остальным — следить за соседними туннелями. Гарриус может вернуться в любой момент. Выполнять.
Бойцы ушли.
Оставшись наедине с Коварным, Уль-Баас обратился к хтонийцу.
— Вас что-то тревожит, вождь.
Коварный безо всякой определённости развёл руками.
— Всё это.
Сломленная оборона перекрёстка, раскатанная безжалостным катком Солярная Ауксилия, взорванное транспортное оборудование, поспешно превращённое в баррикады. Пути ведут в транзитную сеть на трёх уровнях, со всех сторон зияют пасти туннелей.
— Оглянись вокруг, — процедил Коварный. — Это крепость. Но Гарриус не стал её защищать. Вместо этого он обманывает наши авгуры ложными показаниями силовой брони. Почему?
— Вы уверены, что это приманка?
— Приманка, да, просто не пойму — на кой. Если Гарриус хотел устроить нам засаду, у него был шанс сделать это аккурат во время штурма. Теперь мы держим перекрёсток, мы разделали его псов. Тут что-то не то. Гарриус не оставляет союзников на смерть. Это бесчестно.
— Откуда вы знаете?
Коварный оскалился.
— Он Кулак. Все Кулаки такие.
— Эта война изменила нас всех, — говорит Уль-Баас. — Быть может, Гарриус больше не сражается в точности по заветам Дорна.
— Может, и так. Но утрата опорных пунктов не принесёт ему никаких блестяшек. Тилоджур, что у тебя?
Щёлкнул канал отделения.
—
Коварный поворачивается к Уль-Баасу.
— Непохоже, чтобы Гарриус хотел удержать Бралкар. Думаю, он хотел, чтобы мы его взяли.
—
— Слушаю.
—
— Астартес? — спрашивает Коварный.
—
— Быть по сему.
Пока Сыны Гора проходят сквозь туннель, направляя оружие во мрак, Коварный хранит молчание. Происходящее раздражает его. Слишком уж всё просто.
Затем сверху, со стороны топливного бункера, раздаются звуки болтерной стрельбы, сопровождаемые приглушённым треском взорвавшейся гранаты.
— Тилоджур, — говорит Коварный, — ответь мне.
Вместо ответа — визги статики.
—
Отделение Любастуса, Наполнители Урн, уже выдвигаются на помощь.
— Я тоже пойду, — подаёт голос Уль-Баас.
Коварный останавливает его.
— Одинокий легионер, отсиживающийся в топливном бункере — это не защита. Это жертва. Они заманивают нас в…
Теперь до него дошло.
— Язычники, — рявкнул Коварный на хтонийском. — На выход, братья. Вспомогательная шахта, первый уровень, северо-северо-запад. Пошли.
—
Коварный не даёт ему закончить.
— Не обращай внимания. Это ловушка. Гарриус охотится за нами.
Язычники подчиняются без лишних вопросов. Весь перекрёсток содрогается от громовой поступи идущих легионеров. Вместе с отступающими бойцами Тилоджура Любастус и его Наполнители Урн направляются к вспомогательной шахте.
Болтерный огонь всё ещё гремит рядом с топливным бункером, когда по всему главному переходу проносится эхо металлического лязга. Колёса стучат по рельсам во тьме.
Грузовой трамвай, столь же широкий и длинный, как и «Грозовая птица», влетает в Бралкар из туннеля. Тяжеловесная платформа провисает под весом боеприпасов. Она отбрасывает стрелу крана в сторону, устремляясь к самому сердцу перекрёстка, прямиком к куполообразному топливному складу.
Язычников почти не осталось. Рутимант, Вереддон, Любастус…
—
Уль-Баас хватает его за силовой ранец и отбрасывает в сторону, за ферробетонный край вспомогательной шахты.
— Вождь, тебя убьют!
Он прав. Рыча от досады, Коварный бросает последний взгляд на Тилоджура. Раненый сержант выползает из камеры по замкнутому переходу. Потрёпанный легионер в ярко-жёлтом хромает позади него, прищурив глаза, он поднимает оружие и целится в затылок Тилоджура.
— За Терру! — ревёт Имперский Кулак.
Коварный не может оторвать взгляда.
— За Импе…
Грузовой трамвай врезается в бункер и взрывается. Пары прометия из пустого бункера воспламеняются, превращая армированный пластальной экран в смертоносную шрапнель.
Взрыв подобен урагану. Бункер разваливается с первых же уровней как раз в тот момент, когда Коварный отступает в укрытие. Измельчённые кирпичи и металлические осколки устремляются в туннель, со звоном барабаня по его доспеху.
Вот так ушёл Тилоджур.
Язычники перевооружаются в тесном туннеле, чьи стены выложены кирпичной кладкой. Суровые наставления Уль-Бааса несутся сквозь раскалённую тьму.
Коварный мрачен и хранит молчание. Отсутствие Тилоджура тяготит его, словно висящий на душе тяжкий груз. Сержант мёртв. Ничто не сможет изменить этого, как и тот факт, что вина за произошедшее лежит на Коварном.
Впрочем, такова суть войны. Отлично. Коварный не питает иллюзий в отношении значения произошедшего. Тем не менее, вождь не может не задаваться вопросом, что всё могло бы пойти иначе, не возьмись он за эту миссию по обращению Гарриуса. Он проявил бы больше терпения, больше осторожности. Не заставлял бы Язычников ждать, пока Гарриус активирует свою ловушку.
Коварный отбрасывает эти мысли, втягивая в себя ещё один глоток грязного воздуха через свою болезненную улыбку.
— Рутимант, всё готово?
— Почти, — отзывается Рутимант, перенастраивая свой ауспик-сканер. Спасённый командный вокс Солярной Ауксилии лежит между ними, квадратный и уродливый, шнуры и силовые компоненты тянутся за ним, словно упавшие вымпелы.
Затем ауспик издаёт звуковой сигнал.
— Ну вот и готово, — говорит Рутимант.
Коварный подносит трубку к своей изувеченной физиономии.
— Гарриус! Твоя работа поистине впечатляет. Легионер, которого ты принёс в жертву, как там его звали?
Передатчик щёлкает, но затем воцаряется тишина. Надежда, жидкая и тёплая, медленно растёт в пустом нутре Коварного. Она кипит, испаряясь, подобно пару, пока опустевший сосуд не станет обжигающим и сухим.
По-прежнему ничего, кроме тишины. Коварный опускает трубку, его улыбка выглядит нездоровой.
Внезапно канал связи захрипел.
—
Взор Коварного останавливается на Уль-Баасе, который всё ещё бродит вместе с толпой Язычников за пределами слышимости.
— Со времён призрачных лесов Лактрикаля, — отвечает Коварный. — Убивая ксеносов и их рабов, я вырывал головы из трупов недолюдей. Я — тот самый дикарь, что спас тебе жизнь.
Рутимант вздрагивает и прищуривается.
—
Сын Гора облизывает покрытые шрамами губы. Стало быть, Гарриус помнит его.
— Ты мне кое-что сказал перед тем, как мы расстались. Припоминаешь?
—
Коварный усмехнулся.
— Вот и мы, братец. Как ты и предсказывал, снова сражаемся вместе.
—
Канал щёлкает, и эфир забивают помехи.
Улыбка Коварного вновь начинает болеть. Гарриус знает, что он придёт.
Чудесно. Это личное. И так было всегда.
— Я отследил их позицию, — обращается к командиру Рутимант, — они идут.
Центральная ось Врат Предателя представляет собой беспорядочное нагромождение извилистых судоходных маршрутов. Транзитные пути парят друг над другом, пересекаясь и устремляясь ввысь вдоль скалистых опор улья. Их арки чудесным образом переходят в нижнюю надстройку улья, являя собой зримое свидетельство людских дерзновений.
Основные транзитные хорды соединяют контрфорсы. Макромаршруты заполнены более мелкими транспортными каналами. Все они заброшены, открыты на милость горящего неба. Гражданские жертвы конфликта — пустые автомобили, а также перевёрнутые грузовые контейнеры — загромождают дороги.
Коварный всматривается вдаль, выискивая на мосту лоялистов. Сокрытый туманом пейзаж вызывает ассоциации с гнездом из горных лиан, соединяющих пару утёсов.
Вереддон указывает своей обременённой планшетами рукой в сторону.
— Вон там. Восток-северо-восток. Легионеры продвигаются к следующему контрфорсу. Отделение, это как минимум.
— Заметно, — отвечает Коварный, — всего лишь часть от их сил.
— Тот самый отряд, за которым мы и пришли, — хрипло говорит Любастус. — Сюда ведёт авгурный след Рути.
— Тогда Гарриус будет с ними. — Коварный проверяет свой боезапас. — Приготовиться к ликвидации.
Остальные обмениваются нерешительными взглядами, явно не испытывая восторга от приказа.
— Ваши братья страшатся озвучить правду, вождь, — начинает Уль-Баас. — Сей мост — место довольно узкое. Ещё больше лоялистов будут охранять проход издалека. Если мы начнём погоню, они перебьют нас всех, словно жертвенных агнцев.
Коварный вскидывает голову.
— Ближе к делу.
Выражение лица Несущего Слово смягчается.
— Запросите воздушную поддержку. Обрушьте на их головы всё, что есть, а затем ещё немного. Если хорды уцелеют, мы убедимся в гибели Кулаков и заберём ваши трофеи.
— А если нет?
Уль-Баас пожимает плечами.
— Скатертью дорожка.
— Гарриус…
—
Коварный глядит на остальных. Ашурхаддон хотел, чтобы он расправился с сопротивлением на среднем уровне, но этот фактор никогда не касался задания. Речь идёт о братстве, о попытке доказать что-то самому себе, ибо больше некому.
— Живым, — отмечает Коварный, — это не обсуждается.
Вождь Сынов Гора отдаёт приказ начать движение. Уль-Баас возвращается в строй, молчаливый и меланхоличный.
Имперские Кулаки уже пересекли зияющую пропасть между опорами улья. Теперь они занимаются чем-то на дальней стороне.
Язычники ступают дальше. Их продвижение будет простым. Любастус проведёт отделение Наполнителей Урн по нижнему уровню транзитной хорды. Затем бойцы под командованием Коварного вместе с Уль-Баасом пройдут по поверхности. Они встретятся на дальней стороне, оставив прочих легионеров в качестве резерва и огневой поддержки, покуда их помощь не потребуется.
Затем они захватят Гарриуса и убьют остальных. Кулак узрит причину, и выбора у него не останется.
Как и ожидалось, орудия лоялистских часовых с рёвом оживают на дальней стороне. Ни Любастус, ни Коварный не замедляют шага. Их силовая броня выдерживает самые сильные попадания стрелкового оружия и стробирующих лазерных лучей. Вскоре огневая поддержка Язычников заходится ответным лаем, отвлекая лоялистов.
На дальней стороне держатся люди Гарриуса. Этого достаточно, чтобы заставить Коварного насторожиться — он нутром чует очередную ловушку. Имперские Кулаки могли бежать — такая возможность у них была. Но после обмена любезностями по командному воксу Коварный почему-то в этом сомневается. Это личное.
Так чего же ждёт Гарриус? И почему улей содрогается?
— Что это? — кричит Коварный.
—
—
Гарриус. Улыбка Коварного пульсирует от боли. Он хочет взорвать транзитную хорду. Неважно, очередная ли это западня, или же Кулак просто-напросто хочет оторваться от преследования Коварного. Если мост рухнет, Язычникам конец.
Ещё один взрыв заглушает фоновый треск приближающегося пламени. Хребет. Изменение уклона незначительное, но внезапное и пугающее. Парящий каркас хорды стонет под сапогами Коварного.
— Любастус, — рычит Коварный, — займись ими. Задержать их.
—
— Вереддон, Рутимант, не обращайте внимания на часовых. Сосредоточить огонь на Кулаках. Обеспечьте Любастусу прикрытие.
—
Вожак Язычников делает краткий запрос о поддержке с воздуха. Прежде, чем он успевает отдать новые приказы своему отряду, обстоятельства сами диктуют их ему. Приближаются Имперские Кулаки. Не бойцы Гарриуса, нет — другие, целая стена, ярко-лимонная и отделанная грязным железом. Увесистые болтеры с ненавистью выглядывают из-за штурмовых щитов.
Приближается Уль-Баас, активируя свой жужжащий крозиус. Он декламирует мрачную молитву, кудахча при каждом слоге, рисуя в воздухе зловещие пассы. Какая театральность, проносится в мыслях Коварного.
Его отделение атакует, волчья стая вгрызается в стену щитов. Болтерный огонь с близкой дистанции жужжит над головой смертоносными шершнями, врезаясь в керамит, лязгая о пласталь. Безумная тарабарщина забивает частоту отделения. Бой размывается. Кажется, что всё происходит одновременно. Коварный увяз в бою; Любастус запрашивает поддержку; Язычники из резерва маневрируют на хорде. Если Любастус умрёт прежде, чем сумеет помешать Гарриусу взорвать дальний стыковочный узел, им всем конец.
Уль-Баас произносит злобную молитву, скользя между заставляющими ныть уши варп-языками и своим болезненно-медовым колхидским диалектом. Его проклятый крозиус вспыхивает зловещим светом, потрескивая и плюясь кровью сыновей Дорна.
Болтер Коварного изрыгает огонь. Вождь вонзает остриё своего клинка в сочленение жёлтой боевой брони. Авточувства брони помогают его сверхчеловеческому восприятию, Он погружается в море ошеломляющих раздражителей, планируя необходимые реакции на мелькающие перед взором моменты.
Надстройка транзитной хорды стонет вновь, прогибаясь ещё на градус вниз. Буквально на один короткий момент предельной ясности Коварный думает не о сражении, а о падении вниз. Кувыркаясь в воздухе, он полетит через всю поверхность Хтонии, сквозь изрешечённую туннелями кору, где когда-то рыскал в поисках черепов.
А затем небеса загораются.
Звено «Огненных хищников», окрашенных в цвета XVI легиона, снижается и устремляется в бой. Они совершают свой первый заход мимо дальнего погрузочного узла, обстреливая тот участок, где умолк Любастус. Установленные в носовой части штурмовые орудия оживают в свирепом унисоне. Следом за ними подают голос и тяжёлые счетверённые болтеры, их выстрелы подобны поступи драконов.
После второго захода сторожевые позиции лоялистов ломаются. К третьему Рутимант и Вереддон устанавливают огневое превосходство. Язычники из резерва присоединяются к отряду Коварного. Противостоящие им Имперские Кулаки вскоре встретят свою смерть.
После четвёртого артиллерийского залпа сопротивление врага сломлено.
— Вождь, — хрипит Уль-Баас. Он истощён. Сражение с Легионес Астартес — дело непростое. — Любастус.
Коварный разворачивается, ведя остатки своего отряда по оставшемуся отрезку хорды.
Погрузочный узел на дальней стороне представляет собой опустевшее, разрушенное промышленное хранилище. Во время обстрелов действующие склады снаряжения рванули по цепной реакции прежде, чем их удалось бы эвакуировать. Весь хаб буквально устилают мёртвые тела. Целые кучи израненных легионеров, облачённых в броню жёлтого цвета или доспехи оттенков морской волны, питают землю растущими вокруг них лужами богатой кислородом крови.
— Найдите Гарриуса, — приказывает Коварный. Предвкушение лишает его самообладания. Он зашёл слишком далеко и слишком многим пожертвовал, чтобы позволить Гарриусу уйти. Всё не может закончиться вот так.
Когда его воины расходятся веером, к нему приближается Уль-Баас.
— Коварный. Гляди.
Глаза вождя округляются. Любастус разбросан по всему полю мертвецов, но даже по частям его удаётся узнать.
Коварный снимает шлем и выдыхает, прогоняя сконденсированный воздух силовой брони и глотая закопчённую атмосферу своего мёртвого мира. Видя Любастуса таким, он чувствует все прошедшие годы. В прежние времена они вместе были послушниками легиона.
Уль-Баас осматривает убитых, в его взгляде — угрюмый туман.
— Это дело рук Гарриуса, Коварный. Он сотворил подобное со своими братьями. И с нашими.
Коварный молча вгоняет новый магазин в своё оружие. В скором времени возвращаются с докладом его легионеры. Гарриуса здесь нет. Ушёл.
Коварный становится на колени рядом с погибшим братом, проводя пальцами по его влажной плоти. Он пробует кровь, удивляясь её медному привкусу. Омофагия вождя обрабатывает генетический материал Любастуса, превращая его в странные видения из последних мыслей его брата. Коварный не может понять, что он видит, но видения всё равно утешают.
Этот поход за Гарриусом зашёл слишком далеко. И дальше будет только хуже.
Во Вратах Предателя само понятие ночи бессмысленно. Тлеющие строения испускают слабый свет; израненный улей мерцает, подобно мусорным кострам. Корабли пронзают горящие небеса. Транспортные грузовики со свежими боеприпасами, топливом и новыми рабами.
Коварный знает, что их танец практически завершён — известно об этом и Гарриусу. Оба воинства затаились, не желая двигаться первыми и открываться тем самым вражеским авгурам. Это такая же охота, как и любая другая. Терпение побеждает плоть.
— Вождь, — обращается к Коварному Уль-Баас, — нам надо поговорить.
Улыбка Коварного кривится. Пламя войны в улье напоминает ему о более простых деньках, когда он пускался в пляс вокруг горящей ямы вместе со своей бандой, размахивая добытыми головами.
— Говори, — разрешает он.
— Гарриус. Он был вашим другом во время Великого крестового похода, не так ли?
Все фибры души Коварного напрягаются. Он улавливает полосы отравы в атмосфере, горячее бульканье своей перегруженной брони, неравномерный пульс войны за улей.
— Он был моим братом. И всё ещё остаётся им.
Уль-Баас чрезвычайно мягок — призрак самого себя на поле боя. Коварный может думать лишь о том, что его крозиус хранит безмолвие.
— Ты преследуешь благородную цель, — говорит Уль-Баас, — желаешь обратить ещё одного легионера. Хочешь способствовать распространению Изначальной Истины. Это праведный поступок. Сильный.
— Говори прямо. Ты осуждаешь меня.
— Нет, Коварный. Мне известна твоя история. Я могу поставить себя на твоё место. Десятилетиями я мечтал освободить легионы от лжи Императора. Я тайно трудился, чтобы донести до вас истину. И сделал это по той же самой причине, по которой ты пытаешься спасти Гарриуса. Во имя любви. Во что бы ты ни верил, вождь, мы тоже братья. Ты пребываешь в поисках чего-то важного, как когда-то и я. Но Гарриус сделал предельно ясный выбор. Он наш враг, Коварный. Когда же ты поймёшь это?
Тёмный апостол прав. Имперский Кулак убивает легионеров Коварного. Если Язычники — братья вождю, как может он называть своим братом Гарриуса?
Коварный хотел что-то доказать, обратив его. Доказать свою правоту и верность узам братства, а не Императору. Теперь его же собственное лицемерие бросили ему в лицо.
— Ты не знаешь Гарриуса так, как знаю его я, — говорит Коварный, — он обратится. Он один из нас. Брат. Ему нужно только показать истину.
Уль-Баас продолжает смотреть на собеседника.
— Я знал Гарриуса куда лучше, чем ты думаешь. Сыны Гора были вовсе не единственным легионом, служившим вместе с Кулаками. Гарриус — это камень, и в то же время огонь. Думаю, тебе об этом известно. Но ещё мне кажется, что ты ослепил самого себя, и я не могу понять, почему. Я знал, что Гарриус не примет нашу сторону с тех самых пор, как ты отдал свой приказ. Даже если бы он это сделал — даже если бы тебе удалось воплотить свой план в жизнь — у тебя есть куда более близкие братья, чем этот жестоковыйный Кулак. Подумай о Язычниках. Подумай о жизнях, которых нам стоило это высокомерие, подумай об уцелевших. Вот братство, за которое ты должен сражаться, вождь — а не за какое-то тщеславное стремление вернуться в своё потерянное прошлое.
Коварный молчит, чувствуя, как тает его естество. Словно ртуть, просачивающаяся сквозь щели его брони, стекающая по склонам Врат Предателя. Он чувствует себя обнажённым. Ему кажется, что Уль-Баас смотрит сквозь всё, чем он является, и видит уродливое мясо внутри. Коварный убил так много Астартес. Ему не хочется поступать так же с Гарриусом.
Голос Несущего Слово смягчается.
— Гораздо больше легионеров присоединились к магистру войны во имя братства, чем ради награды за веру. Никто не пытается закрывать на это глаза. Ты не одинок. Уважай узы, что скрепляют тебя с нами, ибо они защитят тебя. Твои поиски путей спасения Гарриуса будут стоить тебе всего. Он забыл тебя. Должен забыть его и ты.
Коварный поднимается, его доспехи скрипят под собственным весом.
Уль-Баас нажимает руну активации на своём крозиусе, оружие пробуждается к жизни с глухим гулом.
— Осторожнее, вождь. Я не стану предупреждать тебя дважды.
Коварный взводит свой болтер.
— Нет. Ты прав. Брат он мне или нет, но Гарриус уже не тот легионер, каким я его считал. Без тебя я бы не увидел этого, Уль-Баас. Прими мою благодарность. Настало время исправить ошибку.
Уль-Баас не расслабляется и продолжает держать крозиус включённым.
— Мой долг — служить.
Коварный вздыхает, глядя на поднятый крозиус Уль-Бааса. Несущий Слово не дурак. Какая жалость.
Одним-единственным движением вождь обнажает боевой клинок, метя режущим ударом в шею тёмного апостола.
Уль-Баас быстр. Он блокирует выпад, вонзает собственный крозиус в грудь Коварного, но кулак хтонийца устремляется прямиком в его лицо.
Оба удара достигают своих целей одновременно. Броня Коварного звенит, подобно удару колокола. Уль-Баас отшатывается, потеряв ориентацию.
— Я спас ему жизнь! Он спас мою! — Кислотная слюна летит со стиснутых зубов Коварного. Он наносит ещё один удар, и ещё. — Ты не понимаешь! Вам не дано! Несущие Слово, змеи! Вы настроили нас друг против друга! Вы — гниль в нашем братстве! Язва в наших душах!
Подобным кувалде удару Коварный разбивает лицо Уль-Бааса. Могучие, словно тиски, руки хтонийца сжимают мясистую челюсть Несущего Слово, отрывая её от черепа.
Из открывшейся верхней челюсти тёмного апостола, с его разорванных сухожилий и обнажённых костей сочится слюна и кровь. Жужжащая булава со звоном падает на палубу. Уль-Баас издаёт влажные хрипы, пытаясь что-то сказать, тянется к своему теперь уже бесполезному рту, затем к пистолету.
Коварный хватает его и толкает к пропасти, словно таран. Уль-Баас вылетает в расщелину каньона Врат Предателя, беззвучно исчезая за краем. Восемь секунд спустя доносится хруст от его приземления.
Коварный смотрит вниз, созерцая изломанный образ трупа Несущего Слово. Чувство головокружения подкатывает к самому горлу, от живота к глазам, и оно не имеет ничего общего с высотой, с которой он смотрит вниз.
— Не брат ты мне, — бормочет Коварный сквозь зубы, уходя на поиски захваченного вокс-передатчика лоялистов.
Коварный упаковывает старую зеркальную монету обратно в пояс. Прошлое мертво, и лишь будущее остаётся неопределённым. Стоящий перед ним вокс потрескивает пустыми искажениями. Гарриус до сих пор не ответил.
Уль-Баас мёртв. Любастус и Тилоджур мертвы. Более пятнадцати боевых братьев, все как один из практически вымершей ложи Коварного — мертвы. Все эти факты сковывают вождя, словно цепи. Он не в силах изменить свершившееся.
Приоритеты миссии ясны. Тактические решения очевидны. Коварный должен отозвать своих Язычников. Должен использовать воздушное превосходство XVI легиона, разрушить контрфорсы улья. Пускай лоялисты будут вычищены из Врат Предателя и окажутся на расстоянии вытянутой руки. Пускай силы Гарриуса рухнут с пылающей горы, словно бесполезные муравьи. Возможно, Уль-Баас был прав. Возможно, братства с лоялистами просто-напросто не могло быть. Возможно, все они были такими: бездушные трутни, преданные бесплодной идее Империума больше, чем ярко горящему братству своих собственных генетических сородичей.
Возможно, Коварный и Сыны Гора действительно были предателями, о чём постоянно кричали лоялисты.
Предводитель Язычников включает вокс.
— После Лактрикаля, — начинает он, — Луперкаль собрал ветеранов нашего легиона на брифинг. Крестовый поход достиг своего апогея, брат. Луперкалю хотелось узнать, какие уроки мы извлекли за время совместного истребления ксеносов с вашими преторианцами.
Нет ответа.
— Началась дискуссия о ваших отделениях прорывников, — продолжает Коварный. — Штурмовые щиты, Гарриус. Я считал, что подобные подразделения идеально продемонстрировали свои тактические возможности. Другие открыто высмеивали подобную идею. Они шутили, что вы, сыны Дорна, прячетесь за своими щитами, поскольку не можете идти на войну, не укрепив что-нибудь.
Коварный посмеивается своим воспоминаниям. Тем не менее, вокс сохраняет удушающую тишину.
— Я высказывался в вашу защиту, — говорит Коварный, — ведь вы были моими братьями. Поначалу мои товарищи не видели, как когда-то не видел и я. Но ваши победы были и нашими победами тоже. Я не страшился твоих сил, потому что они были и моими силами. — На одно ослепительное мгновение улыбка Коварного становится лёгкой. — Я выступил против мнения других участников дискуссии, и в конечном итоге они согласились. Когда Луперкаль ввёл в легион отделения прорыва, мы с братьями первыми начали тренироваться биться таким образом.
Тем не менее, ответа всё ещё нет.
Сухая гримаса Коварного становится трупной.
— Ты тоже был мне братом, Гарриус. Желаю удачи в предстоящей бойне.
—
Второе сердце Коварного оживает.
— Это конец, Гарриус. Вы обречены. Тебе это известно не хуже меня. Скоро за вами придёт Ашурхаддон, и он пошлёт в бой куда более грозную силу, чем потрёпанный передовой отряд из старых головорезов вроде нас. Образумься! Сдавайтесь. Ваши смертные должны быть принесены в жертву — это неизбежно. Но Ашурхаддон умеет быть великодушным. Я поручусь за ваших легионеров. Все они…
—
Коварный стучит по скалобетону. Земля прогибается.
Однако Гарриус ещё не закончил.
—
Коварный моргает.
— Я слушаю.
Гарриус указывает время и место, которое ему знакомо.
—
Выше в структуре улья Рутимант с сомнением изучает свой ауспик, после чего буравит взглядом молчаливую загрузочную палубу.
— Их здесь нет, — говорит он, — вокс-трафик концентрируется глубже к основанию, у опор улья.
Коварный доверяет словам Гарриуса гораздо больше, чем показаниям авгура Рутиманта. Эти сигналы ложные, как и тогда, в Бралкаре. Он уверен в этом.
— Задержи Язычников здесь, — приказывает Коварный, — когда я вернусь с Кулаками, оставьте Гарриуса в живых. Остальных убить.
Рутимант останавливает Коварного.
— Вождь, вы только посмотрите на себя. Ваша улыбка кровоточит тенью. Ваши глаза сияют светом варпа. Ваше суждение ошибочно.
Коварный подталкивает его.
— Будь готов.
— Коварный, — Рутимант стискивает зубы, сверля командира взглядом, — а куда подевался Уль-Баас?
Вождь останавливается. Он чувствует, как кислотный ожог отдаётся в груди вкусом кислого вина.
Затем он уходит на погрузочную палубу, уходит в одиночку, оставив вопрос Рутиманта без ответа.
Погрузочная палуба темна. Посадочные платформы и широкие причалы заполняют собой всё окружающее пространство. Грузовые трамваи стоят аккуратными рядами у стен, словно «Грозовые птицы» в пусковых установках. Движущая сила в этом секторе мертва. Жаркое свечение с поверхности планеты слабо сияет внутри, в унисон с неясным грохотом войны.
— Гарриус? — Коварный вглядывается в тени, готовый ко всему. Найти Гарриуса — это только полдела. Затем ему придётся выманить Кулаков наружу, помочь Рутиманту схватить Гарриуса и прикончить всех остальных. Ему придётся объяснить свои решения Ашурхаддону. Придётся как-то объяснить смерть Уль-Бааса.
И даже тогда, даже если Ашурхаддон примет последствия действий Коварного и их первопричины, обратить Гарриуса будет непросто. Имперские Кулаки славятся стойкостью характера и силой воли. Если Гарриус решит проявить упрямство, сломить его будет не проще, чем согнуть камень.
Зрелище будет не из приятных, даже для тех, кто пришёл насладиться агонией других. Гарриуса ждут страдания. Он будет сопротивляться прикосновению варпа, как когда-то Коварный, как это до сих пор делает Рутимант.
Но если только подумать, какова награда! Коварный представляет рядом с собой Гарриуса, теперь он часть отряда Язычников. Он видит их, ощущает в воздухе аромат обугленной плоти и кордита, когда они торжествуют на руинах разрушенных миров.
Кровь будет литься бесконечно. Бесконечной будет и слава. И когда Гарриус примет Изначальную Истину, Коварный наконец-то сможет убедиться в праведности пути, который привёл его сюда.
Жаль, что у них никогда не будет шанса сразиться рядом с Любастусом или Тилоджуром. Сердца Коварного сжимаются при мысли о том, чего ему стоило это предприятие. Он должен помнить, чтобы быть милостивым. Не обижаться на своего брата за то, чего им стоило его неповиновение. Гарриус просто не ведал, что творит.
— Гарриус, — зовёт Коварный, готовясь к стене болтерного огня в ответ.
Безмолвие. Лишь эхо его собственного голоса да медленное капанье машинного масла из неиспользуемых трамваев. Пульс варварской войны стучит по всему улью, подобно барабанам.
Вон там. Жёлтая плита, едва различимая в неровном свете фонаря погрузочной платформы.
Но это вовсе не легионер. Это штурмовой щит.
Коварный останавливается, сервоприводы его брони жужжат, когда он поднимает щит, каждый вздох медленный и полон горечи. Имперских Кулаков здесь нет. Гарриус так и не пришёл.
Имперский Кулак лгал, даже когда всё было в его пользу. Он мог попытаться устроить засаду Язычникам. Мог поставить западню и захватить Коварного. Хтониец бы на это не обиделся; в какой-то степени он был даже готов к подобному. Дело должно было стать личным, и теперь действительно стало таковым.
Язычников снаружи больше нет.
Коварный покидает погрузочную палубу. Его болтер дрожит в руке, изнывающей от ненависти и красного, свирепого голода.
— Рутимант, — кричит Коварный, — будь ты проклят, ты где?
На частоте отряда слышны звуки стрельбы.
—
Коварный уже в пути.
Генетические кузни в кожухах осевых балок улья, на самом нижнем уровне его контрфорсов. Вот за что сражался Гарриус.
В этой тесной, причудливой, бесполезной лаборатории.
Коварный сосредотачивается. Резервуары пусты. Всё, что в них хранилось, пропало. Взрыв с точностью скальпеля открыл разрез в армированном пластальном полу. Разлом ведёт вниз, к нижним блокам улья.
Язычники в обожжённых войной доспехах кружат над разломом, их оружие рявкает, изрыгая снаряды в пропасть, плечи вздрагивают, когда ответный огонь отскакивает от их наплечников.
Коварный находит Рутиманта.
— Где он?
Рутимант практически не поднимает взгляда, опустошая ещё один магазин в глубину.
— Похоже, что там.
Коварный смотрит вниз. Темно. Спорадические вспышки выстрелов пронзают мрачные коридоры.
Рутимант перезаряжается.
— Вереддон ищет способ отрезать их. Они готовятся взорвать строение и эвакуироваться. — Он снова стреляет. — Близки к цели, Ков.
Коварный уворачивается от шального выстрела, глядя в пропасть. Не слишком-то далеко. Тридцать метров, плюс-минус.
— Коварный, — говорит Рутимант, — когда всё это кончится, нам надо будет поговорить. Об Уль-Баасе. И Гарриусе…
Коварный прыгает в сумрак.
Он разбивает асфальт. Швы трескаются по всей длине его ножных пластин. При подъёме его доспехи стонут. Они определённо не для такого воздействия создавались.
Стоящий наверху Рутимант ошалело смотрит на командира. Звено отряда оживает, когда до Язычников доходит смысл произошедшего, после чего они переходят на поддержку атаки Коварного.
Коварный игнорирует братьев, потому как это вовсе не атака — о, а вот и они. Имперские Кулаки обстреливают Язычников, поддерживая друг друга в ребристом проходе, забитом клубами угольно-чёрного дыма.
Наконец-то Коварный видит правду. Гарриусу плевать на узы братства. Его обман был обыкновенной уловкой, чтобы выиграть время для этой добычи. Для выполнения его задания.
Коварный стонет, тяжело дыша. Он думает о Язычниках, которые погибли за это. Погибли ни за что.
Он прикончит Гарриуса. Не ради живых, не во имя мёртвых. Просто для себя.
Язычники разбросаны между этим уровнем и следующим. Коварный их не ждёт. Он бросается вперёд. Лоялисты, застигнутые врасплох полнейшим безумием его одиночной атаки, поднимают болтеры и стреляют.
Но Коварный действует быстрее. Он отбрасывает ствол в сторону, хватает его владельца, выкрикивая имя того, кого ищет.
—
Лоялисты отвечают. С душераздирающими боевыми кличами, оружием и жестокими, дубовыми кулаками. Коварный отбрасывает в сторону свой дымящийся болтер с опустевшим магазином. Его боевой нож мелькает в воздухе, раскалывая закалённый керамит.
Дым ослепляет зрительные фильтры хтонийца, он срывает шлем. Чувствовать огонь в лёгких куда приятнее. Приятно вообще чувствовать что-то ещё помимо ножа, который Гарриус вонзил ему в спину.
Коварный сражается, ревёт от безнадёжности и невозможности узреть свой триумф.
—
Искажённые слоги, что выплёвывает Коварный — имя, которое они едва узнают — мешают Имперским Кулакам убить его. Позади него Язычники несут тяжёлые потери под градом огня лоялистов, обезглавленные отсутствием своего вожака.
Коварный молотит руками по ближайшей вспышке глазных линз. Что-то отбрасывает его назад, бьёт по лицу, продавливая череп.
Кулак с капитанской геральдикой подходит к Сыну Гора и снимает свой шлем.
— Коварный. Священная Терра, да ты больное животное.
Одно-единственное слово стекает с разбитой улыбки Коварного.
— Брат.
Горделивые черты Гарриуса размыты, но сквозь них просвечивает былое. Яркость, смелость. Абсолютная твёрдость камня.
Затем Гарриус качает головой.
— Ты мне не брат, Коварный.
— Нет, — отвечает хтониец, — но когда-то был им. Я пришёл за тобой, Гарриус. Ты назвал меня братом на Лактрикале. Ты солгал. Братья не поворачиваются спиной друг к другу. Они не бросают друг друга умирать.
— Я не предатель, — отрезает Гарриус.
Коварный хохочет.
— «Верным братом» тебя тоже не назовёшь.
Хмурый взгляд Гарриуса становится глубоким, цельным и кислым, словно желчь.
— Быть может, когда-то это и было правдой. Возможно, мы с тобой и были братьями. Но эта война изменила нас всех. Вы — чёрные сердца из предательского легиона, разоряющего Империум. Я — стена, охраняющая его от таких кошмаров, как вы, — Гарриус наклоняется к нему, — и я сделаю всё, чтобы защитить его, Ков. Всё, что угодно.
Барабанная дробь выстрелов пробивает стену. Избыточное давление сотрясает воздух, и свет сменяется тьмой. Струи химического дыма вырываются из удушливых коридоров в пылающие небеса Хтонии.
«Грозовые птицы» парят в поле зрения, их корпуса золотисто-жёлтые, а двигатели завывают.
Имперские Кулаки садятся на свои десантные корабли, их болтеры распевают прощальную песнь подавленным, рассеянным Язычникам Коварного. Гарриус разворачивается, чтобы присоединиться к своим людям.
Оба сердца Коварного бьются неровно. Каким же идиотом он был. Гарриус никогда не понимал смысла братства. Он никогда бы не принял его сторону, что бы ни сделал Коварный. Гарриус был предателем с самого начала.
При этом хтониец не может перестать хохотать от своего прозрения. Безумие сцены абсурдно и тревожно: мускулистый полубог в богато украшенном боевом доспехе, смеющийся, поверженный разъедающей ненавистью, раб непреодолимой злобы.
Он прикончит Гарриуса. Убьёт предателя. Он наклоняется ближе, волоча своё изломанное тело и истерзанные доспехи вперёд, поднимая с пола обломанное лезвие. Он бросается на Гарриуса, кашляя запёкшейся кровью, смеясь сквозь зубы.
Коварный делает выпад. Гарриус инстинктивно разворачивается, используя импульс тела врага, и швыряет его прямо в брешь в надстройке.
Коварный падает с Врат Предателя, кружась в горящих небесах. Когда он приземлится, сила удара будет невероятной. Столкновение пробьёт его доспехи, превращая сверхчеловеческое тело в такую же груду отбитого мяса, в какую превратился Уль-Баас. Он знает об этом с такой же ясностью, как и обо всём остальном. От этого не спрятаться.
Но на одно чудесное мгновение, когда основание улья становится всё ближе, Коварный успокаивается осознанием одной-единственной горькой правды.
Он оставался верным до конца.
Гэв Торп. ВО ИМЯ НЕНАВИСТИ
Многие считают, что разница между ненавистью и гневом незначительна, однако по сути своей они противоположны. Гнев быстр, горяч, взрывоопасен своей интенсивностью. Ненависть же — медленна и холодна, она постоянно разрушает то, к чему прикасается. Временами ненависть обращается в гнев, в короткий всплеск направленной вовне силы, и всё же изгнание этой энергии не уменьшает интенсивности сего чувства. Ненависть наиболее эффективна, когда она отточена и направлена, когда психика беспрестанно работает над тем, чтобы превратить её в безжалостный инструмент, сконцентрированный и сфокусированный, подобно лазеру.
Брату Хериксону Орлоки вспомнился этот урок, полученный в годы его пребывания послушником, когда он наблюдал за тем, как резак шипит сквозь ржавый металл засовов входной двери. Синий лазер отражался зеленоватым светом от охряной брони Имперского Кулака и его спутников, будучи единственным источником света в узком коридоре. Орлоки оглянулся, остро ощущая шум от движка резака, хотя сержант Таннкред и его отделение охраняли подходы уровнем выше. Согласно последним докладам, противник находился не менее чем в двухстах метрах от их позиции, но разведывательная группа или свежий патруль с ауспиком сумеет уловить любой из множества предательских сигналов, способных выдать прорвавшуюся группу Имперских Кулаков; во мраке подулья тепло и вибрация сообщат об их присутствии задолго до любого визуального контакта.
— Почти закончили, — доложил Гаррол, технодесантник. Выдвигавшаяся из его силового ранца увеличенных размеров серворука повернулась к топливному клапану резака и немного отрегулировала его. — Остались ещё два.
— Орлоки, — позвал легионера сержант Воук, хватаясь за один из тяжёлых колёсных замков. Боевой брат схватился за другое колесо, чтобы тяжёлая дверь не упала. Даже с учётом работающей на минимальной энергии брони ему вполне хватало сил, чтобы выдержать этот вес.
— Сделано.
Гаррол выключил резак и встал, тихо перенеся свой вес и отступив назад. Орлоки увидел, как Воук кивнул ему, после чего они вдвоём опустили дверь в сторону, подальше от прохода в следующую залу. Сенсоры брони регистрировали холодный ветерок, задувавший из обширного пространства впереди. Технодесантник включил фонарь своего доспеха, и жёлтый луч заплясал над громадной машиной в обнаруженном ими арсенале. Три массивные буровые головки с утопленными между ними дулами мелта-оружия располагались спереди, ниже и слева от двери, сгрудившись перед коробками с толстыми кабелями, которые Орлоки принял за сейсмические генераторы. В рабочем состоянии бур проходил сквозь скалу на десять метров в секунду. Имперские Кулаки больше не будут заперты между Сынами Гора, окружавшими их как вверху, так и внизу. Ход конфликта в скором времени обернётся в пользу Седьмого легиона.
Тогда-то они и высвободят всю полноту своего скопившегося гнева. Будет много шума, много насилия. А до тех пор Орлоки ступал в тишине, что стала частью его ненависти наряду с холодом и тьмой.
Простые слова, в которых заключается вся его жизнь — жизнь, посвящённая служению до самой смерти. Кэзил Дарг протянул руку к стоявшим на подставке доспехам, толстые пальцы легионера сжали закреплённый печатью пергамент. Стремительным рывком он сорвал с керамита красную восковую клятвенную печать. Вместе с ней отошла и краска, обнажая жёлтую полосу под серовато-белым наплечником. Это была его первая Клятва Момента с тех самых пор, как он стал Сыном Гора, присягнув на верность легиону в его новом обличье; символ Лунных Волков всё это время оставался прямо под внешним покрытием. Впрочем, Даргу так никогда и не довелось ступать по поверхности Луны; он был сыном Хтонии, как и его магистр войны.
Легионер потянулся за другой печатью, зная наизусть слова, начертанные на пергаменте: его обет накануне вторжения на Шестьдесят три-Девятнадцать. Он знал и других бойцов 10-й роты, что давным-давно отказались от своих обетов, позднее осквернённых действиями изменника Локена. Дарга не слишком-то волновали подобные мысли. Его клятва была его собственной, не запятнанной слабостью других.
Затем последовала третья печать, посвящённая Рекультивации Оргауса. Награда, а не клятва, отмеченная аквилой Самого Императора. Ещё до Давина. До Шестьдесят три-Девятнадцать. Более того, за год до Улланора. Дарг усмехнулся, отрывая её. Какими же слепцами они были тогда — в точности такими, как и задумывал их создатель. Обманутыми, обречёнными на смерть или брошенными на алтарь низших смертных.
Но Гор показал им истину.
Истину, которая подтвердилась в тот самый момент, когда ублюдки Дорна попытались объявить Хтонию своей вотчиной. Однако Дарг и ему подобные никогда ни преклонили бы колен перед чужаком, и их сопротивление окупилось сполна. С прибытием отрядов капитана Ашурхаддона узурпаторы уже были изгнаны из верхних ульев в лабиринты ушедших эпох, что служили охотничьими угодьями для Дарга и ему подобных. Его народ был рождён не здесь, не во Вратах Луперкаля, однако отец Кэзила Дарга привёл их к обету служить господствующему королю, сражаясь на территориях дюжины других банд и племён. Адагз умер по пути к месту назначения, встретив смерть от руки собственного брата, и всего несколько мгновений спустя Дарг отомстил за него.
В голове всплыла старейшая из клятв, сказанная ещё тогда: обет, что он принёс над трупом своего отца, те самые слова, что он слышал с тех самых пор, как родился. Больше, чем присяга. Жизненный путь. Путь смерти.
Подобно тому, как геральдика Лунных Волков скрывалась под цветами Сынов Гора, так и под кожей Дарга таилось нечто куда более глубокое. Его доспехи лишились всех следов имперской лжи, настало время возобновить связь плоти с родным миром, связь воина со своим королём.
Кэзил Дарг провёл лезвием боевого ножа по лбу и левой стороне лица, проведя прямую линию. Его кровь загустела на металле и тут же свернулась поверх раны, но этого было достаточно, чтобы оставить шрам — как и в тот самый, первый раз, ещё до того, как его тело подверглось изменениям.
«До последнего человека».
Он вырезал ещё одну отметку параллельно первой.
«До последней капли крови».
Третья — диагональная, от переносицы до края челюсти. Густые капли стекали с его ножа.
«До последнего вздоха».
Звуки шагов заставили Дарга развернуться к двери. Прибыл Тормак, сержант. Во мраке позади него скрывались новые бронированные фигуры. Пускай Дарг и не был их лидером, другие уважали его как старшего, и даже Тормак в некоторых случаях подчинялся ему. Дарга никогда не привлекали даже к командованию отделением, но в каком-то смысле его опыт превосходил таковой у многих из капитанов.
— Весточка прилетела, — сказал Тормак, — от Ашурхаддона. Узурпаторы в глубинах третьего хранилища.
— Ну что сказать? — спросил Дарг, махнув рукой одному из оружейных сервиторов, слонявшихся в тени. Тот возник в поле зрения и поднял первую секцию боевого доспеха, в которую нужно было облачиться легионеру. — Они здорово напряглись.
— Возможно. Но Кулаки обнаружили сейсмобуровую станцию, а капитан хочет, чтобы она оставалась за нами.
Засохшая кровь, запёкшаяся с одной стороны лица Дарга, потрескалась и начала отслаиваться, когда его щёки изогнулись в широкой улыбке.
— Удерживать их подальше от буровой головки.
Орлоки не нуждался в команде лейтенанта Вирмафа для понимания ситуации; цель Сынов Гора была очевидна с того самого момента, как их первые отряды ринулись прямиком к рубке управления буровой установки. Огонь тяжёлого оружия вели по тем частям залы, что были достаточно далеко от бура. Вероятно, им хотелось заявить права на данный трофей самостоятельно.
Легионер предположил, что разъяснения предназначались для хтонийских новобранцев — тринадцать из них располагались слева и справа от головной части бура, жёлтая краска их доспехов была нанесена самим капитаном Гарриусом во время поспешной церемонии введения в должность, когда только что прибывшие силы Сынов Гора ворвались в верхний улей. Для полноправных легионеров они были сыроваты, однако назвать их необстрелянными новичками было бы несправедливо. Хтонийские рекруты превосходно проявили себя в роли легионных скаутов, их инстинкты ведения боя в туннелях ничем не уступали Сынам Гора, которых они преследовали и устраняли на протяжении последних семи лет.
Вместе с отделением сержанта Таннкреда Орлоки и остальные бойцы Воука открыли огонь по предателям с выгодной позиции прямо перед основным блоком машины. Первая волна Сынов Гора не слишком-то заботилась о тактике, ворвавшись в технический отсек прямо через широкие главные двери, стреляя непрерывно, но без особой меткости. Доспехи нежданных гостей сильно отличались между собой: тут нашлось место и неокрашенному голому керамиту, и броне, изготовленной десятилетия назад, в то время как сверхпрочные скрепляющие болты были характерны для самых ранних кампаний Великого крестового похода. Музейные экспонаты, не иначе — возможно, так оно и было. Движения облачённых в эти лоскутные комплекты брони легионеров казались неуклюжими, и не только потому, что технические системы были плохо синхронизированы. Орлоки уже прикончил нескольких в ближнем бою и увидел, что в физическом плане они тоже уступают полноценным легионерам. Возможности Сынов Гора были ограничены, не хватало им и терпения, так что эти кое-как сформированные воины свидетельствовали и о том, и о другом.
Имперский Кулак произвёл ещё пару выстрелов в сторону группы облачённых в серое воинов, приближавшихся к лейтенанту Вирмафу слева, прямо сквозь линию огня Орлоки. Затем выбросил опустевший магазин и потянулся за свежим. Пускай легионеры Седьмого столкнулись со множеством проблем, на данный момент нехватка боеприпасов в их число не входила. Прежде, чем отступить, они опустошили оружейные, насколько могли, и обустроили тайники глубоко в недрах подземного города — там, где даже Сынам Гора не удалось бы их отыскать.
Во время короткого затишья в перестрелке Орлоки уловил жужжание механических храповиков и бинарные песнопения Гаррола всего в паре метров позади себя, пока технодесантник заново пробуждал к жизни старую машину. Время от времени его марсианский язык прерывался узнаваемыми словами — инвективами[1] на низком готике. Казалось, будто они способствуют увеличению темпа и громкости работы механизма.
В пилотской кабине впереди и слева двое техноадептов возились с законсервированными системами управления — притом, судя по частым остановкам и лихорадочным движениям множества конечностей, как человеческих, так и механических, работали они с тем же успехом, что и сам Гаррол.
Сменив боеприпасы, Орлоки вновь открыл огонь, послав три болта в лицевой щиток предателя, показавшегося в самом низу аппарели, ведущей к доку-станции техобслуживания. Керамит раскололся, и отступник упал, из его расколотого шлема хлынула кровь.
Неожиданно ударная волна прогремела близ основных дверей, и одиночный болтерный залп врезался в буровую установку, войдя прямиком в кабину. Одна из техноадептов вывалилась боком из открытой двери, половина её головы оказалась снесена. Другой повернулся как раз в тот момент, когда новая волна атакующих разразилась вторым залпом. Целью этих выстрелов опять-таки оказалась кабина, взрывы разорвали как внутренний интерьер, так и самого техноадепта внутри.
У дверей стояли десять Сынов Гора в полном боевом облачении. Орлоки знал достаточно, чтобы распознать маркировку участников множества кампаний среди предательских лозунгов и прочей гнусной иконографии. Ветераны Великого крестового похода, беспощадные и смертоносные.
Орлоки открыл огонь и тоже сдобрил его несколькими отборными словечками.
Кабина управления превратилась в месиво из осколков и шлака, так что Кэзил Дарг и остальная часть отделения Тормака направили свои орудия на Имперских Кулаков, охранявших протянувшуюся вдоль борта бездействующей установки аппарель. Они стреляли поверх голов нювулков[2], которые сошлись в рукопашной с сыновьями Дорна у подножия рампы, целясь в слуг Императора, паливших на ближней дистанции с безопасного места на абордажной платформе. Сотворённые совсем недавно легионеры Шестнадцатого были полезны, чтобы вызывать огонь на себя — но, по мнению Дарга, больше они ни на что не годились. В условиях постоянной боеготовности Сынам Гора пришлось пойти на компромисс со своим строгим генетическим тестированием и скоростью имплантации легионерских улучшений, и таким образом они позволили скверне проникнуть в режим генетической перековки. Геносемя по-прежнему оставалось чистым, чего нельзя было сказать об имплантатах — в недрах Хтонии содержалось множество токсичных и радиоактивных элементов, которые подтачивали жизнеспособность рекрутов, и теперь эти неучтённые дефекты вылезали наружу. Большинство нювулков были более или менее пригодны для своей работы, но масса у некоторых оказалась меньшей, чем положено, другие не обладали достаточно обострёнными чувствами и рефлексами — подобные недостатки обычно устранялись в ходе скрупулёзных физических и боевых испытаний. Это было совершенно непохоже на изнурительные годы совершенствования и обучения, которым подвергся Дарг всего в нескольких километрах над этой забытой дырой.
В эти дни сама война против Имперских Кулаков превратилась в испытание.
Другие были куда хуже — с искривлёнными позвоночниками или конечностями, либо страдавшие от неправильного роста мышечной ткани, хотя они всё-таки могли влезть в свою броню из металлолома. Подобно тем, кто сражался впереди Дарга, они представляли собой полезные ударные отряды и болтерное мясо, но другие слабости новичков лишали их способности действовать в составе скоординированной огневой группы. Командовать ими никто особо не хотел, так что к нювулкам относились как ко временным помощникам, переходившим из роты в роту по мере надобности или её отсутствия. Большинство из них оказалось неспособными выжить и остаться на одном месте достаточно долго, чтобы на их лоскутной броне появились почётные отметины, за исключением Ока Гора, объединившего всех защитников Хтонии.
Пока ветераны Тормака продолжали карающий шквал огня, другие отделения Сынов Гора ворвались в станцию техобслуживания, прорвавшись по другую сторону громадной буровой машины. Отделение тяжеловооружённых разорителей во главе с сержантом Хаддарком теперь могло вести прицельный огонь по Имперским Кулакам наверху и вокруг двигателя бура, первым же залпом вынудив их отступить к тёмному ущелью зала. Ослабив собственный заградительный огонь, удерживающие стыковочную рампу Имперские Кулаки откатились после нового удара нювулков.
Тормак просигналил о наступлении, но как раз в этот момент Имперский Кулак вновь появился над буровой машиной со взведённым болтером. В темноте Даргу показалось, будто бы он заметил намалёванного чёрным паука на вражеском наруче — буквально за долю секунды до того, как огненная вспышка в магазине привлекла его внимание. Сын Гора попытался уклониться от выстрела, но слишком поздно — взрывной заряд угодил в выступающую морду его шлема сбоку. Взрыв вогнал осколки керамита и глассита в его глаз, посылая кинжалы боли по всему лицу.
Потребовалась всего пара секунд, чтобы оправиться от шока и прицелиться самому, отплатив врагу тем же, но за это время Имперский Кулак исчез.
Орлоки осознал, что он как и в прежние времена скрючился во мраке входного коридора, но на этот раз среди ярости мерцающих болтов и треска детонирующих снарядов. Шквал попаданий разбил нагрудник Каллиокса. Его боевой брат рухнул рядом с ним, застонав от боли, но сам легионер не сводил глаз с Сынов Гора, пытавшихся захватить буровую станцию.
— Стоять! — взревел лейтенант Вирмаф, когда плазменный шар вылетел из его пистолета, осветив коридор и облачённые в броню трупы, устремившись к дверному проёму. Детонация при попадании отправила изменника в полёт, а его товарищей забрызгали куски расплавленного керамита.
Орлоки знал, что поставлено на карту. Если бы они отказались от этого плацдарма рядом с сейсмобуровой станцией, то утратили бы все шансы на возвращение столь необходимой для них землепроходческой машины.
Легионер тщательно координировал выстрелы, несмотря на то, что вражеские болты с грохотом проносились мимо и отбрасывали шрапнель от расположенной по соседству стены. Он был солдатом Императора, орудием воли человечества, полным решимости исполнить свой долг во что бы то ни стало. Следующий выстрел Орлоки угодил прямиком в лицевую пластину врага, расколов кабанью морду шлема и раздробив челюсть внутри. Сын Гора открыл ответный огонь, снаряды застучали по его нагруднику и наплечникам, но прицел Орлоки не дрогнул. Второй выстрел вновь угодил в разбитый шлем, пробив плоть, разорвав позвоночник и мозг. Лишённое головы бронированное тело рухнуло наземь, звук падения затерялся среди прочего грохота войны.
Прошло уже немало времени с тех пор, как они в последний раз получали вести с Терры. Орлоки приходилось верить, что лоялисты всё ещё держатся — или, возможно, что Император уже уничтожил силы Гора, ибо Он наверняка так бы и поступил. Легионер думал об этом вовсе не в надежде на помощь, а ради простого признания, что он — часть чего-то большего, чем битва за буровую машину. Увещевания лейтенанта были не призывом к действию здесь и сейчас, а эхом команды, разносившейся по всей Галактике. Удерживайте предателей на каждом шагу и не давайте им возможностей для лёгкой прогулки. Каждый мёртвый ренегат — сам по себе маленькая победа.
Орлоки мог только представить себе масштабы грандиозных войн, бушующих в Солнечной системе и за её пределами, столь же далёких от этой перестрелки, как и от бандитских стычек в подулье Некромунды, где он впервые познал вкус крови. И всё-таки каждая из этих войн представляла собой ничто иное, как конфликт между отдельными её составляющими в образе обычных бойцов. Орлоки обучали действовать в составе отделения, которое вместе с другими отделениями формировало роту, организованную по принципам легиона, что в свою очередь являлся частью воинств Империума и служил Императору. Ощущения, будто бы он сражается во имя защиты Тронного мира, не было — но он и сам был частью той же самой борьбы.
Выстрелив ещё раз, когда контратака Сынов Гора захлебнулась, неподвижный Орлоки ощутил на себе весь вес легиона Имперских Кулаков. Не как бремя, вовсе нет, но как опору, удерживающую его на месте посреди десятков тысяч очередей. А за ними и длань Самого Императора, удерживающую на месте сам легион. Они были там не только благодаря искусности Императора и алхимического гения Самого, каждый из легионеров представлял собой воплощение Его бессмертной, неукротимой воли. Будь то на безвоздушной луне, на борту космического корабля, в мрачных глубинах коридоров под рукотворной горой — где бы ни стоял и не сражался космический десантник Императора, Он был рядом и бился вместе с ним.
Тяжело хрипя, Дарг в очередной раз впечатал кулак в лицевую маску павшего Имперского Кулака, превращая изломанный керамит в кровавое месиво, удар за ударом уродуя лицо мёртвого врага до неузнаваемости. Уцелевшие товарищи его жертвы отступили, их последнюю атаку удалось остановить благодаря свирепости своевременной контратаки ветеранов. Дарг поднялся на ноги, ослабив хватку на горжете убитого Кулака. Некоторые выкрикивали его, Дарга, имя — к примеру, Таррд, стоявший у кабины аккурат между парочкой трупов в жёлтой броне.
— Вот этот?
Дарг повернулся, чтобы посмотреть своим здоровым глазом. Тормак разрешил ему вернуться на базу для установки бионического протеза, но Дарг отказался. Его место было здесь, посреди боя. Таррд поднял руку одного из Имперских Кулаков, на её наруче красовался рисунок в виде паука.
— Не та рука, да и лапы у паучины были подлиннее, — сказал Дарг, качая головой.
Таррд уронил конечность и пинком сбросил тело со ступенек кабины, расчищая путь для технопровидцев, приглашённых для того, чтобы оживить буровую машину. Им пришлось пробираться через облачённые в доспехи трупы и обвалившуюся каменную кладку — станция носила не менее жестокие боевые шрамы, чем тела бойцов. Внутри кабины один из адептов возобновил увещевания бездействующего машинного мозга и сопротивляющихся инфосистем бура. Другой, в свою очередь, занялся двигателем, продолжая начатую технодесантником Имперских Кулаков работу.
— Как думаешь, теперь-то они сдадутся? — поинтересовался Таррд, запрыгивая на гусеницу, с которой Дарг осматривал павших Имперских Кулаков. Вместе с ними погибло немало Сынов Гора, двое из них и вовсе были его товарищами-ветеранами, но Дарг ничего не почувствовал, когда его взгляд скользнул по их безжизненным боевым доспехам.
— Это уже третья атака за девять часов, и они не сдадутся, пока не уничтожат нас или не погибнут сами, — ответил Дарг.
Он чётко дал понять, что желает лично прикончить Имперского Кулака, лишившего его глаза — если выпадет такая возможность. Он и прежде получал ранения, но в этом прощальном выстреле присутствовало нечто презрительное, что-то, что привело Дарга в настоящую ярость. Если бы он мог, он бы живо научил этого выскочку, это отродье Дорна, что даже у легионерского тела есть пределы боли, которые оно способно выдержать.
Грохот болтерных снарядов возвестил о намерении Имперских Кулаков больше не ждать, и в дверях позади буровой установки возникло отделение с прорывными щитами.
— Не сдаваться, — прорычал Дарг, наводя болтер, но сдерживая палец на спусковом крючке. Тратить боеприпасы в стрельбе по силовым щитам — бездумное расточительство.
— За магистра войны! — возопили нювулки, когда они атаковали незваных гостей, врезавшись в стену щитов примерно с тем же результатом, как если бы бросились на твёрдый ферробетон. Имперские Кулаки выдержали удар, после чего резко сменили строй, оставив в дверном проёме брешь над телами полудюжины нювулков, болтерный огонь легионеров Седьмого скашивал всех и каждого, кто пытался устоять перед ними, подобно копьям фаланг былой эпохи.
Зов имперского титула Гора когда-то заставлял сердца Дарга биться быстрее, разрываясь от гордости за то, что его признали одним из сынов Луперкаля, и за то, что легион даровал ему имя. Если бы магистр войны был там, если бы в этот самый миг появился король Луперкаль и велел ему броситься на Имперских Кулаков, Дарг с радостью сделал бы это. Но Гор находился в нескольких световых годах от него, сражаясь с Императором на Терре, и в отсутствие повелителя Дарг чувствовал, как слабеет его верность. Не уменьшается, нет — просто она как бы сконцентрировалась на том, что окружало его здесь и сейчас, на его доме и бойцах, сражавшихся на его стороне. Впрочем, теперь даже к этому нельзя было относиться с былым вниманием, настолько велико оказалось унижение после оккупации Хтонии силами Имперских Кулаков.
Среди легионеров Седьмого, наступавших вслед за отделением прорыва, Дарг заметил знакомую паучью метку. Теперь его сердца забились быстрее. Появилось нечто, ради чего стоило воспрянуть.
— Сдохните, ублюдки, крысиное отродье! — взревел он, бросаясь вдоль корпуса гусеницы бура и паля из болтера. Ветераны без возражений последовали за ним, атакуя даже в те моменты, когда нювулки отступали, перехватывая Имперских Кулаков, покуда те готовились к перестроению. Дарг спрыгнул на ферробетонный пол, опустил плечо и подобно быку обрушился на ближайшего врага, отбросив щит в сторону, когда по его броне пробежали потоки энергии. Таррд двигался на шаг позади, его болтер мигом превратил нагрудник щитоносца в месиво охряных и алых осколков. Секундой позже мимо Дарга проскочил Тормак, он умело воспользовался брешью и полоснул силовым мечом по руке другого бойца прорывного отделения.
Вторая линия Имперских Кулаков открыла огонь, но Дарг пробежал прямо под ураганом болтерного огня, не оставив врагу времени на повторный залп. Его разумом овладело стремление добраться до сына Дорна с пауком на руке, и его товарищи знали об этом, что дало им возможность разработать свои собственные направления атаки. Имперские Кулаки медленно реагировали на разрыв в их оборонительном строю, предоставляя таким образом тот самый шанс, в котором так нуждался Дарг.
Он выстрелил в упор прямо в торс одного из Кулаков, отвлекая внимание противника на болты, пока сам вытаскивал боевой нож.
Имперский Кулак заметил угрозу и открыл ответный огонь. Детонировавшие боеголовки заполонили сужающееся пространство между ними огнём и осколками керамита.
В последний момент сын Дорна сделал выпад, ударив стволом болтера вверх по повреждённой стороне шлема Дарга. Клинок хтонийца всего на сантиметр отклонился от цели, вонзившись в ключицу, а не в артерию на горле врага. Товарищ раненого Кулака двинул Дарга обратным ударом болтера, с лезвия хтонийского ножа потекла кровь, когда его хозяин вырвал своё оружие из плоти врага.
Момент оказался упущен. Абордажная группа перестроилась, и Дарга отбросило от дверной платформы метров на шесть, легионер рухнул прямиком на пол сейсмобуровой станции. Приземление оказалось весьма жёстким, но он нашёл в себе силы открыть огонь, как только смог — только вот Имперские Кулаки уже начали организованный отход, и через пару секунд нападавшие скрылись из виду.
Спина ныла, лицо вновь пульсировало от боли. Дарг схватился за бок, всё ещё продолжая сжимать болтер.
— До следующего раза! — выкрикнул он, зная, что враг пережил нанесённую им рану. Его голос упал до шёпота. — До следующего раза.
Все стандартные вокс-каналы оказались скомпрометированы, притом с обеих сторон, так что разговор лейтенанта Вирмафа с капитаном Гарриусом происходил через громоздкий вокс-кодер — и, таким образом, его слышал каждый из бойцов ударной группы, собравшейся в помещении всего в двадцати метрах от сейсмобуровой станции.
— Нет, капитан, они удерживают и северный, и восточный входы. За нами юг, да и только. На данном этапе ещё одна контратака не представляется возможной.
Орлоки стоял на страже входа в туннель, но Сынов Гора было не видать. Они удерживали бур, что было очевидным по продолжающемуся шуму попыток реактивации. Когда они сумеют добиться успеха, а Имперские Кулаки потерпят поражение — это всего лишь вопрос времени.
—
— Принято, капитан, — ответил Вирмаф. Приказав Тагаре вырубить связь взмахом руки, лейтенант встал и оглядел оставшуюся часть своих изрядно поредевших сил.
— От нас потребуется последнее усилие, последний шанс добиться чего-то славного во имя легиона, — объявил он, но тон голоса капитана отдавал пустотой.
Происходящее вокруг сильно отличалось от первого сражения Орлоки в качестве полноценного легионера, когда он пересёк поля Кондори под знаменем с золотым шитьём, а многочисленные орудия его роты гнали врага прочь. В свою очередь, война на Хтонии была сродни жалким стычкам и поножовщине времён его юности, череде быстрых, но жестоких обменов ударами. Он понял, что здесь нет места славе, и подозревал, что для чести его тоже не хватает. Туннельные бои вместо полноценной битвы. Мысли о днях, проведённых в подулье, помогли ему кое-что вспомнить.
— У меня есть идея, лейтенант, — объявил он, жестом приглашая Кандрика занять своё место у люка. Легионеры поменялись местами. — Организуем ограбление вместо битвы.
Вирмаф буравил его взглядом несколько секунд, и было очевидно, что терранский офицер ничего не понял.
— Всё, что нам нужно — это бур, — объяснил Орлоки. — Нам нужно подождать, пока предатели не заставят его работать, после чего мы займёмся его захватом. С помощью трофейной машины мы-то как раз и выберемся отсюда.
— И в случае неудачи позволим изменникам забрать полностью работоспособный бур.
— Правда ваша, лейтенант, что бы мы ни пробовали.
Вирмаф кивнул.
— Согласен. Но Сыны Гора пойдут на всё, чтобы остановить нас, вдобавок у них преимущество в позиции и обороне. Им известно, откуда мы пришли и что желаем захватить. Надо бы выманить их подальше от буровой установки.
Затем лейтенант приказал двум третям своих бойцов приготовиться к атаке восточных ворот, однако этому удару предстояло стать всего лишь отвлекающим манёвром для настоящей атаки через близлежащий северный вход. Отсылать значительную часть сил Имперских Кулаков было рискованно, однако что-то меньшее неприятель мог посчитать уловкой. По счастью, конструкция станции и активированная буровая машина блокировали работу ауспиков обеих сторон, так что оставшуюся на месте часть легионеров Седьмого было бы затруднительно обнаружить даже во время движения. Как только вокс выйдет из строя, Вирмаф возглавит вторую команду и лично примет решение о том, когда же лучше нанести удар. Спустя шестьдесят секунд после начала атаки — полномасштабной атаки, которая заставит Сынов Гора сплотиться для отражения удара — отряд «грабителей» направится прямиком к кабине управления, чтобы взять буровую машину под свой контроль.
Орлоки наблюдал за тем, как тихо уходят остальные отряды. Если бы Сыны Гора имели хоть малейшее представление о происходящем, они без особых проблем смели бы четырнадцать уцелевших легионеров и атаковали бы оставшиеся силы сзади. Единственным вариантом действий оставалось дождаться первых выстрелов. И вновь тьма и тишина стали их лучшими союзниками.
Секунды перетекали в минуты, минуты становились часами. Орлоки и остальные оставались неподвижны, словно статуи, и только их боевые доспехи сохраняли активность, чтобы свести к минимуму рассеивание тепла и сигналов. Орлоки заметил, как по его ноге проползла крыса. Её тело достигало полуметровой длины, мех потрескивал от разрядов статического электричества силового поля легионера. Спину и бока грызуна покрывали бородавчатые наросты, один глаз был молочно-белым. Тварь пронеслась по коридору, не обращая внимания на обратившихся в статуи Имперских Кулаков. Такими же, казалось, были и Сыны Гора.
Когда хронометр пересёк отметку в девяносто четыре минуты, тишину разорвал прозвучавший откуда-то снизу нефтехимический кашель древних двигателей, запнувшийся на несколько секунд, а затем перешедший в более хриплое, постоянное рычание.
Орлоки слегка пошевелился, возвращая броне подвижность в преддверие неизбежного боя. Значки показаний — все в зелёных тонах — исчезли из поля зрения его визора. Вздохи сервоприводов брони позади него выдавали осторожные движения остальных.
— Ждать, — велел сержант Воук, шёпот находившегося совсем рядом младшего командира был не громче отдалённого шипения вентиляторов и фонового гудения атмосферных переработчиков.
Прошло ещё несколько секунд, и массивное устройство продолжило свой рык. Впрочем, успешный захват бура вовсе не означал контроль над ним. Лейтенанту Вирмафу предстояло решить, готова машина или же нет.
Прошла ещё минута, и тон двигателя сменился более высоким — кто-то увеличил обороты. Орлоки скорее почувствовал, чем услышал или увидел, как напряглись его собратья по отряду. Казалось вероятным, что обороты двигателя изменялись из кабины.
Чуть менее чем десять секунд спустя последовал приглушённый из-за расстояния грохот болтеров.
— Ждать, — напомнил братьям Воук, когда в темноте заскрипели доспехи.
Прозвучал более громкий и глубокий взрыв гранат, а затем — стремительный грохот выстрелов из автопушек.
— Пошли!
Воук вскочил на ноги и спустя долю секунды спрыгнул в люк, полагаясь на бдительность своего отделения. За ним последовал Лак, а затем и Орлоки, который приземлился на изрытый осколками ферробетон и последовал широким шагом через проход к верхнему входу на станцию.
Сержант открыл огонь, плазма прожгла нагрудник новициата Сынов Гора всего в нескольких метрах от входа — одного из трёх, что продолжали исполнять роль часовых, но отвлеклись на бушующую по ту сторону буровой станции перестрелку. Застигнутые врасплох второй и третий развернулись, и объединённый залп свежеприбывших Имперских Кулаков расколол их диковинную боевую броню, отправив хтонийцев в полёт вниз по трапу.
Воук и Лак установили огневую точку, а Орлоки и Деран продолжили спуск по трапу к кабине буровой установки. Стандартная доктрина заключалась в том, чтобы удерживать позицию с пятиметровым интервалом, тем самым давая возможность бойцам отделения приближаться к своей цели попарно.
Несколько Сынов Гора, предупреждённых об угрозе у северного входа, перестали обращать внимание на отделения, занимавшиеся диверсионной атакой. Орлоки почувствовал, как дёрнулось его раненое плечо, когда увидел устремившегося к нему ветерана Сынов Гора, отмеченного наглазником со стальной заплатой — того самого, что не так давно преследовал его с явно убийственными намерениями. Остальные следовали за ним в твёрдом стремлении отрезать Имперским Кулакам путь к платформе.
— Приоритет объекта обеспечен, — рявкнул Орлоки, игнорируя команды сержанта. — Огонь на подавление!
Он бросился вниз по трапу, даже не останавливаясь, чтобы выстрелить. Болты его товарищей с шипением проносились мимо, тяжёлая поступь сабатонов Дерана звучала в нескольких метрах позади.
Из кабины выскочил техноадепт в тёмно-красной мантии и с блестящим пистолетом в руке. Деран выстрелил мимо Орлоки, одним выстрелом разорвав голову, вполовину состоявшую из металла и хрусталя. Спустя мгновение Орлоки втиснулся в тесную кабину, схватив за запястье второго жреца Тёмного Механикума, который размахивал сверкающим клинком. Стремительный осмотр панели управления бура показал, что та во многом сходна с управляющими системами «Носорогов» или «Хищников». Стандартная Шаблонная Конструкция сразу сделала многие системы хорошо знакомыми. Циферблаты бездействовали, а главный замок зажигания ещё не был активирован.
— Нет! — прохрипел аколит, догадавшись о намерениях Орлоки. Болты пробили насквозь обшивку кабины, и через треснувшее окно Имперский Кулак заметил, что ветеран Сынов Гора перепрыгнул через перила к трапу всего в нескольких метрах от него.
Орлоки врезал адепту локтем в лицо, сломав ему шею и раздавив черепную коробку о заднюю часть кабины. Второй рукой он хлопнул по главному замку зажигания, посылая в двигатель поток энергии. Машина вздрогнула, воздух разорвал вой вторичных двигателей. Прямо напротив Орлоки ветеран Сынов Гора запрыгнул на широкий корпус, внутри которого находился мотор буровой установки.
Внезапно всё качнулось вбок с громким визгом ломающегося ферробетона и прогибающегося металла. Бур резко накренился влево, и Сын Гора скрылся из виду, когда Орлоки врезался в кабину. Легионер ощутил внезапную силу гравитации, когда дрель ухнула вниз, а вместе с ней посыпались каменные стены, яркие пятна жёлтой брони и серого керамита то и дело мелькали средь хаоса обрушившейся сейсмобуровой станции.
Генетически сотворённые и отточенные в бесчисленных сражениях рефлексы направили руку Дарга к решётке стремительно падающей установки, закованные в керамит пальцы разорвали металл и сомкнулись вокруг основной стойки корпуса буровой установки. Грохот разваливающейся каменной кладки заглушал вопли его товарищей и врагов, чьи голоса переполняли вокс-связь, настойчиво и гулко впиваясь в уши, но затем их не стало — десятки голосов оборвались за секунды.
Землепроходческая машина врезалась в груду шлака и разнесла её, буровая головка резко понеслась вниз по склону, а двигатель и кабина развернулись в другую сторону. Дарг втянул своё тело в щель между корпусом моторного отсека и зазубренным сверлом, заблокировав броню, пока массивные буровые головки вращались снова, и снова, и снова. Одно лишь неверное движение с последующим столкновением разбило бы его о сверлящие зубья с титановой кромкой, разрубив легионера на части надёжней молниевых когтей его генетического отца.
После очередного удара корпус машины развалился. Трещины, в которую он залез, больше не было, и Дарг отпустил моторный отсек, отталкиваясь от смертоносной режущей головки. Он пролетел ещё несколько метров, прежде чем со всей дури врезаться в наклонный феррокрит, перекатившись мимо обломков кирпичной кладки и осколков брони размером с танк. Его нервы пронзил визг метала, когда бур остановился в нескольких десятках метров от него. Лёжа неподвижно и глядя вверх, Дарг на несколько мгновений увидел тусклый свет, льющийся примерно с трёхсот метров сверху, прежде чем всё ещё двигавшиеся слои обломков образовали новый потолок, и легионера охватила тьма.
Он сразу же понял, что произошло. Буровую станцию следовало построить вокруг последней позиции проходческой машины, а не перемещать её в самый центр. Под буровой установкой оставался вырытый ею туннель, чей фундамент в значительной степени ослабило время и огонь тяжёлых орудий в ходе жестокой борьбы за бур. Когда же его двигатель запустили на полную мощность, вибраций оказалось достаточно, чтобы сломать то, что осталось, и вся станция рухнула в лабиринт туннелей внизу.
Где-то рядом должен был находиться выход, штрек или штольня, ведущая обратно на дно улья, но с той же степенью вероятности Дарг мог навеки оказаться замурованным. Он услышал грохот падающих камней, отражавшийся эхом сразу с нескольких сторон. Последний рокот мотора сменился тишиной.
Выход мог существовать, но у Дарга были другие планы. Кабина рухнувшего бура находилась где-то здесь, внизу — а значит, и Кулак с паучьей меткой тоже. Он управлял машиной, когда случилась катастрофа, Дарг видел врага через разбитое окно. Живой или мёртвый, он был неподалёку.
Мышцы поднявшегося на ноги Дарга напряглись под бронёй, легионер огляделся по сторонам. Света недоставало даже для использования авточувств, но тепловой режим зафиксировал достаточно свечения по правую руку, чтобы указать на нагрев двигателя, пускай тот и находился вне поля зрения. Казалось, они находились в целой последовательности связанных комнат и пещер, некоторые из которых теперь разделяли одно и то же пространство из-за обвала крыши. Лучший способ добраться отсюда хоть куда-нибудь — это карабкаться, но местами обломки будут крайне неустойчивыми.
Дарг рискнул зажечь фонарь своего доспеха, авточувства на секунду приглушили желтоватый свет, чтобы он не ослеп. Этого вполне хватило, чтобы проложить грубый маршрут от плиты, где он находился, до первого гребня оползня.
Практически незрячий, он на ощупь продвигался вперёд, пока не ухватился обеими руками за сломанную каменную кладку. Броня мягко заскрипела, и легионер начал своё восхождение.
Пропуск в хронометре визора проинформировал Орлоки, что он потерял сознание чуть менее чем на двенадцать секунд. Электрические разряды на приборной панели осветили всё, что было поблизости. Имперский Кулак оказался зажатым в задней части кабины водителя — под ним находился моторный отсек, остатки разбитого переднего окна маячили наверху. Липкое месиво, покрывавшее доспехи космодесантника, по всей видимости раньше было техноадептом, который оказался под рукой, пока они катались и подпрыгивали по всей кабине во время своего долгого падения.
Броня Орлоки выглядела не лучше большей части кабины, местами образовавшей подобие тщательно подогнанной клетки вокруг его тела. Легионер сумел высвободить левую руку и отогнуть мешавший ему металл. Выделив себе достаточно места для работы, он поискал болтер, но не преуспел в этом начинании. Действуя обеими руками, Орлоки смог оторвать крышу кабины, обеспечив себе возможность протолкнуться через раму переднего окна на зазубренный металл, где буровая головка изначально соединялась с основным корпусом. Наверху было достаточно места, авточувства его брони обнаружили подходящую атмосферу — и это не могло не радовать, поскольку Орлоки внезапно ощутил пронзающую боль в левой половине черепа, где его шлем треснул, и зазубренный осколок керамита вонзился в кость. Поморщившись, Кулак попытался стянуть шлем, но тот застрял накрепко. Пальцами левой руки легионер покрутил осколок керамита, ощущая, как тот с каждым градусом поворота вонзается ему в голову.
Почувствовав, что вонзившийся в его голову керамитовый осколок достаточно ослаб, Орлоки схватился за шлем обеими руками и сделал глубокий вдох. Кровь хлынула из раны сразу же, как только он сорвал шлем, со сжатых губ сорвался исполненный боли стон. Вскоре превосходные регенеративные способности Астартес остановили кровотечение, и боль исчезла в потоке введённых системами доспеха гормонов и укрепляющих стимуляторов. Легионер вытащил из бесполезного теперь шлема вокс-систему и закрепил её на одном ухе.
Пара внешних фонарей буровой установки продолжала работать. Бледно-голубой свет дрожал на неправильной формы куполе приблизительно двадцатиметровой высоты и тридцатиметровой ширины. Львиная доля моторного отсека оказалась погребена под обломками, но более глубокая тень указывала на место, где сходились две балки, образующие грубую арку. Орлоки пригнулся, одной рукой вытащив из-за пояса боевой нож, и нырнул в тень. Дальше лежал проход, выложенный тёсаным камнем — типичная часть архитектуры подулья.
С помощью субголосовой команды он активировал вокс-передатчик.
— Есть кто живой здесь, внизу? — спросил Кулак. — Это Орлоки. Ответьте, если можете. Есть выжившие?
Вокс шипел несколько секунд, пока не пришёл ответ. Прозвучавший голос был низким и отличался резким хтонийским акцентом.
—
Перемещаясь по изломанному ландшафту, Дарг обнаружил, что авточувства его брони скорее мешают, чем помогают, и стянул свой шлем. Он осторожно отложил его в сторону, не издавая ни звука и ожидая, пока его собственный глаз привыкнет к полумраку без посторонней помощи. Даже тогда он имел лишь смутное представление о том, что его окружает — учитывая практически кромешную тьму. Воздух был густым от пыли — когда Дарг сделал глубокий вдох, она забила ему ноздри. Наряду с ферробетонным порошком легионер уловил запахи нефти и очищенного прометия от разорванных топливопроводов бура, а также знакомый смрад собственного густого пота. Чувствуя, как пыль прилипает к рукам, Сын Гора потёр лицо, используя порошкообразную взвесь для впитывания влаги, после чего кожа хтонийца приобрела серовато-коричневый оттенок. Со смазкой брони ничего сделать было нельзя, но Дарг был уверен, что аромат боевой брони его жертвы и фоновый запах от сломанного бура замаскируют его. Тот же измельчённый камень покрывал поверхность его доспеха, скрывая его от случайных взоров.
Ключевым фактором в этой ситуации стал звук. Авточувства брони Дарга могли находить частоты, выходящие за пределы обычного человеческого слуха, но вошедшему в роль охотника легионеру требовалось слышать всё, а не фильтровать шумы через наушник с машинным кодом. Слишком долго он стоял в строю, оглушённый рёвом могучих орудий и криками умирающих. Один из многих, один из легиона. Теперь он снова стал самим собой, один против врага, не часть авангарда или арьергарда, не Сын Гора или легионер, а существо из глубокой тьмы.
Уроки магистра войны никогда не брали верх над отточенными здесь инстинктами. Мир Дарга обратился в звуковой пейзаж, каждый оседающий валун и скребущаяся плита заняли своё место в его восприятии окружающей действительности. Легионер двигался с нарочитой медлительностью, временами оставаясь практически неподвижным, пока он ставил бронированный сапог на рыхлый гравий, поднимая руки и разворачивая корпус для идеального баланса, чтобы плавно переносить вес с одной ноги на другую. Когда он карабкался, то делал это по одной конечности за раз, тщательно сверяя каждый свой шаг и удерживая локти с коленями подальше от каменистого склона, чтобы не поцарапать и не потревожить неустойчивые стены. То, что в обычных условиях он мог бы преодолеть за секунды, требовало нескольких минут, однако терпение всегда было одним из величайших орудий в арсенале Кэзила Дарга. Полностью сосредоточившись на убийстве, он не терпел мыслей о побеге или уклонении от схватки.
— Тише, тише, — выдохнул он в вокс-датчик на воротнике своего боевого доспеха. Легионер рассчитывал подтолкнуть Имперского Кулака к ошибке, сумев отвлечь его в жизненно важный момент или заставив потерять терпение. Впрочем, все его стремления до сих пор так и не были вознаграждены. — Ты в ловушке, а, Дорнов опущенец? Ищешь выход? Никто не придёт, помощи ждать неоткуда. Все мертвы, все твои генетические братья. Ты последний, и как только с тобой будет покончено, я найду выход и убью ещё больше твоих собратьев по легиону.
Его добыча, несомненно, черпала силы из мысли, что её товарищи всё ещё продолжают поиски. Имперский Кулак будет ускользать, насколько это возможно, или же найдёт место, где можно затаиться в ожидании помощи. В свою очередь, силы Дарга проистекали из его изоляции. Таково было простое подтверждение основ бытия на Хтонии.
Насмешки предателя порядком раздражали, однако в них присутствовала истина, с которой Орлоки пришлось столкнуться. Даже если бы кому-то из его товарищей посчастливилось уцелеть после обрушения станции, они бы не смогли ему помочь. Нижние уровни, куда они провалились, были надёжно запечатаны, а вокс-сигнал — слишком слабым для координации действий. Так что Имперский Кулак оказался перед выбором — искать выход или же встретить своего противника лицом к лицу. Орлоки чувствовал боль в плече, там, где клинок ветерана проткнул его мышцу, а тело начало ныть в десятках мест, даже с учётом ингибиторов. Да, пускай боевая броня легионера фактически была его второй кожей, лишить его восприимчивости к воздействию гравитации и ударов она всё-таки не могла. Вполне вероятно, что падение привело и к внутренним повреждениям.
В непосредственной близости от буровой установки очевидного выхода не было. Если бы Орлоки отправился в путь, какой маршрут бы он выбрал? У Кулака имелось смутное представление о том, куда приземлилась часть бура, но и только. Насколько он знал, враг таился всего в нескольких метрах от него, среди кучи обломков — или же поджидал в засаде на углу полуобвалившегося коридора. Использование фонаря было бы слишком рискованным, а без визора шлема ему пришлось бы полагаться на направление и магниторецепцию, чтобы понять, куда же он идёт — без отправной точки, не считая буровой машины, это станет серьёзным испытанием даже для опытного следопыта.
Останься он по соседству с кабиной, размышлял легионер, его было бы легче отыскать. С другой стороны, это дало бы ему некоторое представление о местоположении врага, поскольку выбор цели для Сына Гора стал бы предельно очевидным.
Впрочем, существовала немалая вероятность того, что предатель лгал — пригвождённый стойкой к скалобетонной плите, безоружный и уязвимый, пытаясь блефом выпутаться из затруднительного положения.
Слишком уж много переменных, подумал Орлоки. Он не мог позволить насмешкам по воксу повлиять на его анализ ситуации.
Размышляя над своими проблемами, легионер расширил зону поисков, медленно продвигаясь по спирали от кабины управления по древним воздуховодам и над обрушившимися сверху этажами.
Пару минут спустя он остановился, почувствовав прохладу на обнажённой щеке. Медленно повернувшись сначала в одну, а затем в другую сторону, он ощутил сквозняк, исходящий от беспорядочной груды камней справа от него. Наклонившись к развалинам, он прислушался и уловил где-то вдалеке слабое дрожание циркуляционного вентилятора.
По оценкам Орлоки, на вентиляционный канал рухнуло полтонны каменной кладки, если не больше. Он мог бы прокопаться сквозь неё за считанные секунды, хотя возможен и другой вариант, и времени потребуется куда как больше. Орлоки был уверен, что в случае продолжительных «раскопок» его враг услышал бы шум и понял, что происходит. Подобный расклад обещал стать опасным вдвойне, поскольку его усилия, пускай и совмещённые с немалой степенью осторожности, поглощали всё его внимание и давали врагу шанс приблизиться незаметно. Риск следовало сопоставить с потенциальным преимуществом, которое даст выход из этого тёмного, хаотичного бедлама, а также с небольшой (в плане вероятности) но ценной возможностью проложить обратный путь к контролируемой Имперскими Кулаками территории практически в полукилометре выше.
Орлоки нерешительно протянул руку, чтобы проверить, насколько легко ему удастся сдвинуть обломки.
Дарг знал, что причиной тишины в эфире вокс-связи стал вовсе не страх. Имперский Кулак был попросту неспособен на это чувство, как и он сам. Под кожей их хрящи, кровь и биохимические вещества были спроектированы одинаково — проще говоря, внутри они оба были одного цвета. Но это не имело значения. Именно ум, личность и опыт формировали легионера. В этом отношении Дарг считал себя и сына Дорна столь же различными, как орки и эльдар.
— Я прикончил своего первого врага ещё до того, как у меня на теле волосы выросли, — прорычал Сын Гора, — преследовал его полцикла, держась рядом, но не слишком близко, в ожидании подходящего момента. Когда он останавливался, останавливался и я. Когда ел, я делал то же самое. Когда мочился — мочился и я. Я стал его тенью, которую он никогда не видел. Быстрый, бесшумный, смертоносный. Его собратья по оружию даже не знали, что я был там, пока не нашли труп — но меня уж и след простыл. Они кричали, а я хохотал. У меня до сих пор где-то есть его ухо. Понимаешь, а ведь это даже не было моим обучением. Такова была простая жизнь здесь, во Вратах Луперкаля.
Он говорил тихо, продвигаясь на корточках, ныряя под балку, упавшую на старый коридор. Дарг знал, что ему не удастся устрашить своего врага, но он всё ещё мог проникнуть к нему в голову, заставить выдать своё местоположение или же выплеснуть свой гнев в опрометчивом поступке, которым Сын Гора сможет воспользоваться.
— Вы пришли в наш мир и думаете, что можете стать здешними королями. — Несмотря на нарастающее волнение, Дарг старался сохранять спокойный тон. — Забрали наш шпиль, нашу гордость, нашу молодёжь! Вы ничего из этого не заслуживаете! Никто из вас не выцарапывал себе путь сквозь эти скалы, не пробивался к свету из тьмы глубин — вы ничего не знаете о том, что значит править как хтониец.
Остаточное тепловое излучение усиливалось, увлекая Дарга в лабиринт из полутуннелей и груд обломков. Сын Гора знал, что к возможной засаде лучше не приближаться. Вместо этого он время от времени сворачивал вбок, чтобы прочувствовать расстояние и положение. Ему казалось, будто бы он слышит периодический стук камня о камень — возможно, оседающие обломки, а может, и нечто иное.
— Вы меняете название дворца нашего владыки на «Врата Предателя», но не видите иронии в том, что крадёте наш мир и нашу молодёжь для себя. Именно он, Тот-Кто-На-Терре, первым разорвал былые узы. Он забрал нашего короля и превратил нас в рабов на золотых цепях. Хтония уже отдала человечеству всё, что было в её недрах, и последней ценностью, что она могла предложить, стала плоть — но этого оказалось недостаточно. Мы покорили сотни миров, но что мы заслужили для потомков? Ровным счётом ничего! Никаких свежих пастбищ под голубыми небесами для сыновей и дочерей Хтонии. Никаких новых шахт, полных ценной породы. Нет даже воинских мемориалов для мёртвых. Тот-Кто-На-Терре желал, чтобы мы оставались суровыми и сломленными, отчаянно стремившимися вырваться из этого бесконечного мрака, но Он не рассчитывал, что наш король вырастет обладателем столь могучей воли.
Дарг отследил примерное расположение двигателя с вершины первой насыпи, хотя прямого пути туда не было — только тепловой след и несколько разбросанных кусков жилых блоков, которые вели к сплошной массе упавших обломков. Это было приблизительно в тридцати-сорока метрах от Дарга, немного ниже его нынешней дислокации.
— Мы сцепились с вами и сражались на протяжении многих лет, отказываясь умирать, отказываясь склоняться. Это не Терра, это не Инвит. Какое вам дело до всей этой пыли и камней, лишённых всего былого достоинства? Миссия, долг, бремя. Вам даже не хочется быть здесь. Это наш дом, и поэтому мы победим.
Дарг заметил неглубокий провал и груды битых камней вокруг. Следы раскопок. Он вошёл, готовясь к убийству.
Почти неслышный шелест песчинок предупредил Дарга об опасности. Легионер бросился в сторону, когда каменная кладка каскадом обрушилась на него, перепрыгнул через наполовину погребённую стойку, чтобы скатиться вниз по опрокинутой металлической палубе, искорёженной ветхостью и обрушением. Дарг наткнулся на сугроб из разбитого щебня на дне и бросился бежать неверными шагами, уворачиваясь то влево, то вправо в ожидании, что рёв болтера раздастся за его спиной в любую секунду. Только когда Сын Гора преодолел два десятка метров и бросился через ржавую металлическую решётку на подъездной путь, он, спотыкаясь, остановился и огляделся. Выглянув через отверстие, хтониец услышал далёкий искажённый хруст бронированных сапог далеко наверху.
Вокс рядом с его ухом затрещал.
—
Орлоки проклинал неустойчивую опору, которая предала его всего за несколько секунд до того, как Сын Гора занял позицию. Он достаточно хорошо понимал, что первый нанесённый удар может в итоге оказаться единственным. Ветеран-предатель исчез где-то на юге, но Орлоки не ведал, насколько далеко. Вокруг снова воцарилось безмолвие; лишь скрип оседающих обломков и хрип его брони нарушали тишину.
— Нет в тебе ничего особенного, — обратился он к Сыну Гора, — как и в этом месте. Я впервые вдохнул воздух в мире, что не так уж сильно отличается от этого. Я вырос среди многих слоёв былых эпох, моя семья зарабатывала на жизнь, копаясь в обломках прошлых поколений.
О бегстве теперь не могло быть и речи. Его враг находился слишком близко. Шансы на успех повторной засады были невелики, но Орлоки немного успокоился при мысли о том, что в первый раз он думал точно так же и всё-таки сумел преуспеть, пускай и частично. Возможно, он усвоил слова Сына Гора, его уверенность была подорвана хвастовством, хотя он и считал, что не обращает на него внимания.
Подобное может работать в обе стороны.
— Имперские Кулаки считают годы службы по терранскому летоисчислению, и по этой шкале мне было шесть лет, когда я впервые нажал на курок с намерением убить. Расхититель металлолома, который считал, что вправе забрать нашу долю археотех-пласта под Эльдендомом. Я всадил лазерный разряд ему в затылок, когда он подкрался к моей матери с автопистолетом. Трофеем я похвалиться не могу, но мой отец продал тело Измельчителям Трупов, и мы получили возможность прожить ещё немного.
Орлоки продолжал двигаться во время разговора, стремясь идти в ритме, который нельзя было бы принять за шаги, иногда делая два шага подряд, а затем выжидая несколько секунд, прежде чем сделать ещё один, каждый раз внимательно осматривая своё окружение и напрягая все органы чувств в поисках хотя бы малейшего намёка на вражеское присутствие. Он двинулся на слабый скрежещущий звук, тщательно запоминая направление и расстояние — легионер прошёл десяток метров влево, а затем такое же расстояние вправо. Доносящийся изредка грохот свидетельствовал о неустойчивости каменной массы как вверху, так и внизу.
— Я никогда не видел чистого неба и не дышал свежим воздухом, — сказал он предателю, впервые осознав это. — Когда легион Дорна забрал меня из подулья, я попал в тренировочный центр в городе-улье, а оттуда — в орбитальную крепость. Даже когда я ступил на поверхность другого мира, она находилась под воздвигнутым Механикумом куполом из глассита — сияющим триаграммами, скрывавшими грозовые тучи метана. Я не смотрел на звёзды, даже из корабельных иллюминаторов или с высоты Врат Предателя. Меня привели в эти туннели, чтобы охотиться на паразитов. Таково моё предназначение, понимаешь? Таков был первый урок, важнейший из всех. Не давай жить ни одному предателю. Я был создан, чтобы охотиться на таких монстров, как ты.
Царапанье и скрежет отличались от других шумов, они были настойчивыми и повторяющимися, а вовсе не случайными. Здоровый отрезок стены рухнул сверху и приземлился практически неповреждённым, почти десятиметровой высоты и несколько десятков метров в длину. Звук доносился с обратной стороны.
Дарг учуял запах другого легионера и поднял голову, словно охотившийся кот. Аромат крови и масла, который ни с чем не спутать, притом довольно близкий. Слева от него лежал длинный участок стены. Сплошной лист ферробетона рухнул нетронутым, проломив целую секцию туннеля и разделив образовавшуюся груду щебня. Сын Гора остановился, услышав скрежет по камню и тихий скрип сервоприводов.
Боевой доспех.
Видно было немногое, но тот свет, что исходил из просветов над головой, указывал на относительно лёгкий путь вниз, на образованную стеной «улицу». Дарг последовал этой тропой с немалой осторожностью, изучая каждую ступеньку, прислушиваясь к любому предательскому стуку шагов или гудению полностью заряженной силовой брони.
Примерно в двадцати метрах впереди что-то двигалось, и Дарг застыл, отведя глаз на случай, если его белизна поймает свет и выдаст его. Затем воин неторопливо, со всем возможным терпением поднял свою руку сначала на уровень талии, затем до рёбер, до плеча, сантиметр за сантиметром проскользнул ко лбу, и его бронированные пальцы прикрыли глаз, оставив лишь узкую щёлочку. Дарг ожидал в полной неподвижности, и вот он снова заметил движение. Оно пришло вместе со вздохом искусственных мышц, и легионер понял — его добыча сама пришла к нему в руки.
Дарг оказался перед дилеммой: скрытность или же скорость? Он оценил расстояние до своей жертвы, которая, казалось, присела на корточки или устроилась на валуне — примерно в тринадцати-четырнадцати метрах. Далековато для стремительной атаки, особенно с учётом того, что рефлексы его противника не уступали его собственным.
Столь же расчётливо, как и всё, что он делал за последний час, Дарг двинулся вперёд, держась вплотную к стене и стараясь не высовываться на фоне слабого освещения.
Последние семь метров он преодолел одним прыжком, с занесённым для удара кулаком.
Своей цели удар так и не достиг.
В ловушке среди обломков находился Имперский Кулак, ноги и тело его были раздавлены, пробиты арматурой. Череп треснул, и залившая всю голову кровь уже запеклась, а один глаз весь опух от кровоподтёков. Сын Дорна повернул голову на шум, вытаращив глаза от удивления, но не издал ни звука. Чья-то рука рылась в щебне, а взгляд Дарга приковал болт-пистолет вне досягаемости легионера.
Дарг без лишней спешки наклонился, издавая не больше шума, чем раньше, и протянул пальцы к болт-пистолету.
— Позови его, — прошептал он так нежно, что слова едва дошли до израненного космодесантника. — Давай, позови-ка своего брата.
Пальцы хтонийца постукивали по металлу болт-пистолета в поисках рукоятки, но его глаз был прикован к смотрящему на него Имперскому Кулаку. В них всё ещё читалось неповиновение. Он не станет предавать себя и своего собрата по легиону.
— Твой примарх гордился бы тобой, — выдохнул Дарг, и пальцы его свободной руки вцепились в шею космодесантника, нажимая на дыхательное горло. Пальцы второй руки сомкнулись вокруг пистолета.
И вот аккурат в этот самый момент Сын Гора увидел нечто в глазах Имперского Кулака. Не изменившееся выражение лица, вовсе нет, но внезапную тьму, тень чего-то на стене позади Дарга.
В тот самый момент, когда Орлоки подтянулся к стене, он заметил изломанное тело сержанта Таннкреда, лежавшее среди обломков рухнувшей станции. Его первым порывом было посмотреть, сумеет ли он помочь командиру отделения, но более безжалостный и прагматичный внутренний голос остановил его прежде, чем он бросился к умирающему.
Вместо этого Орлоки пролежал на стене восемнадцать минут, игнорируя стоны Таннкреда и пытаясь уловить приближение своего врага. Рано или поздно Сын Гора услышит слабые звуки того, как Таннкред цепляется за свою жизнь, и лучше уж уловить момент для нанесения удара, чем продолжать вслепую копаться в щебёнке в поисках неприятеля.
Восемнадцать минут Орлоки наблюдал за тем, как Таннкред становится всё слабее и слабее, как кровь пузырится в уголках его рта, напоминая в тусклом свете чёрную жижу. Но в последние семь минут его терпение оказалось вознаграждено неторопливой поступью противника, привлечённого движением Таннкреда, словно паук, в чьих сетях запуталась добыча — за исключением того, что терпеливым членистоногим хищником здесь был Орлоки. Время от времени Кулак терял из виду смутные очертания ветерана, и его сердце начинало биться чуть-чуть быстрее, пока враг не появлялся снова, практически невидимый на фоне изломанного скалобетона и погнутой стали.
Орлоки выбрал удобный момент, в очередной раз пригнулся — и, наконец, обрушился на свою добычу.
Ветеран отреагировал даже быстрее, чем позволяла реакция легионера Астартес.
В его руке лежал пистолет Таннкреда.
Орлоки был полон решимости, боевой нож устремился к шее Сына Гора.
Имперский Кулак протянул руку, чтобы схватить противника за запястье, и в этот момент ствол пистолета уставился в его лицо. Пальцы ветерана точно так же сомкнулись на руке Орлоки, остриё ножа застыло в нескольких сантиметрах от обнажённой кожи.
Так они двое и сцепились между собой, сжимая руки неприятеля, зубы стиснуты от напряжения, пока трансчеловеческие мышцы напрягались друг против друга. В глазу Сына Гора читался восторг.
— Как тебя зовут? — спросил Орлоки. — Мне кажется, что я неплохо так знаю тебя, но не твоё имя.
— Кэзил Дарг. Так зовут твою смерть, — выплюнул Сын Гора. Его рука изогнулась, поворачивая болт-пистолет ещё на несколько градусов. Выстрел сейчас разнесёт голову Орлоки. — Ты ничто. Узурпатор.
— Ты прав, без тебя я ничто, — признал Орлоки. Он немного переместил свой вес, придвинув нож на сантиметр ближе к своему противнику. — Убийство предателей даёт мне цель. И этого достаточно.
Земля под ними содрогнулась, но ни один из легионеров не позволил себе хотя бы на йоту ослабить хватку. Дарг пристально посмотрел в глаза Имперскому Кулаку. Лицо выглядело юным, но во взгляде читалась глубина, увидеть которую он не ожидал. Сын Дорна не мог быть легионером дольше нескольких лет, и всё же Дарг чувствовал исходящую от Орлоки ненависть, словно он сражался всю свою жизнь. Что же они вложили в его разум, чтобы взрастить подобную ненависть?
Пол снова сместился. Щебень покатился вниз по склону. Застрявший Имперский Кулак застонал, когда сдвинулись камни и балки. Вдоль стены позади него треснула штукатурка.
Выражение на лицах обоих воинов слегка изменилось, каждый отреагировал на затруднительное положение по-своему. Но ни в одном из них не было ни слабости, ни уступчивости. Орлоки ухмыльнулся и навалился на нож сильнее, приближая его ещё на полсантиметра к горлу Дарга. Однако опытный Сын Гора разгадал намерение врага и сам добился преимущества, немного сдвинув ногу назад, чтобы получить больше рычагов воздействия в сторону пистолета. Он воспользовался этим, чтобы ещё немного повернуть ствол, керамит заскрипел в хватке Имперского Кулака. Впрочем, в целом перемены в этом противостоянии были совершенно ничтожны, и со стороны оба бойца казались словно бы отлитыми из пластали.
Гравий застучал по броне, подобно дождю, и свежее облако пыли опустилось с неустойчивой крыши. Кусок размером с голову Дарга рухнул на землю справа от него, ещё большие дробились и трескались сверху.
— Лишь в смерти заканчивается долг, — произнёс Орлоки.
На лице Дарга появилась мрачная улыбка.
— До последнего человека. До последней капли крови. До последнего вздоха.
Крис Форрестер. ПОСЛУШНИК
Караил безмолвно стоял в интенсивно вибрирующей тьме.
Система фиксации удерживала его на месте, а багрянец над головой был единственным источником света в тесных пределах десантной капсулы. За лепестковыми дверьми раздавался глухой стук и хлопки от разрывов зенитной артиллерии, звучавшие как прерывистые вздохи в полном ненависти вопле, порождаемом спуском космодесантников. Скрипя зубами и щерясь волчьим оскалом, Темный Ангел проверил счетчик остатка боеприпасов своего болтера.
— Мы пришли, — шептали его братья. — Мы — смерть.
Кровь Караила воспламенила комбинация адреналина и подаваемых доспехом химических смесей. Шепот превратился в напев, в заявление о намерении, нарастая в мощи и уверенности подобно тропическому циклону, набирающему силу за мгновения до соприкосновения с землей.
— Мы пришли. Мы — смерть.
Двигающиеся на орбите боевые корабли транслировали эти слова по всем активным вокс-частотам и сети передачи данных Хтонии, а либрарии наполняли ими астропатические каналы, рискуя собственным здравомыслием ради того, чтобы сам варп выкрикивал их клятву, чтобы бесчестные предатели из Легиона Хора знали, кто явился за ними.
Крыло Ужаса не стыдилось своего назначения.
— Мы пришли. Мы — смерть.
Караил же продолжал молчать. Он был послушником, чья пустотно-черная броня не несла никакой геральдики, кроме крылатого меча и начертанных на наголенниках боевых отличий. Темный Ангел еще не заслужил права присоединяться к напеву или же носить символ, изображающий череп в песочных часах, но это не умеряло мрачного удовольствия, которое он испытывал в ожидании истребления ублюдков Хора.
— Братья, песочные часы перевернулись. — Голос лейтенанта Аннаила прорезал напев словно заточенный клинок. Ненависть оставляла в каждом его слоге колючки. — Да упадут песчинки.
Десантная капсула врезалась в землю. Удар сотряс кости Караила, после чего тот стукнул по расцепителю системы фиксации. Находившийся напротив него интеремптор по имени Танис привел в действие собственный механизм расцепления и взвесил плазмотрон, чьи катушки ярко светились неоново-голубым светом. Пули и лазерные разряды высекали искры из перегретого керамита, а шипение остывающего материала приглушалось затворами внешней среды. Караил шепотом произнес клятву Льву и поднял болтер. Раздался треск разъединительных зарядов.
Внутренности капсулы омыл чахлый сумрачный свет.
— Мы пришли! — заревели воины Крыла Ужаса. — Мы — смерть!
Караил выбрался наружу, ведя огонь.
Жертвой его первого убийства стал серв Легиона в подбитой бронезащите и с намалеванным на нагруднике золотым оком Хора с прорезью. Масс-реактивные снаряды рассекли смертного надвое, а следующая очередь вскрыла грудные клетки еще двум людям и отшвырнула их в сторону, искромсанные потроха хаотично вываливались из тел на улицу.
Потоки ионизированной плазмы с шипением покинули оружие Таниса, чей огонь смешался с пламенем остальных интеремпторов из перестроившегося отделения Дёруина. Предатели исчезали в сипящих клубах пепла или взрывались султанами плоти после попадания болтов Караила.
— Зачистить посадочную зону. — Голос префекта Дёруина представлял из себя сумбур тиков и жужжания, так как его горло с торсом были полностью реконструированы при помощи аугметики. — Вторая волна на подходе.
— За Льва, — вторил Караил подтверждениям воинов отделения.
Он извлек опустошенный магазин и с глухим ударом вставил на место новый. Интеремпторы рассредоточились по открытому участку, окруженному приземистыми жилблоками и полуразвалившимися многоквартирными домами. Тысячелетия назад здесь находился жилой сектор. Дешевые пластековые каркасы растрескались и погнулись, а их поверхность была изрешечена пулевыми отверстиями и покрыта выцветшими подпалинами. Обступавшие Темных Ангелов противники занимали огневые позиции за обрушившимися стенами и в заброшенных жилищах.
И они скандировали.
Слова неслись поверх грохочущих болтеров и автовинтовок, поверх злобного шипения плазменных залпов, шкварчания жира и звуков выкручивания надруганной плоти. Пули и лаз-разряды свистели и щелкали по доспеху Караила, выжигая на нем следы размером с ноготь большого пальца, но космодесантник не обращал на это никакого внимания, ибо ярость застилала туманом всякое рациональное мышление. Вокс-горны выкрикивали слова через встроенные в пасти горгулий решетки и вытаскивали горе вместе с болью из-за железного занавеса, куда их запер Темный Ангел, отчего он рычал словно один из зверей Ангрона.
Караил неустрашимо шагал прямо в огонь, а прицельные системы его болтера работали в синхронизации с ретинальным каналом. Взор космодесантника захлестнули перекрестия, каждое из которых фиксировалось на разных раздражителях. Одна из пуль вгрызлась в ребристый стык между наплечником и пластроном. Его болты, в свою очередь, порвали на клочки члена хтонийской банды с короткоствольными пистолетами, в то время как сенсориум доспеха выводил шрифтом с засечками данные биоанализа и помещал за визирными нитями ровные строчки, что, шипя, исчезали после каждого убийства. Два человека развалились на куски словно гнилое мясо. Ударом цепного меча Караил обезглавил молодую женщину с выжженными на щеках восьмиконечными звездами.
Этого было недостаточно. Этого никогда не будет достаточно.
— Где Сыны? — прорычал интеремптор по имени Маттиас.
Он швырнул рад-гранату в кучку изменников из Ауксилии. Последовавший взрыв сжег броню, оставив от нее лишь прах, и превратил смертных во влажные шаркающие ужасы из разжижающейся плоти и мышц.
— Сосредоточиться на противнике, — прощелкал Дёруин. — Вторая волна прибудет в течение одной минуты.
Караил согласно заворчал, потроша хтонийского головореза-изменника небрежным взмахом цепного меча, после чего отсек обе руки члену банды, у которого вместо предплечий были буры с адамантиновыми наконечниками. Выстрел в сердце уничтожил врага. С помощью магнитов Темный Ангел зафиксировал цепной меч и перезарядился, но затем отшатнулся, когда запитанный энергией клинок офицера Ауксилии задел его бок. Он раздавил горло женщины, от страха и удушья ее глаза выпучились, а кожа побагровела.
Крыло Ужаса вело совершенно непреклонное наступление.
Воины игнорировали стрелковый огонь, хотя там, где противнику удавалось пробить сочленения или повредить кабельные системы, по пустотно-черным доспехам стекали тоненькие струйки крови и смазки. Рад-ракеты очищали жилблоки и многоквартирные дома смертоносными осколками, резкие выбросы солнечного огня из плазмотронов и плазменного сжигателя Маттиаса испаряли солдат предателей, обращали технику в мерцающие лужи радиактивного шлака. Они не оставят ничего живого, и Караил наслаждался такой чистотой намерения.
Но это не остановило скандирование.
Эти звуки с грохотом выходили из вокс-горнов, а унылая и неприглядная песнь сервитора-громкоговорителя звучала живее всего, что прежде доводилось слышать Караилу. То же хрипели перед смертью гвардейцы-изменники и члены хтонийских банд, которые оказались достаточно тупоумны, чтобы вступить в борьбу с высадившимися воинами Крыла Ужаса. Цепной меч Темного Ангела вскрывал каждую глотку, проталкивавшую слова меж окровавленных губ, пронзал каждое сердце, не раскаивавшееся в предательстве в последние мгновения жизни. Казалось, у такой задачи просто нет конца.
— А мы не можем уничтожить этих отбросов? — спросил Караил.
Голова хныкающего члена банды размозжилась под сапогом Дёруина.
— Нет, — прощелкал он, вытирая кровь и фрагменты костей о ближайший булыжник. — Это не наше задание, послушник.
Караил кивнул и казнил разбухшего от химии члена банды, чей пот вонял боевыми наркотиками, а затем его слух пронзил резкий вой снижающихся турбин. Он обернулся и увидел четыре «Грозовых удара», которые сопровождали к зоне высадки «Грозовую птицу» с позолоченными кромками. Десанто-штурмовые корабли мчались сквозь осыпаемые зенитным огнем небеса, доставляя Темных Ангелов на битву против изменников. Горстка рухнула на землю, однако большинство преодолело обстрел.
Рампа «Грозовой птицы» опустилась.
Аннаил сошел с корабля, не дожидаясь завершения работы двигателей. Являвшийся доверенным лицом Мардука Седраса лейтенант носил окаймленные красным марсианским золотом боевые доспехи «Катафрактарий» с нагрудником, украшенным крылатым мечом, и блестящими поножами цвета граната и алебастра, на чьих навершиях виднелись символы Крыла Ужаса, сработанные из крошки чистого агата. Кремовый табард хлопал на ветру, а с пояса на серебряных цепях свисали кадильницы и декоративные ключи.
За ним последовали терминаторы-катафрактарии Науфрагии c поднятыми плазменными бластерами и калибанскими боевыми клинками, по которым сбегали смертоносные энергии. Затем спустились два отделения интеремпторов, чьи пластины цвета кости, выделявшиеся на фоне остальных пустотно-темных элементов, обозначали статус ветеранов. Они сопровождали матово-черную кубовидную глыбу высотой с космодесантника. Гравитационные импеллеры перемещали ее на мерцающей энергетической подушке, а на одной из сторон была установлена серебристая коробка.
— Что это? — спросил по воксу забывший о скандировании Караил.
— Не знаю, — ответил первым Маттиас.
— В арсенале Крыла Ужаса хранятся реликвии Объединительных войн, — сказал Дёруин, и Караилу не понравилась уклончивость в синтезированном голосе. — Император даровал Шести Воинствам Ангелов много уникального оружия, которое позже запретили для остальных Легионов.
— Не забывай, что когда-то префект Дёруин был воином, — произнес Танис, чья шутливость стала натужной из-за повторяющегося скандирования врага. — Он не всегда был заключенным в оболочку из керамита боевым сервитором.
Другие интеремпторы хохотнули, и губы Караила сжались в тонкую улыбку. Описание Таниса оказалось точным, но оба проявления веселья были в равной степени вымученными.
— Знание — не твое бремя, послушник, — сказал Аннаил, приветственно склонив голову в шлеме. Терминаторы и ветераны-интеремпторы прошагали мимо, а Караил построился вместе с отделением Дёруина. Все вместе они формировали почетную стражу кубоида. — И не ваше, братья-интеремпторы. Помните, что знание сопутствует опыту, как если бы было его тенью.
Караил знал эту аксиому так же хорошо, как и любой сын Калибана. Она содержалась в
— Да, повелитель, — произнес Караил хмуро, но с уважением. Дёруин и Аннаил были двумя офицерами, которых назначили определить его пригодность для Крыла Ужаса. — Простите мою дерзость.
Воины Крыла Ужаса шествовали по обломкам, и крупные глыбы ферробетона, пронизанные перекрученным обрезками арматуры, крошились под их поступью. Они перешагивали через тела, в нескольких из которых еще теплилась жизнь, но не обращали никакого внимания на тянущиеся к ним хваткие пальцы. Караил всадил болт в женщину, что пыталась дотянуться до дробопушки, хотя делала она это скорее инстинктивно, нежели обдуманно.
— Ты ее не выказывал. Это лишь урок, который следует помнить, — отозвался Аннаил. — Вижу, нашей высадке оказывали сопротивление, префект. Ничего слишком затруднительного?
В воксе раздался хрип: синтезированный смех Дёруина.
— Нет, повелитель, — проскрежетал он. — Некоторые граждане Хтонии пожелали выразить свое недовольство. Мы приняли к сведению их жалобы, а затем просветили.
Они повернули направо, после чего двинулись за терминаторами на восток, к промышленному сектору. Неуклюже двигающееся устройство развернулось вместе с ними. В развалинах юркнули тени, и Караил подал знак Маттиасу. Интеремптор кивнул и передал слово дальше. Засаду сложно было не учуять, но если враг действительно ее устраивал, то Крыло Ужаса окажется готово.
— Меньшего я и не ожидал, брат, — сказал Аннаил. — Именно поэтому я запросил ваше отделение для выполнения этого долга.
Слуховые рецепторы Караила уловили обрывки выкрикиваемых приказов и болтерного огня, но они не представляли особого интереса. Другое же дело устройство. Оно не несло на себе ни знаков биологической или радиационной опасности, ни каких-либо предупреждений, лишь стальную коробку с небольшим экраном и несколькими гаптическими управляющими устройствами. Безликость придавала ему зловещий вид.
— И в чем заключается наш долг, повелитель? — прощелкал Дёруин.
— Нести кару, брат мой, — ответил Аннаил. Его голос сочился пылом, и Караил улыбнулся в ответ на слова лейтенанта. Игнорируя тормошащееся на задворках разума беспокойство, Темный Ангел сжал болтер покрепче. Вновь повернув, они двинулись строевым шагом по улице с пластековыми жилблоками по обеим сторонам. Тени исчезли, а вместе с ними и все признаки засады. — Сопроводить устройство к подуровневому мануфакторуму, запустить и отступить для эвакуации. Сегодня мы — ангелы возмездия, наносящие Мастеру Войны и его ублюдочным сыновьям удар, который они никогда не забудут.
— Поэтому мы говорим по выделенному каналу, повелитель? — поинтересовался Маттиас.
— Сей долг должен оставаться в секрете от всех, кто к нему не относится, и потому этот канал защищен гибридным шифрованием степени вермильон, — произнес Аннаил, и Караил скрыл свое удивление. Подобно шифрование использовалось редко, а сама идея о скрываемых от других членов Крыла Ужаса тайных заданиях изумляла в той же степени. — Секретность критически важна для достижения успеха. Приоритетные передачи будут пробиваться, но мы оставим их без ответа. Мы также станем игнорировать любые полученные сигналы бедствия.
— А что насчет Кулаков, повелитель? — спросил Дёруин.
— Авгуры флота не засекли передач Седьмого Легиона, — ответил Аннаил так поспешно, что Караилу стало не по себе. — Наверное, они пали, как и все, кто был вместе с ними.
Темные Ангелы в тишине продолжили движение по улицам, стиснутым дешевыми пластековыми жилблоками и многоквартирными домами, которые занимали место более древних строений из ломаного камня. Их оружие прикрывало все потенциальные углы стрельбы, и космодесантники поворачивали каждый раз, как Аннаил указывал направление терраническим двуручным мечом. Терминаторы Науфрагии кружили за его спиной подобно стае скворцов.
Спустя двадцать пять минут они переступили границы промышленного сектора, где многоквартирные дома и жилблоки уступили место очистительным заводам из листовой стали и хранилищам. Легионеры проходили меж ржавых цилиндров и открытых контейнеров, подмечая, что из каждого забрали все ресурсы и материалы. Будучи Темным Ангелом, Караил шагал по поверхности мертвых миров и давно превратившимся в развалины городам. Ни один так и не вызвал у него тревогу, но Хтонии это удалось.
Спустя несколько коротких минут они обнаружили проход в подуровень.
Это был незатейливый ряд сглаженных временем каменных ступеней, окруженных ферробетонными стенами. Так как люменополосы и светошары были разбиты, лестница исчезала во тьме, и мрак не удавалось пронзить взглядом даже благодаря улучшенному видимому спектру его доспеха.
— Это единственный проход на подуровень?
— Нет, префект. — Путь возглавлял Аннаил, с глухим стуком продвигающийся дальше во мрак во главе своих терминаторов. Лучи их прячущихся под капюшонами люменов танцевали в темноте. — Этот изолирован, мы выйдем из него в километре от нашей цели, и здесь нет никаких технологий, что снижает вероятность вмешательства со стороны противника.
Караил последовал за Дёруином и его интеремпторами во тьму. Выщербленные и потрескавшиеся стены были покрыты прожилками лишайника, а тяжелая поступь легионеров порождала цепляющееся за их спуск черное эхо. На сложнопересеченной местности низкий гул гравитационных импеллеров устройства становился напряженнее, и тогда темп космодесантников замедлялся, отчего им приходилось едва ли не волочить ноги. Больше десяти минут Темные Ангелы шли по темным, сырым и тесным тоннелям, и трижды им приходилось возвращаться обратно тем же маршрутом, чтобы отыскать достаточно широкие для терминаторов проходы.
Караил тихо вздохнул от облегчения, когда они выбрались на тропу, вырубленную в скале на самом краю большой пещеры. Подуровень занимали лежащие более чем в тридцати метрах под легионерами очистительные заводы, хранилища и трущобные поселки. Он сразу же увидел мануфакторум — брусок черного железа и явный предшественник тех уродливых, изрыгающих дым сооружений, ныне возводимых Механикумом. К складской площади примыкал небольшой ангар, а металлические лачуги цеплялись к его боковой стороне словно ржавые усоногие рачки. Аннаил был прав. Цель находилась чуть больше чем в километре от них.
Темные Ангелы продолжали свой медленный спуск. Глаза Караила и его механические прицельные приспособления метались между окнами, густо покрытыми паутиной, и идущими меж зданиями узкими улочками. Помехи дразнили легионера несвязными предложениями и словами вразнобой. Они забрались слишком глубоко, чтобы слышать своих братьев на поверхности, так что это легко мог быть вокс-обмен противника.
Биение сердец Караила участилось, а доспех впрыснул в кровь новые стимуляторы. На тропе Темные Ангелы были слишком уязвимы. Последние несколько минут спуска с грохотом отбивались в ушах космодесантника кровью, что предупреждало его о возможной засаде, и дыхание Караила наливалось ярким химическим вкусом адреналина. До дна они добрались невредимыми.
А затем Сыны Хора открыли огонь.
Первый же залп убил двух интеремпторов, чьи туловища оказались изрешечены взрывами. Разбойники с рычащими цепными клинками да ярко вспыхивающими пистолетами выбрались из пыльного остова очистительного завода и бросились на Темных Ангелов. Упал еще один интеремптор, голова которого исчезла в багровом фонтане, а попадания болтов оставили в нагрудной пластине терминатора Науфрагии трещины.
— Сомкнуть ряды! — проревел Аннаил. Щупальца разрушительной энергии обвили его терранский клинок и силовой кулак. Терминаторы Науфрагии сформировали круг и открыли огонь, выжигая внутренности двух разбойников стрелами бело-голубой плазмы. — Они не должны добраться до устройства.
Караил послал три болта в разбойника-главаря с гладкими чертами лица Хора, забрызгав своих братьев кровью и кусочками кости. Болтерный огонь скосил двух вооруженных сверкающими силовыми клинками Сынов, но затем Маттиаса пронзил плазменный заряд, отчего тот рухнул на колени. Его жизненные сигналы вспыхнули. Караил зарядил свежий магазин. Он предположил, что его боевой брат потерял легкое. Темный Ангел выстрелил в разбойника с плазменным пистолетом, и болты раскололи керамит, а из разорванной груди предателя изверглась кровь. Помехи возбуждали любопытство голосами Легионес Астартес и ничего не значащими фрагментами слов.
Наплечник Караила треснул под продолжительным шквалом огня из пистолета, и боль ударила его в плечо словно нож. Болты Темного Ангела рассекли воздух, выбивая воронки размером с кулак в разбойнике с потрескивающей силовой перчаткой, чьи костяшки были скользкими от крови. Караил взялся за цепной меч, парировал направленный в основное сердце удар и провел ложное атакующее движение, сразу же перетекшее в выпад. Вокс с шуршанием ожил, донеся до слуха слабый голос с некромундским акцентом, что источал скованное отчаяние.
—
— Седьмой? — прокряхтел встающий на ноги Маттиас. — Они живы?
Разбойник ответил блоком и контратаковал Караила в горло, но Темный Ангел уклонился, а затем пробил клинком уплотнение горжета противника. Жужжащие зубья начали плеваться кровью и мелкими кусочками мяса. Караил вытащил оружие и тут же поднял его, парируя обезглавливающий выпад второго разбойника. Он отразил серию молниеносных ударов, отвлекая внимание, проводя контрответы и испытывая собственное терпение дуэлянта до тех пор, пока Сын не вымотался. Темному Ангелу удалось рассечь врага от загривка до паха, после чего его меч вонзился в землю.
— Они, должно быть, отчаялись, — произнес Танис, чьи слова перемежались шипениям выходящих газов. — Я трижды сражался бок о бок с ними во время приведений к согласию, и ни разу не слышал от них запросов о помощи.
— Забудьте о Седьмом! — рыкнул Аннаил, уничтожая силовым кулаком туловище разбойника. Рухнул один из терминаторов, разрубленный на части хтонийскими клинками. — Защищайте устройство. Прикрывайте его ценой собственных жизней, братья, а не то вихрь поглотит нас всех.
Из-под ног ошеломленного Караила ушла земля.
Снаряды с щелчками вылетели из ствола его болтера и порвали на куски туловище с головой разбойника, а затем Темный Ангел клинком обезглавил Сына с суставами пальцев, сочащимися черной вязкой жидкостью. Он никак не мог увязать услышанное с действительностью. Вихревое оружие было самым опасным и мощным археотехом, когда-либо придуманным человечеством. Оно не уничтожало благодаря мощности взрыва или биосконструированной ядовитости, нет, оно распарывало саму реальность, отчего все исчезало в необузданной варп-материи.
Это отвлечение едва не стоило Караилу жизни.
Разбойник с непокрытой головой нанес удар с плеча, жужжащие зубья его цепного топора жадно пожирали воздух на пути к шее Караила. Парировавший этот выпад Темный Ангел врезал гардой цепного меча по носу и челюсти Сына. Сломалась кость, хлестанула кровь. Удар разбойника с маху породил серебряную вспышку и оставил в нагруднике Караила дымящуюся прореху. Космодесантника пронзила боль, и разрез начал кровоточить. Дыхание вырвалось сквозь зубы, а капельки пота покрыли внутреннюю поверхность горжетного уплотнителя и вкрапились в коротко-остриженную бороду. Караил отбросил Сына Хора.
Всюду вокруг него разбойники принялись бросаться на Темных Ангелов с обновленным рвением, хотя их численность медленно сокращалась. Сыны Хора бились словно загнанные в угол Великие Звери, они оказались вдвое хитрее тех чудовищ и в три раза опаснее. Караил удивился тому, что врагов было так мало. Видимо, другие Темные Ангелы отвлекли противника на себя.
Разбойник вновь напал на Караила, а глаза его покраснели из-за разорвавшихся от ярости и отчаяния сосудов. Его рука с боевым клинком со всей силой метнулась к шее Темного Ангела, но последний парировал выпад предплечьем, не обращая внимания на сопровождавший столкновение громогласный удар, горячий поцелуй дезинтегрирующего поля и хруст плоти. Сын Хора размахнулся и опустил топор, намереваясь разрубить Караила по диагонали. Темный Ангел блокировал оружие врага цепным мечом, а затем ударил разбойника головой, после чего дернул клинок вниз и рассек предателя от ключицы до таза.
Он оглянулся вокруг. Все остальные Сыны лежали мертвыми, как и девять интеремпторов с тремя терминаторами Науфрагии. С ними не было аптекаря, чтобы извлечь прогеноиды, и они не могли вызвать его по воксу. В груди Караила горел стыд. Сегодня павшие умерли дважды.
— Двигаемся, — сказал Аннаил, перегруппировывая своих терминаторов. Другие воины Крыла Ужаса, хромая, образовали боевой порядок. Из рваных отверстий в их доспехах сочилась кровь. — Нам нельзя медлить или допускать, что кроме этих никого больше нет.
— А как насчет Кулаков, повелитель? И наших братьев, их наследия… — начал Караил.
— Их наследием станет возмездие Императора предателям, — сухо ответил Аннаил. — Мы не в состоянии сделать что-нибудь для Кулаков. Это задание важнее любых других забот.
Караил бросил взгляд на вихревое оружие и ощутил крепнущее отвращение.
— Мы не можем обесчестить их жертву.
— С этим неплохо справляется твоя нерешительность.
Караил отшатнулся как от удара и проглотил язык.
Он присоединился к своим братьям, хотя не мог отделаться от мыслей об оскорблении их павших. Караил был уверен, что его замешательство не осталось без внимания. Темные Ангелы продолжили движение через тесный лабиринт подульевых улиц и лачуг. Они пробивали себе дорогу прямо сквозь дома, которые отделяли их от более коротких маршрутов, а устройство закрывали собственными бронированными телами. Караил все еще с трудом верил, что это вихревое оружие. Ситуация и знание о том, что им воспользуются как против врагов, так и против друзей, делали зловещий облик устройства еще более угрожающим.
Они были Первым Легионом. Темными Ангелами. Они не обращались против союзников и не убивали без разбора. То был удел омерзительных пехотинцев Мортариона и угрюмых траншеекопателей Пертурабо, но рыцарь Калибана так себя не вел.
Молчание Караила стало еще более хмурым, когда Ватрен повторил свой мрачный призыв. Он циклично передавался по воксу, а его источник находился меньше чем в километре от ангара мануфакторума. Слова Имперского Кулака перемежались раскатистым грохотом болтеров и шипением лазерного вооружения. Братья Крыла Ужаса, казалось, оставались равнодушными, а все их внимание было сосредоточено на защите жуткого устройства от падающих обломков и огня предателей. Противник вновь начал свое скандирование, которое слышалось через вокс-канал Ватрена. Сквозь кислотное жжение растущего стыда и гнева Караила начало прокладывать себе путь чувство отвращения.
—
Караил ускорил шаг, нагоняя братьев. Их безмолвие было тугонатянутой субстанцией из кипящей ярости и сдавленного горя, а желание наказать изменников — физическим ощущением, которое давило ему на кожу. Им не удалось добраться до Терры вовремя, чтобы защитить Императора, и теперь они могли лишь карать последователей Хора за предательство. Караил отказывался верить в то, что Он погиб, однако сущее бессилие было для него чем-то абсолютно чуждым. От него по всему телу бегали мурашки, а холодный сухой воздух, смердевший отчаянной яростью, вкупе с голосом Ватрена и скандированием предателей омрачал каждый шаг.
— Мы не можем игнорировать их, братья. — Слова проскользнули через щели в сжатых зубах и прорвали тонкую линию его губ. Общение шло по приватному каналу, и он был благодарен этому факту. — Весь Легион будет опозорен, если станет известно, что мы бросили наших кузенов.
Темные Ангелы бежали трусцой вдоль периметра, прямо под пустыми прометиевыми башнями и сгорбленными загрузочными кранами. В ангар легионеры ворвались через гофрированную стальную дверь, предназначенную, судя по размерам, для наземных тягачей. Они не обращали никакого внимания на выведенные по трафарету на стене запыленные обозначения кабинетов логистикэ, ярусов сборки и жилых помещений для рабочих. С раздвижной крыши над головой лился сумрачный свет, а через щель была видна узкая трещина в потолке пещеры.
— Мы ничего не можем для них сделать, — сказал Маттиас, проверяя один из углов ангара. Стальные контейнеры, в высоту достававшие легионерам до груди, были опустошены и оставлены ржаветь. — Мы — рыцари-каратели, санкция Льва. Геройство оставь Крылу Смерти.
— Цель превыше всего, — согласился Танис. Когда Темные Ангелы взяли ангар под контроль, интеремпторы разбились на небольшие группы, в то время как Аннаил и терминаторы Науфрагии занялись устройством. Лейтенант набрал на гаптическом элементе управления последовательность данных. — Она значит больше, чем жизни и наших братьев, и нас самих.
— А что насчет чести?
— Цель значит больше, чем понятия о чести и взгляды наших братьев, — продолжил Танис. — Все воины Крыла Ужаса приносят честь в жертву. На службе Льву и во имя Императора мы пачкаем руки и очерняем собственные души бесчестием, исполняя долг, за который другие взяться не смогут или не захотят.
Караил отключил приватный режим вокса.
— Лейтенант, могу я говорить?
— Свободно, — произнес Аннаил, продолжая нависать над контрольной панелью.
Голос отчетливо выдавал его сердитое выражение лица, но Караил был полон решимости. Он не бросит своих братьев.
— Не следует ли нам изменить наш план эвакуации или предупредить Седьмой? Подкреплений нет, а наши приказы должны допускать некоторую свободу действий.
— Мы — ангелы тьмы и возмездия, послушник, а не милосердия.
— Кулаки служили верно и с честью. — Гнев, угрожавший проявиться в голосе, Караил держал на поводке. — Они не заслуживают судьбы, которую вы им предоставляете.
— Жертвы войны. — Аннаил выпрямился во весь рост под ворчание напрягающихся сервомеханизмов доспеха. — Прискорбно, но необходимо.
— Они — наши братья, — сказал Караил. Чувство вины управляло его языком и голосовыми связками как маэстро, и это было невыносимо жалко. — Легионес Астартес определяются честью и братством, и вероломство Мастера Войны должно делать данное определение еще более важным, а не умалять его. Если оставить Имперских Кулаков умирать, то чем мы лучше его?
— Твой идеализм заслуживает одобрения, брат, — ответил Аннаил, и приглушенный вокс-щелчок изолировал их на выделенном канале. В голос лейтенанта закрались скупые нотки уважения. — Эти качества должны определять Легионес Астартес, но в нынешние недобрые времена они не могут мешать нашему долгу. Возможно, наступит день, когда Темные Ангелы получат возможность вновь характеризовать себя таким образом, но не сегодня. Решение принято. Мы не придем на помощь Кулакам.
Аннаил закрыл канал прежде, чем Караил успел ответь.
На одно смехотворное мгновение он подумал, что добился своего. Караил взглянул на Дёруина и восьмерых выживших интеремпторов его отделения. Они не выказывали ни единого признака беспокойства по поводу Имперских Кулаков или же прикладывания собственной руки к смертям верных сородичей. Темные Ангелы чинили поврежденные пластины цементом для брони и проверяли оружие. Возможно, Танис оказался прав. Возможно, это было хорошо знакомое им бремя. Их поведение несло в себе признаки традиционности.
Стыд был немохианским змеем, который, метаясь, освобождался от любых оков, которые набрасывал на него Караил. Ничего не предприняв, он станет виновен в смерти верных космодесантников, нарушит клятву воина Легионес Астартес, но предупредив их, Темный Ангел нарушит свою клятву Крылу Ужаса.
Он ломал голову над тем, как выполнить обе клятвы, но ни одну не удавалось переиначить так, чтобы согласовать с другой. Караил являлся Темным Ангелом, а не воином Легиона Несущих Слово, для которых клятвы были уступчивы и переменчивы. Его череп ломило от тупой пульсирующей боли, но решение проблемы так и не приходило. Он вновь услышал передачу Ватрена, после чего отключил протоколы защиты вокса.
К черту послушничество.
— Ватрен. Не удерживайте позиции. Грядет уничтожение. Отступайте.
Он закрыл канал связи и вновь активировал протоколы защиты. Негодующие вздохи Аннаила прозвучали как низкое урчание калибанского льва. Его голос был угрожающе тихим, а гнев холодным, тлеющим и более зловещим, нежели неистовое пламя. Караил встретил враждебный взгляд глазных линз, готовый принять последствия.
— Что ты только что сделал?
— Последовал своей клятве как легионера, — абсолютно спокойно ответил Караил. — Я не мог позволить Кулакам умереть.
— Твоей клятве как легионера, — повторил Аннаил, пробуя слова на вкус.
Неверие окрасило тон его голоса, когда лейтенант еще раз произнес эти слова, сдабривая их мрачной и злой шутливостью.
— Я дал обет выполнить задание, но еще не принес клятву Крылу Ужаса. Моя клятва Астартес дана Императору, и я не могу нарушить ее собственным бездействием.
— Имперские Кулаки подвели Императора, — прорычал Аннаил, чей фасад дисциплины и приверженности миссии начал спадать. — Если Он и погиб, то лишь потому, что Дорн со своим твердолобым Легионом не смог защитить Его. Этим воинам даже не удалось очистить Хтонию. Возможно, они причастны к провалу, а потому должны умереть.
— Вы знали, что они находились там, — произнес Караил.
Это был не вопрос.
— Не важно, о чем я знал, — выплюнул Аннаил. — Знание — это бремя для тех, кто способен его нести. Неведение же является щитом, за которым съеживаются все остальные.
Караил ничего не сказал. Нечего было говорить.
— Теперь мы должны защищать это место и ждать эвакуации, — продолжил лейтенант, оборачиваясь к своим офицерам. — Барахиил, используй вокс-ретранслятор объекта, чтобы привести в исполнение альтернативную эвакуацию. Тарахил, сооруди из тех контейнеров надежную линию обороны. Дёруин, ты со своими бойцами и остатками отделения Думы сформируешь внешнюю линию.
Его братья принялись молча выполнять инструкции. Гнев уже вытек из них окончательно, но оставалось мрачное предвкушение крови, которую еще только предстояло пролить. Темные Ангелы устроились на огневых позициях, и Караил надеялся, что Имперские Кулаки получили сообщение.
В ушах легионера зазвучали напутственные слова Аннаила.
— Если у тебя есть хоть какая-то честь, ты примешь удел кающегося.
Сыны Хора атаковали спустя двадцать минут.
Они стремительно неслись волной керамита и вспышек выстрелов. Штурмовые десантники бросались вперед на визжащих реактивных струях, сбившиеся в черный клубок разбойники выкрикивали племенные боевые кличи и увеличивали число оборотов цепных клинков, а от поступи шагавшего рядом «Контемптора» дрожала земля. Одна рука дредноута несла длинноствольную штурмовую пушку, а вторая заканчивалась четырьмя зловеще изогнутыми когтями. Караил презрительно скривил рот, после чего прицелился в разбойника и выстрелил. Череп предателя взорвался, породив ветви из крови и костей.
По контейнерам и расколотому керамиту забряцал ответный огонь. Караил пошатнулся назад с треснувшим нагрудником, и боль пронзила его тело. Он отмел красные руны тревоги, ибо раны космодесантника уже начали запекаться. Болты пробили горжет Сына, который тут же оступился. Меж бронированных пальцев изменника захлестала кровь. Снаряды болтеров и плазма сметали вражеские ряды, тела в доспехах падали лицами вперед, образуя поток раскиданных конечностей и разбитой брони. Караил перевел прицел, и масс-реактивная очередь взорвала голову еретика.
А затем «Контемптор» открыл огонь.
На спину повалились три интеремптора, чьи сигнум-руны стали исчезать с ретинального канала. Затем рухнул еще один с оторванной болтами рукой. Ныне бесполезная конечность источала искровые разряды и качалась сбоку. Воин продолжал стрелять из плазмотрона до тех пор, пока болт не оставил в его лицевой пластине воронку. Рад-гранаты рвались среди Сынов, а осколки прокусывали их керамит. Несколько противников оступились и замедлились, так как их улучшенная физическая форма боролась с облученным металлом. Штурмовики же вновь прыгнули.
Темные Ангелы рассредоточили огонь.
Плазма терзала шасси дредноута, вырывая глыбы цвета морской волны, а воздухе появились небесно-голубые вспышки и привкус выжженного озона. Теперь заскрежетавшая машина ковыляла и с усилием тянула вперед одну ногу. Вырвавшиеся из штурмовой пушки болты выпотрошили двух интеремпторов, а шальная очередь попала в катушки плазменного сжигателя Маттиаса, после чего он исчез в подобном миниатюрному солнцу бело-голубом шаре плазмы. Караил перезарядился и застрелил еще двух предателей. Его оружие не могло причинить вреда дредноуту, однако этого нельзя было сказать про братьев заключенного в машину изменника.
Болы сорвали с небес штурмового десантника, чьи товарищи по отделению стали рассеиваться в стороны подобно спасавшимся от ястребя скворцам. Что-то пробило наплечник Караила, боль от разорванной плоти и мышц распростерлась по груди и плечу. Он выстрелил в Сына с громоздкой автопушкой, а последовавшие взрывы раскололи нагрудник и наплечник предателя, из возникших трещин потекла кровь. Со стрекотом ожившая автопушка оставила от одного из интеремпторов обугленные ошметки. Караил выпустил вторую очередь, что вырвала из головы воина глаза и щеку. Сын со свисающими с лица лоскутами кожи завыл, его глаз превратился в желеобразное месиво. Темный Ангел навел механический прицел на глотку изменника.
А затем в него на огромной скорости врезалась сине-зеленая комета.
Караил перекатился и рывком поднялся на ноги, после чего поднырнул под неистовый обезглавливающий удар штурмовика и разрезал его огнем из болтера в упор. Бросившийся на Темного Ангела второй штурмовой десантник провел рубящий выпад в грудь, но Караил увернулся. Он крутился и держался на расстоянии от скрежещущих зубьев, в то время как противник наносил удары так быстро, что они сливались друг с другом. У Темного Ангела не имелось возможности произвести точный выстрел или же взяться за цепной клинок. Боеприпасов к болтеру оставалось мало, последний магазин был практически опустошен.
Сын вновь пошел в нападение, нанося режущий удар в шею, но Караил блокировал его предплечьем. Цепные зубья прогрызли перчатку и принялись срезать плоть с мышцами. Зарычавший Темный Ангел врезал по предателю головой. Штурмовик бросился вперед, из его сломанного носа струилась кровь, а с губ срывалось имя Хора. Караил выстрелил ему в лицо.
Сыны Хора прорвали переднюю линию обороны.
— Отступаем! — проревел Дёруин. По его наплечнику стекала смазка, от нагрудной пластины остались лишь керамитовые осколки и искрящиеся фибросвязки, а на дезинтеграторном поле меча шипела кровь. Он оставил в груди штурмового десантника дымящуюся дугу. — Назад, ко второй линии.
Караил бросил свой болтер и вырвал у павшего штурмовика болт-пистолет. Он взял в руку цепной клинок, после чего принялся выпускать из пистолета контролируемые очереди. Из разорванного живота Сына вывалились кишки, а взрывы болтов испарили череп еретика.
Танис, ведущий рядом с ним огонь из плазмотрона, сжег разбойника и двух Сынов в их собственных доспехах. Интеремптор хромал и хрипел, его исковерканная грудь стала багровой. Штурмовик исчез в облаке ионизированных частиц, но затем пропала и сигнум-руна Таниса, чье тело раскромсала штурмовая пушка. Еще три жизненные руны погасли на дисплее Караила, их владельцы были сражены его собственной ошибкой в той же степени, что и боевой машиной.
— Драконье пламя! — выкрикнул Аннаил.
Караил узнал калибанский боевой жаргон и прибавил шагу, поборов мучительное чувство вины из-за того, что приходилось оставлять тела братьев. Над их головой пролетели крутящиеся в воздухе гранаты. Темный Ангел понизил яркость ретинального канала, чтобы прикрыть глаза.
Ярко вспыхнул бело-зеленый фосфекс. Наступающих Сынов обдало ползучим едким огнем, который растворял доспехи и пожирал живую ткань. Предатели падали, вопили, сгорали внутри своей брони. В ноздрях Караила обустроился запах жареной плоти.
Сквозь пламя прошагал «Контемптор».
Штурмовые десантники перебросили себя через огонь, держа цепные клинки под углом для удара. Они прорвали вторую линию прежде, чем до нее успел добраться Караил. Он зажал спусковой крючок и выпустил очередь из пистолета, пошатнув одного противника и свалив другого. Уголком глаза Темный Ангел увидел, как Аннаил и терминаторы Науфрагии тяжело двигаются навстречу дредноуту. Караил ничего не мог сделать, он сражался, выжимая каждую каплю силы и дисциплины, чтобы дойти до ведущей бой второй линии.
Это была их крепость.
Рычащий цепной меч Караила превратился в размытые очертания, преследуемые брызгами артериальной крови. Оружие прогрызалось через плоть и керамит, а его зубья со свистом отлетали во время защитных ударов, лишая клыков вражеские цепные клинки так же часто, как и себя. Космодесантник делал выпады и парировал, наносил удары от плеча и отвлекал, используя каждую йоту мастерства, полученного им под руководством инструкторов Альдурука. Вокруг Темных Ангелов сформировался бастион из мертвецов.
Караил обезглавил легионера в доспехе с плохо сочетающимися элементами сине-зеленого и золотисто-желтого цветов. Отразив неуклюжие удары Сына, чье лицо перекосили лицевые тики, Темный Ангел выпустил ему кишки. Они были полулегионерами, выращенными за несколько месяцев и обученными гипноматическими устройствами. Караил убил очередного врага контрответом, пробив мечом наспинную энергетическую установку.
Круг Темных Ангелов сужался. Караил пробился к Дёруину, расчленив еще трех недавнорожденных. Он сделал выпад в живот Сына, но его удар был легко отведен в сторону двуручным силовым топором. Раздался свист вылетающих зубьев, и Сын сделал шаг назад, оказавшись лицом к лицу с двумя Темными Ангелами. Его доспех украшали племенные амулеты и тотемы, а о бедра лязгали шлемы сыновей трех Легионов.
Караил выстрелил в глотку чрезмерно пылкого недавнорожденного, одновременно с этим наклоняясь в сторону, чтобы увернуться от умирающего воина. Затем погибли еще двое. Он обернулся и едва успел парировать размашистый изогнутый взмах оружием, направленным в его шею. Контратаковав, Темный Ангел попытался рассечь горло и руки противника, однако Сын блокировал выпад лезвием топора и рукоятью, намереваясь вывести Караила из равновесия или усыпить бдительность ложным чувством безопасности. Такая дилетантская тактика вызвала улыбку у Темного Ангела, предвкушавшего возможность предать смерти очередного врага. Блок перетек в неожиданный удар сверху из-за головы, который застал Караила врасплох. Он выругался и парировал его, но недостаточно хорошо. Лезвие топора вгрызлось глубоко в мясо бедра, а когда противник выдернул свое оружие, в нервных окончаниях Темного Ангела возопила боль.
Его доспех покрылся красным.
Кровеносную систему Караила затопили аннуляторы боли, и секундной задержки хватило Сыну, чтобы провести молниеносный выпад в лицевую пластину Темного Ангела. Керамит раскололся, кости под ним сломались. Караил рухнул, чувствуя во рту вкус крови. Возвышавшийся над ним еретик занес топор, однако Темному Ангелу удалось блокировать нисходящий удар. Вторым раскололся цепной меч, и Караил встретился взглядом с красными глазными линзами, намереваясь не выказывать ни единого признака страха.
Но Дёруин уже был здесь.
Префект оттеснил Сына сокрушительной серией выпадов. Он сражался словно сам Лев, а подле него бился еще один интеремптор. Доспех Дёруина покрывал матовый слой крови, по большей части его собственной. Он мастерски орудовал клинком, каждый удар, блок и укол был идеально рассчитан по времени. Караил рывком поднялся на ноги; от неприятного ощущения срастающихся костей его лицо начало зудеть. Темный Ангел выстрелил по предателям, хотя световые пятна все еще затуманивали зрение.
Рассеченный практически надвое префект рухнул на землю.
Второй интеремптор оттаскивал его назад, отражая яростную контратаку Сына трофейным силовым оружием. По воину ударили болты. Караил помог огнем Аннаилу и выжившим терминаторам Нафурагии, скашивавших группу предателей перекрестным обстрелом из болтерного и плазменного вооружения. Несущиеся к оставшимся Темным Ангелам изменники глумились и стреляли из болтеров от бедра, а вооруженный топором Сын двигался вперед с мрачным наслаждением.
Их осветили прожекторы.
Турели на подвесах «Грозовой птицы» разорвали наступающих Сынов в клочья. Висевшая на перьях плазменного огня машина повернулась вокруг своей оси, чтобы пустить в ход все вооружение. Люки скользнули в сторону, и Темные Ангелы разрядили болтеры в режиме автоматического огня, скашивая предателей.
— Все на борт! — проревел Аннаил и просверлил Караила взглядом. — Включая тебя.
Темный Ангел захромал к «Грозовой птице», из-за трещины в ноге он покинул посадочную зону последним. Один из братьев затащил его в десантно-штурмовой корабль. Раздались вопли турбин и стон корпуса, когда пилот стал направлять машину в практически вертикальный подъем, чтобы покинуть радиус взрыва. Караил опустился на фиксирующий трон, окидывая взглядом выживших братьев.
Череп Аннаила был вскрыт, а часть руки ниже локтя отсутствовала. Дёруин выглядел как мешанина разорванных органов и аугметики, а два выживших терминатора Науфрагии являли собой разбитое отражение прежней несокрушимости. Последнего интеремптора рвало кровью рядом с Дёруином. Танис погиб. Как и Маттиас. Его братья по отделению были мертвы, как и слишком многие другие. Резкий отклик привлек внимание Караила к вмонтированному в переборку вид-экрану.
На коже реальности сально растянулась увитая молниями сфера мерзкого света, которая насыщалась плотью, костями, кровью и керамитом. Снесенные до основания здания затягивало в вихрь, чей похожий на трение точильного камня визг пронзал слух Караила, а на мигренозные миазмы, как вода на пластек, давили смазанные подобия зловеще ухмыляющихся пастей и гребущих когтей. Свернувшийся спустя несколько мгновений вихрь вырезал в скальном основании идеальную полусферу.
Десантно-штурмовой корабль продолжил подъем. Караил же оборвал вокс-канал, так как не было ни единого слова от Имперских Кулаков, ни подтверждения того, что они получили его предупреждение.
Темный Ангел потупил голову и ничего не сказал.
Примечание к сборнику
Ниже приведен полный список произведений которые объединяет сборник «Расплата Хтонии»:
01. Джон Френч - «Сыны Хтонии»
02. Гэри Клостер - «Банды подземья»
03. Николас Вулф - «Жатва плоти»
04. Ноа Ван Нгуен - «Вера предателя»
05. Гэв Торп - «Во имя ненависти»
06. Крис Форрестер - «Послушник»
*перевод не представлен
Некоторые произведения на момент формирования данного файла не доступны на русском языке.
Примечания
1
Инвектива — одна из форм литературного произведения, представляющая собой обличающий или же высмеивающий что-либо (или кого-либо) памфлет. Происходит от позднелатинского слова invectiva — «бранная речь», так что в данном случае подразумевается брань в адрес механизмов, каким-то образом здорово помогающая их работоспособности. Звучит знакомо, не правда ли?
2
Выращенные по ускоренной методике легионеры-индуктии Сынов Гора.