.

Шестеро из Гал Ворбак еще оставались в живых. Шестеро одержимых воинов зафыркали, словно пустынные псы, и бросились к последнему из Кустодес с демонической прытью.

Они упали недавно и не могли успеть скрыться, - слова Ксафена звучали как уверенная угроза. Возле него Малнор превратился в оборванную подергивающуюся тварь, истекавшую ядовитой слюной. Торгал вскарабкался на десантно-штурмовой корабль, словно гротескная обезьяна, он подпрыгивал и вцеплялся в металл костяными косами, чтобы забраться выше. Аргел Тал ходил вокруг основания корабля, когти втягивались в ребристые кулаки и снова хищно высовывались. Словно стая пустынных шакалов, одиннадцать оставшихся Гал Ворбак окружили упавший «Громовой ястреб», вынюхивая добычу. Долго охотиться им не пришлось.

- И вот, наконец, Алый Повелитель, - голос Аквилона уязвлял своей неискренностью. - Явивший тем, кого он предал, свою истинную сущность.

Кустодес вышли из тени сломанного крыла, расслабленно держа в руках оружие. Каждый из них излучал твердую убежденность. Походка была уверенной, плечи отведены назад, доспехи были повреждены и погнуты, но сохраняли видимую целостность.

Гал Ворбак приблизились. Оказавшись в центре алого круга, трое золотых воинов стали спиной к спине. К Несущим Слово были обращены нагрудники, украшенные имперским орлом, и клинки, которые поднимались лишь на службе Императору. Из всех легионов Астартес лишь один удостоился чести носить на доспехах аквилу — некогда благородные Дети Императора, ныне ставшие сердцевиной мятежа Магистра Войны. Но это были имперские кустодии, преторианцы Владыки Человечества, и их компетенция была выше подобных вопросов. У каждого на груди чистым серебром сияла эмблема орла, сжимавшего в когтях молнии. Более нигде в Империуме два символа вознесения Императора не сливались таким образом, только на броне его избранных стражей.

Охотники подошли еще ближе. Шедший впереди Аргел Тал на краткий миг задумался о том, что Кустодес не открыли по ним огонь. Возможно, после боя на корабле у них не было боеприпасов. А может быть, они хотели закончить дело чисто — клинками, а не болтерами.

- Ты убил Кирену, - произнес он. Из-за злости и ниток кислотной слюны между челюстями слова выходили малоразборчивыми.

- Я казнил предательницу, которая была свидетелем прегрешений Легиона, - Аквилон направил меч на искаженное лицо Аргел Тала. - Во имя Императора, чем ты стал? Ты похож на кошмар, а не на человека.

- Мы — истина, - пролаял Ксафен попавшим в ловушку Кустодес. - Мы- Гал Ворбак, избранные богами. - Все это время Несущие Слово приближались. Вокруг кустодиев сжималась петля.

- Взгляните на себя, - ошеломленно произнес Аквилон. - Вы отбросили замысел совершенства Императора. Отреклись от всего, что означает быть человеком.

- Мы никогда не были людьми! - когда Аргел Тал проревел слова, у него изо рта полетели шипящие брызги. - Мы. Никогда. Не были. Людьми. Нас забрали из семей, чтобы вести Вечную Войну во имя тысячи обманов. Думаешь, истину легко переносить? Взгляни на нас. Взгляни! Человечество примет богов, или канет в забвение. Мы видели, как Империум пылает. Видели, как вымирает наш род. Видели, как это произойдет, как происходило раньше. Жизненный цикл в галактике, принадлежащей смеющимся и жаждущим богам.

В голосе Аквилона была лишь доброта, от чего он становился еще более жестоким.

- Друг мой, брат, тебя обманули. Император...

- Императору известно куда больше, чем он открыл вам, - вмешался Ксафен. - Императору ведома Изначальная Истина. Он бросил вызов богам и своей гордыней обрек человечество. Лишь с помощью верности...

- ...с помощью поклонения... - сказал Малнор

- ...с помощью веры... - проговорил Торгал.

- ...человечество переживет бесконечные войны и волны крови, которые захлестнут галактику.

Аквилон переводил взгляд на каждого Несущего Слово по мере того, как они произносили свои фрагменты проповеди. В конце он снова повернулся к Аргел Талу.

- Брат мой, - снова сказал он. - Тебя ужаснейшим образом обманули.

- Ты. Убил. Кирену.

- И ты считаешь это неимоверным предательством? - смех Аквилона был сочным и насыщенным, и от него Аргел Тал заскрежетал зубами. - Ты, отринувший свет Императора, превратившись в чудовище. Ты, заключавший с помощью запретных знаний истерзанные души в стены своего корабля, чтобы они втягивали все психические звуки на протяжении сорока лет? Ты обвиняешь меня в предательстве?

Несмотря на затуманивавшую мысли ярость демона и горестную злобу из-за убийства Кирены, слова брата ранили его. Аргел Тал бывал в той комнате множество раз, и неважно, сколь пылко он ненавидел необходимость ее существования — он позволял этому продолжаться.

Прежде, чем он смог их отбросить, на него с уколами вины обрушились изображения, каждое воспоминание резало, словно нож. Ксафен читает псалмы из «Книги Лоргара», а перед ним кричит женщина-астропат. Ее медленно потрошили, приковав к стенам комнаты, ставя целью причинить боль. Вытатуированные на ее коже часом ранее колхидские символы еще кровоточили. Системы жизнеобеспечения, обслуживаемые апотекариями Легиона, удержат ее в живых на протяжении многих грядущих месяцев. Призванный Ксафеном в ее тело демон подчинит сознание во имя простейших задач: втягивать и перерабатывать все психические сообщения ближайших разумов.

Терры достигнут только донесения, собственноручно сфабрикованные Несущими Слово. Согласия достигаются. Идеальный Легион. Лоргар, Семнадцатый сын, своей верностью оправдал бы надежды любого отца.

- Я обвиняю тебя, - расхохотался Ксафен, - в том, что ты глупец. Твой драгоценный астропат сорок лет хныкал о ваших подозрениях прямо в пасти внимающих демонов. Каждый раз, собираясь вокруг него и внимая словам Императора, вы слышали лишь ложь, которую я нашептывал демону на ухо.

Аргел Тал не стал присоединяться к злорадству Ксафена. Существование комнаты не было для него источником мрачной гордости. Он приговорил к мучительной смерти не единственную женщину, а в общей сложности шестьдесят одного человека. От бремени одержимости астропаты истощались с омерзительной быстротой. Деградация протекала быстро, но никогда не была милосердно мягкой. За считанные месяцы их тела пожирали смрадные черные опухоли. Большинство угасало быстро, их разумы стирались от дуновения ветров варпа, словно утес посреди бесконечной бури. Мало кто продержался год — так или иначе, довольно скоро приходилось подключать очередного беспомощного и вопящего астропата к системам жизнеобеспечения и творить с его плотью кошмарные вещи с помощью ритуальных клинков и раскаленных клейм.

Он считал наблюдение за каждым обрядом частью своего покаяния. Всякий раз он ждал до того момента, когда глаза схваченного стекленели, но не от смерти а от капитуляции. Он ждал той драгоценной секунды, когда сознание демона прогрызало себе путь на поверхность разума жертвы. Крики стихали. Воцарялась благословенная после этих звуков тишина.

Девятнадцать вызвались добровольно. Девятнадцать членов астропатического хора флота, подготовленные годами проповедей Ксафена, попросили о почетном праве хранить величайшие тайны Легиона. Забавно, но они выгорели быстрее остальных, биологическое истощение постигло их быстрее, чем тех, кто был связан против воли. Похоже, страдания придавали ритуалу силу — Ксафен заметил это и сообщил Эребу. За это он получил благодарность, а описание обряда в «Книге Лоргара» был о исправлено. Ксафен светился от гордости на протяжении нескольких недель после этого.

Кустодес нашли комнату в самом сердце монашеской палубы, но кто-то каким-то образом обнаружил ее перед этим. Аквилона провели туда. В этом Аргел Тал был уверен. Он безмолвно принес клятву. Кем бы ни был предатель, он разорвет его на части и вкусит его плоть.

- Мы никогда не были людьми, - он произнес это тихо, даже не сознавая, что говорит вслух. В момент меланхоличной злости Раум завладел контролем, и их общее тело рванулось вперед.

- За Императора! - вскричал Аквилон.

Гал Ворбак ответили хохотом демонов.

В последующие годы Аргел Тал мог вспомнить очень мало из схватки. Иногда он связывал это с доминированием Раума, иногда думал, что его собственное чувство вины стремится стереть ту ночь из памяти. Какова бы ни была правда, от попыток ввспомнить он становился уставшим и опустошенным, сохранялись только отрывочные изображения и полузабытые звуки.

Это было похоже на мысли о раннем детстве еще до того, как генетика наделила его эйдетической памятью, когда приходилось напрягаться, чтобы заполнить забытое время своими пятью чувствами и ощутить его реальность.

Мы никогда не были людьми. Он не забывал эти слова, хотя они одновременно были истиной и ложью.

Малнор.

Малнор временами поднимался из перемешанной неразберихи и вспоминался отчетливо. Когда Малнор погиб? Сколько они сражались? Он не знал точно. Клинок Ниралла начисто снес голову воина Гал Ворбак с плеч, но Малнор не упал. На том месте осталось призрачное изображение его шлема, безмолвно скалящееся и кричащее. Ниралл, владевший клинком лучше, чем когда-либо доводилось видеть Аргел Талу, был вынужден изрубить Малнора на куски, чтобы окончательно сразить.

Бой был слишком бешеным и исступленным, чтобы проследить в нем смысл. Мысли и привычные нормы исчезли, на их место пришли выучка и инстинкты. Размытые очертания клинков и когтей. Треск керамита. Рычание от боли. Запахи слюны, кислоты, пота, пергамента, кости, страха, уверенности, дыма от стволов болтеров, энергетических клинков, соленых слез, дыхания, крови, крови и снова крови.

А затем — первое убийство.

Ниралл. Мастер клинка. Он убил Малнора и стал уязвим. Торгал и Сикар прыгнули на спину кустодия. Клинки застучали, рубящими ударами вгрызаясь в сочленения доспеха на затылке и в основании позвоночника. Жизнь за жизнь.

Ниралл упал. Торгал отскочил на безопасное расстояние. Сикар остался полакомиться плотью и этим навлек на себя смерть. Аквилон. Оккули Император. Он отомстил за убийство брата всего через один удар сердца, оборвав жизнь Сикара отточенными сверкающими ударами меча.

В это мгновение на него вскочил Аргел Тал. Он помнил прыжок и сопровождавшую рев боль в горле. Помнил сочный мясной хруст, когда голова кустодия отделилась от шеи. Хребет Аквилона свисал вниз из истекающего кровью шлема, словно змея. От запаха крови кружилась голова, сводящий с ума смех мог принадлежать, а мог и не принадлежать Аргел Талу. Он никогда не знал наверняка.

Шестеро из Гал Ворбак еще оставались в живых. Шестеро одержимых воинов зафыркали, словно пустынные псы, и бросились к последнему из Кустодес с демонической прытью.

И это мгновение было последним из тех, что Аргел Тал мог вспомнить, прежде, чем воздух снова похолодел и все кончилось. Ситран сорвал свой шлем и встретил их с непокрытой головой. Он не стал ждать с алебардой в руках, а метнул ее, словно копье.

Гал Ворбак метнулись врассыпную, но она достигла цели. Клинок вонзился в грудь одного из них с треском падающего дерева. Алебарда прошла сквозь керамит, кости и плоть и вырвалась из спины Несущего Слово. От удара Астартес опрокинулся, в грудной клетке зияла дыра, а легкие и оба сердца вылетели наружу и остались лежать на земле мясной кашей.

Когда оставшиеся пятеро опустились на него, Ситран улыбнулся. Он счел, что в сложившихся обстоятельствах его обет молчания исполнен, и засмеялся над воином, которого убил.

- Я всегда тебя ненавидел, Ксафен.