Заходящее красное солнце Армагеддона слабо освещало расположение воинского лагеря. На темнеющем небе появились две луны, начинавшие длинную и долгую дорогу к небесам. Когда царившая днем жара стала спадать, стал пробуждаться к жизни и военный лагерь. В воздухе разнесся рев: экипажи гигантских танков ''мечи тени'' начали прогревать двигатели своих чудовищ. Медленно, словно одурманенные жарой, солдаты Четвертой Армии Имперской Гвардии появлялись из-под надувных тентов, освещенных светом заходящего дня.

Люди выглядели измученными, равнодушными, не совсем проснувшимися. Сержант Рафаэль слушал их ворчание по поводу жары, постоянной угрозы нападения паукоскорпионов, возможной атаки орков. Их недовольные жалобы почти забавляли Кровавого Ангела. Этим людям, попавшим в пески пустыни прямо из мегаполисов, где они жили раньше, казалось, что они попали в Ад еще при жизни.

Как мало они знали в действительности, думалось Рафаэлю. Это место было детским садом по сравнению с миром, в котором он вырос. Жизнь этих людей, как бы тяжела она не была, была жизнью в раю, по сравнению с тем воспитанием, через которое прошел он. Правда, подумал он, тогда он становился Кровавым Ангелом: одним из детей Сангвиниуса, который погиб, прокладывая путь Императору для битвы против того, кто являлся олицетворением великого зла.

Рафаэль смотрел на песчаные дюны, такие похожие и в то же время такие непохожие на дюны пустынь Баала Секундус - мира, в котором он родился. Потоки горячего воздуха поднимали вверх маленькие песчаные вихри. От жары мерцал воздух, изменяя линию горизонта, делая невозможным определение расстояния до лежащих вдалеке целей. Ужасные песчаные штормы здесь были способны похоронить целые армии. Одного из таких штормов они избежали, руководствуясь предупреждениями спутников погоды, помещенных на орбите Адептус Механикус. Это было правдой, это была жестокая земля, но она все равно не могла сравниться с Баал Секундус.

Здешние земли были химическим шлаком, продуктом столетий индустриального производства. Реки жидких отходов, берущие свое начало в мегаполисах, подобных Тартарусу или Ахерону, несли свой груз в отравленные моря. На его планете единственным морем было Стеклянное море, ровная поблескивающая равнина спекшегося песка, образовавшаяся в результате взрыва древнего, забытого оружия. Мертвые пустыни переливались всеми цветами радуги, пыльные безжизненные континенты были необитаемы из-за смертоносных ядовитых облаков, бывших оружием в войнах, шедших задолго до конца Темной Эпохи Технологий.

Здесь люди жили в перенаселенных мегаполисах, защищенных от внешней среды стенами пластали в мили толщиной. Только величайшее вторжение орков под командованием вождя Газгхгула Трака смогло заставить выйти их в пустыню. На Баал Секундус все старые города были мертвы, их руины населяли дикие жестокие племена. Только немногие ''Спасшиеся'', чьи лица всегда скрыты масками, живут среди радиоактивных руин. Их мастерские используют материалы, добытые в древних зданиях, для беспрерывного производства оружия. Оружия, которое они потом продают дикарям и различным мутантам.

Главной угрозой со стороны погоды здесь были песчаные штормы, способные оставить от незащищенного человека один скелет за считанные минуты. На Баал Секундус страшной угрозой были Адские Штормы, когда ветры со скоростью в тысячи километров в час вырывают из земли огромные валуны и катят их по искореженной земле; когда ужасающие разряды молний стелются шнурами по земле, сотрясая скалы. Там был и кислотный дождь, растворявший броню и проедавший плоть; там были химические метели, которые несли разноцветные снежинки, содержащие старые смертоносные нейротоксины. Они поражали нервную ткань, заставляя умирающего биться в яростной агонии или делая человека безумным от странных галлюцинаций, или открывая разумы потенциальных псайкеров темному влиянию демонов Хаоса.

Еще одной угрозой здесь была жара и жажда, передвижение из-за которых днем было крайне затруднено. На Баал Секундус были и другие опасности, невидимые на первый взгляд. Отравленные территории и зоны повышенной радиации, где единственным предупреждением о грядущей смерти могут быть только странные зарницы в ночном небе или внезапно затрещавший радиационный амулет.

Из живых опасностей здесь, на Армагеддоне, были земляные драконы и паукоскорпионы. Только теперь, после вторжения орков, путешественники могли быть атакованы вооруженными воинами. На Баал Секундус орды мутантов и ''настоящих'' людей скитались по испепеленным равнинам, вступая друг с другом в ужасающие битвы за право владения скудными ресурсами. Или бились в развалинах городов, где они рылись в поисках древних артефактов; бились на Святых Ристалищах, где люди могли присоединиться к Избранным.

В мыслях Рафаэль возвращался к тем дням с чем-то, похожим на ностальгию. Когда-то он был простым воином, всего лишь бившимся за свою жизнь и за право присоединиться к Избранным. Теперь он был Кровавым Ангелом. На его плечи легла почетная ответственность защищать Человечество от врагов. Ведь он принес присягу следовать наследию Примарха Сангвиниуса и неважно, сколь тяжела сейчас была его ноша.

Правда, вместе с этими привилегиями пришло и осознание ужасного бремени. Он узнал, что Кровавые Ангелы были умирающим легионом. Закат их мощи начался много тысяч лет назад, очень медленно, неуклонно. Крохотные, незаметные ошибки в генетическом коде пересаживаемых прогеноидов накапливались долгими веками, маленькие изъяны сливались, приводя к тяжелым, непоправимым последствиям. Первые поколения Кровавых Ангелов не страдали от Черной Ярости. Она пришла позже, подкралась настолько незаметно, что было уже слишком поздно. А еще была Жажда Крови, отклонение, которое заставляло даже самых дисциплинированных воинов Легиона пить кровь врагов, поверженных в бою. Рафаэлю доводилось слышать, что эти отклонения когда-нибудь могут привести Легион к падению, ввергнуть его во власть Хаоса. Этому он не верил, он знал, что космодесантники Легиона Кровавых Ангелов скорее умрут, чем позволят подобному случиться. Как бы то ни было, эти генетические отклонения доставляли воинам немало страданий, переносить которые учились годами.

Человек в униформе лейтенанта Имперской Гвардии приблизился к нему с почтением, проступавшем в каждом его жесте. Лейтенант отдал великолепный салют, как если бы он стоял на параде, а не на песке пылающей пустыни. Сержант Рафаэль внимательно смотрел на человека.

- Сэр, мои люди почти готовы двигаться дальше. Вы готовы к выступлению, сэр?

"Мы были готовы выступить днем", - подумал Рафаэль. Говорить это вслух не следовало, чтобы не деморализовать стоявшего перед ним человека. Ведь здешним солдатам и так недоставало смелости и решимости космодесантников. Но, тем не менее, они пошли в пустыню, чтобы защищать свою Родину. Гвардейцы были настоящими солдатами Императора, даже если они и были только людьми.

Только люди, подумал Рафаэль, усмехаясь про себя. Да, сам он был космодесантником, а не обычным человеком. Он обладал более развитыми чувствами, более сильными мышцами, его рефлексы были быстрее, он нес более смертоносное оружие. Жизнь космодесантника длилась во много раз дольше, чем жизнь обычного человека, и все космодесантники содержали часть генов бессмертных Примархов. Да, конечно, быть космодесантником значило быть более чем человеком, и в то же время это означало ''быть человеком''. Этого никогда не следовало забывать. Космодесантников выращивали из людей, служба Человечеству была их главной целью, главным предназначением. Много поколений назад целые Легионы космодесанта были потеряны, потому что забыли об этом, пав в ересь и подчинение Хаосу.

- Да, лейтенант, мы готовы, - тихо сказал он.

Внезапно сержант услышал негромкий звук, подобный звуку небольшого храмового колокола. Звук донесся из передатчика связи, закрепленного за его левым ухом. Он нажал клавишу приема и услышал голос командовавшего ротой Капитана.

- Сержант Рафаэль, вы и ваши люди должны как можно быстрее прибыть в расположение Первой роты! Ваши подразделения выбраны для выполнения более важной миссии. Слава Императору!

- Слава Императору! – Повторил Рафаэль. – Мы уже движемся.

Примечание переводчика:
на планете Армагеддон произошло одно из крупнейших сражений с орками за всю историю Человечества. Помимо армий Имперской Гвардии, в отражении вторжения участвовал Легион Кровавых Ангелов, покрывший себя в боях неувядаемой славой.

Автор: Билл Кинг (Warhammer 40000 wargear, 1993 год)
Перевод и правка: Игорь Ю. Борисов aka OberSter (OberSter@rambler.ru)

Перевод Wulfenstain’а статьи «The Assault of Nimbosa» - http://uk.games-workshop.com/spacemarines/nimbosa/1 (лето 2005 г.)

Никто не может избежать гнева Императора. На далеком мире Нимбосии, инопланетная угроза снова дает о себе знать – Империя Тау основала там свою колонию. Ультрадесантники выдвигаются, чтобы усмирить потенциальных агрессоров.

Сладковатый запах ладана наполнял пусковой ангар «Севериана» и плыл ленивыми завитками из кадил, которые несли за капелланом Клаузелем его помощники.
Ладан напомнил капитану Агемману о северных высокогорьях Маккрагга, и он почувствовал мимолетную ностальгию по своему родному миру, затем его мысли вернулись к молитвам капеллана, увенчанного маской-черепом. Капитан и его несколько собратьев-воинов из Первой Роты Ультрамаринов преклонили колени в ожидании благословения капеллана Клаузеля перед погрузкой в десантные модули, дабы обрушиться на форпост Тау внизу. Технодесантники и лишенные эмоций сервиторы обходили десантные модули, помазывая серебряными кропилами свою железную паству благословенным маслом и извлекая священные охранительные скобы, что приковывали их к палубе «Жестокого».

-В пламень битвы идем мы – крикнул Клаузель.
-По наковальне войны мы ударим – отвечали Космодесантники, воины Императора,
-Наша храбрость неоспорима! Она материя нашей души, прочнее адамантия и так же сильна, как сам Бессмертный Император. Пламень битвы - наш алтарь, рев болтеров - наши молитвы, смерти наших врагов – наши жертвы богам войны!
-Наши болтеры напоены смертью – подхватили Космодесантники
-Они суть божественный гнев Императора!

Клаузель склонил голову, остановившись перед тем, как открыть ближайший десантный модуль и повернулся к своим прислужникам, подошедшим с его crozius arcanum и rosarius,, лежащими в выстланными бархатом ларцах. Crozius блеснул, когда Клаузель вынул его из ларца – отразив свет факелов от кроваво-красных глаз крылатого черепа, венчающего оружие. Клаузель подался вперед, позволив иерофанту в золотой маске одеть rosarius на его шею, тяжелая цепь оберегающего амулета ярко выделялась на его черном доспехе.
Агемман поднялся на ноги, воины его роты слаженно повторили его движение, отразившееся эхом в ангаре. Промаршировав, он встал рядом с Клаузелем и повернулся к своим воинам:
-Проверьте свое оружие братья, мы идем на войну!

Небо над форпостом Тау на Нимбосии было грязной, беспорядочной круговертью пятен разрывов зенитных батарей и инверсионных следов, батареи импульсных пушек чертили в небе огненные дороги. Потоки огня расчертили небо, когда десантные модули Космоденсантников устремились вниз к своим целям. Дым горящих зданий стелился по ветру, и пламя жадно трещало, пожирая молодое поселение ксенов. Танки Тау скользили среди руин, в то время как первые десантные модули коснулись земли в огненной буре тормозных двигателей. Бронированная поверхность модуля откинулась, и капитан Агемман быстро спрыгнул на поверхность Нимбосии, его Терминаторы последовали за ним, формируя оборонительный периметр.

-Всем подразделениям, сбор по моим координатам. Строй – клин. Цель прямо перед нами!

Разрозненные отряды инопланетных солдат открыли огонь по прибывшим терминаторам, но благословение оберегало их. Ни один воин не пал. Ответный огонь Терминаторов разодрал строй воинов Тау и растерзал их градом масс-реактивных болтов. Прибывали все новые и новые модули. Космодесантники, закованные в синие доспехи, рассредоточились согласно заданной формации, обеспечивая безопасность плацдарма и ведя заградительный огонь по позициям артиллерийских батарей Тау. «Тандерхоки» огневой поддержки были уже на пути с новыми воинами, а орудия противовоздушной обороны Тау уже показали себя серьезными противниками для Имперских кораблей. Этому нельзя было позволить продолжаться. Агемман видел, как капеллан Клаузель косил воинов Тау как коса траву, его crozius arcanum казался слепящей золотой аркой, разрезая плоть и броню. Его Литании Ненависти воодушевляли окружающих и творимая ими резня была ужасна.

Взрывы и огонь наполнили воздух, вой импульсного оружия и треск болтеров сплелись во всепоглощающем крещендо. Агемман и его Терминаторы прорвались через баррикаду, защищающую подходы к батарее. Актиническое сияние голубоватого света осветило пейзаж, когда орудие дало залп, и Агемман понял, что у них не так много времени. Три механизированных боевых скафандра, элита воинства Тау, появились в зоне видимости, поливая его воинов яркими стрелами смерти. Брат Гелион, ветеран Крестового Похода Габала, упал, когда его рука превратилась в кровавые ошметки, плоть и броня, перемешавшаяся в расплавленной массе. Бесстрашный воин заставил себя подняться, его броня накачивала его священными эликсирами против боли, они помогут ветерану продолжить бой, несмотря на ужасную рану.

-Джантин! – проревел Агемман – Штурмпушку!
Брат Джантин раскрутил стволы своего оружия, вой мотора прорывался через гавканье выстрелов и гром взрывов. Штурмпушка выплюнула заряды из ствола, выбившие большие куски брони вместе с инопланетным мясом, когда сотни снарядов разодрали боевой скафандр в несколько секунд. Снаряды продолжали рвать на части инопланетных воинов, даже после того как они погибли.
-Хватит – приказал Агемман – тратить боеприпасы без необходимости - расточительно. Три дня поста за ненадлежащее исполнение ритуалов прицеливания.
-Да, брат капитан, - ответил Джантин, склоняя голову – Этого больше не повториться.
Агемман принял раскаяние Джантина:
-Я знаю. Но давайте поторопимся, эта батарея сама собой на воздух не взлетит.

Агемман наблюдал, как последний из зарядов взорвался, и огромные стволы орудия рухнули на землю. Языки пламени лизнули небо, в то время как рев приближающихся к освобожденным посадочным площадкам транспортов Империума стал оглушительным. Он и его воины собрались в круг, чтобы поблагодарить за их победу и вознести молитвы духам войны, живущим в их доспехах и оружии. Потери ксенов были пока неизвестны, но Агемман не сомневался, что они будут велики. Они не оставили живых, а зона была хорошо защищена, хотя и не достаточно чтобы противостоять мощи Космодесанта.

Он закончил Литанию воина и поднялся на ноги, когда капеллан Клаузель приблизился, крылья и череп его crozius arcanum отсвечивал красным, покрытый кровью его врагов. Двое Космодесантников пожали друг другу руки в воинском приветствии – запястье к запястью.
-Твои воины сражались с честью и отвагой – сказал Клаузель.
-Это так. Твое мужество было примером для нас всех
Клаузель кивнул:
-В тяжелые времена, воинам нужен пример, дабы следовать ему.
Агемман согласно кивнул. Задача капеллана, не только воодушевлять Космодесантников на новые и новые подвиги, но и поддерживать боевой дух Роты. Недавняя потеря капитана и старшего сержанта 4-ой Роты, нанесла серьезный удар по боевому духу воинов, и Клаузель провел много дней в молитвах и постах вместе с ними.
-Присоединишься ли ты к нашей молитве? – спросил Агемман, меняя тему разговора.
-Да будет так, капитан Агемман, - ответил Клаузель, - я прочту им Благословение Битвы.
-Tы окажешь нам честь, прочитав ее – кивнул Агемман.

Поступает передача.

"Приветствую вас, товарищи Командиры, у меня есть несколько новостей для вас.
Те из вас, кто воевал вместе с Боевой Группой Аструм, наверняка слышали о 14-ом Макианском, и в особенности, о сержанте Присусе. Достоверно известно, что этот Присус единолично убил восемь Берсерков Хорна. Бесспорно, это настоящий подвиг, и он продолжает поражать своих однополчан подобными действиями в бою. Также, было отмечено, что его поведение кардинально изменилось за последнее время, но не так, как это происходит у слабовольных людей по мере приближения Стремительности Ван Гросса к Медузе V. Когда Присус был ранен демоническим зверем, медики 14’го Макианского были поражены тем, что эти ужасающие раны затянулись еще до того, как они приступили к операции. Вдобавок ко всем этому, говорят, что на полковом знамени, которое носил Присус, неизвестным образом появилась белая надпись «Святой Пий».
Я не знаю, что вам известно о Ереси, но в Хелсриче нам рассказывали, что Святой Пий закрыл собой самого Бога-Императора от удара Архипредателя во время Великого Штурма. С того времени он считается святым, и на многих мирах ему молятся как заступнику. Святой Пий являет собой пример исключительной храбрости и самопожертвования.
Если не вдаваться в подробности, командование Армейской Группы Аструм и Боевой Группы Императорской Эгиды уверено, что знаменоносец Присус является перерождением Святого Пия. Одно лишь известие об этом вдохновило мой полк, несмотря на огромные потери, понесенные в секторе Гидра. Я посчитал, что эту информацию необходимо передать остальным командующим, а затем солдатам для восстановления боевого духа в войсках.
Даже в Святой Инквизиции этому известию придали большой значение и за всеми действиями Святого Пия установлено наблюдение".

Великие дела уготованы нам Императором.
За Императора! За святого Пия! Победа или смерть!

* * *

Присус стал знаменоносцем после битвы, в которой погиб предыдущий. Здесь начинается его история.

Сержант Олиний описал это как перемену ветра. С этого времени наш 14’ый Макианский полк не раз становился свидетелем удивительнейших событий. Распространялись слухи о том, что перерождение Пия было даром самого Императора. Я лично не придавал этим слухам большого значения, но наш комиссар был очень заинтересован тем, что стояло за этим превращением.
Как я уже сказал, Присус получил знамя полка после смерти предыдущего знаменоносца. На следующий день, на штандарте появилась аккуратно выведенное имя «Святой Пий». В последующих боях, Присус убил стольких врагов, что я фактически потерял счет им. Он вел моих людей и побеждал в самых тяжелых боях. Он получал страшнейшие ранения, и полковые медики до сих пор не могут понять, как он выжил. Комиссары настаивали на том, чтобы об этом было немедленно доложено высшему командованию. Но я не обращал на это внимания…до сего времени.

* * *

Хантер просматривал последние отчеты об эвакуации. Судя по рапортам Логис от правительства, уже более 70% населения Сибиллия Примус было эвакуировано в Зуб Гидры, откуда конвои пойдут на север, к космопорту Демиос в Телиосии.
Он зажег сигарету и взял еще один инфопланшет. Хантер только успел его активировать, когда страшина Арли и подполковник Датч Фишборн зашли в его кабинет. Хантер заметил странное выражение их лиц.
- Что случилось, джентльмены? – когда эти двое появлялись вместе в его кабинете, хороших новостей можно не ждать.
- Мы думаем, вам стоит взглянуть на это, сэр – тихо проговорил Датч. Хантер отметил, что в голосе Датча проскользнула неуверенность, а на его лице застыло выражение благоговения. Лицо Арли, как всегда, не выражало ничего.
Хантер взял информационный планшет и быстро пробежал глазами по отчету Комиссара-полковника. Потом прочел его еще раз. И еще...
- Это… вы можете это подтвередить?
- Да, сэр, это абсолютная истина - быстро проговорил Арли.
- Арли, этого человека надо наградить Багровым медальоном. Датч, Я хочу, чтобы ты передал эту информацию Лорду-Генералу Дрю в Эдеторе, командующему Армейской Группой Гладиус, и майору Жака в Персеусе. Мне нужно знать их мнение.

* * *

"Доброе утро, друзья. К сегодняшнему дню у меня скопилось много новостей.
О многом необходимо отчитаться после тяжелого сражения, которое продолжалось три дня. За это время произошло шесть столкновений, из которых только два закончились удачно для моих людей. Также, я потерял след Генерала Ужаса Скренца и его Черного Легиона. Попытки найти этого монстра с помощью поисковых партий не увенчались успехом.
Теперь перейдем к хорошим новостям. Инквизитор Ордо Маллеус Барклин собирается некоторое время побыть при 14'ом Макианском полку. Причины этого поступка не известны, на расспросы он отвечает лишь, что "время покажет". Инквизитора сопровождает небольшая армия Серых Рыцарей и огромный штат писцов.
Мои люди наконец-то получили несколько дней отдыха. Боевой дух по-прежнему высок, несмотря на тяжелые бои. И снова, я должен рассказать о Присусе.
Присус закрылся в святилище, посвященном Святому Пию, и отказывался выходить. Комиссар утверждал, что мы обязаны выбить дверь, но я ответил "Разве молитвы это преступление?". Тем более что Присус продолжает поражать нас своими подвигами на поле боя. Среди солдат он заработал статус героя. После нашей последней стычки с Черным Легионом, Капитан Хагс и Комиссар Джерин утверждали, что Присус спас их, прорвавшись к ним сквозь окружение. Присус был ранен демоном, но вновь, медики обнаружили лишь небольшой шрам там, где должно быть серьезное ранение.
Комиссары регулярно доводят до меня различные слухи, которые появляются в полку. Слух о том, что Присус способен исцелять раненых солдат стал активно обсуждаться после того, как были подсчитаны потери полка. Командное отделение, в котором находился Присус, не потеряло ни одного человека во всех шести столкновениях.
Также, ходят слухи о том, что Присус возглавлял наступления в других частях, одновременно оставаясь при мне".

* * *

В бункере стоял гвалт. Полковник-комиссар Йозеф Мерсес закатил глаза к небу в поисках ответа. В бункере были все 25 комиссаров и офицеров 14'го Макианского. Во всю шел спор о том, что же делать с Сержантом Присусом. В прошлом сражении, Присус вновь доказал, что он является чем-то большим, чем просто знаменоносцем Имперской Гвардии.
Присус повел солдат в попытке отбить стратегически важную точку на отшибе недалеко от Базы Грейорнс. В этой атаке полк поддерживали космодесантники Ордена Черных Ястребов. Йозеф и до этого сражался вместе с космодесантом, но он никогда не видел, чтобы гвардейцы атаковали яростнее Сынов Императора. Все астартес погибли, кроме одного, их библария, а 14'ый Макианский фактически не понес потерь. Командное отделение в сумме уничтожило четыре подразделения врага: гончих хаоса, берсеркеров Хорна, чумных десантников и еще одно отделение десантников Хаоса. Потери же отряда Йозефа составили два человека: стрелок Гарт и медик Джулиан.
В бою, Присус всегда оставлял командное отделение позади, как в прямом смысле, так и по количеству убитых врагов. Он всегда бросался вперед, в самую гущу сражения, и остальным офицерам оставалось лишь следовать за ним.
Йозеф достал болт пистолет из кобуры и выстрелил в потолок. Разговоры мигом смолкли, и все офицеры уставились на него.
- Господа, у нас есть нерешенный вопрос: что делать с Присусом. Я предлагаю проголосовать. Тирон, ты первый.
- Пристрелить его, - немедля ответил старый комиссар.
-А вы как считаете, комиссар Рив?
- Сообщить всем, что вместе с нами воюет Святой. Наши войска воспринимают его как спасителя!Недавние переговоры по воксу указывают на то, что вся боевая группа уже наслышана о нем! Он все время был с нами, но остальные войска утверждают, что Присус каким-то образом вели их в атаки!
Снова поднялся гвалт. Йозеф приготовился выстрелить еще раз, но не успел. В углу бункера рявкнул плазма пистолет. На середину вышел инквизитор Барклин.
- Комиссар Йозеф, в следующий раз, когда вы решите устроить открытое голосование, не забудьте, что у Инквизиции тоже есть что сказать.
- Конечно, Инквизитор.
- Господа, теперь вы все понимаете причину, по которой я прибыл. Ваш Присус перестал быть обычным знаменоносцем, теперь он является чем-то другим. Если точнее, он является кем-то другим, но этого кого-то вы все должны уважать.

* * *

Йозеф окинул взглядом поле боя. Кое-где еще горели маленькие огоньки, сновали медики, отыскивая раненых. Комиссар Тирон руководил кремацией орочьих трупов. Да, эти орки сражались яростно, но, слава Пию, недостаточно умело. Йозеф сидел в одиночестве, или по крайне мере, полагал, что в одиночестве. Он смахнул кровь со своего меча и собрался подняться, как кто-то хлопнул его по плечу. Комиссар резко развернулся, опасаясь худшего, но позади себя увидел лишь Присуса.
- Напряженный день, сэр? - спросил Присус.
- Нет, просто стараюсь не расслабляться понапрасну - пробормотал Йозеф, присаживаясь обратно. Он еще не забыл слова Инквизитора. Но по прежнему он с трудом верил в то, что здесь, в его полку, может возродиться сам Святой Пий.
- Сегодня мы эвакуировали две тысячи человек - продолжал Присус. Комиссар невольно улыбнулся - эвакуировали в два раз больше, чем планировали.
- Что ж, эти две тысячи стоили тех тридцати одного, которых мы потеряли сегодня – быстро проговорил Йозеф. Он достал свой меч и продолжил доводить его до зеркального блеска.
- Сэр, вас что-то беспокоит? – Присус поглядел прямо в глаза комиссару, и Йозефу пришлось отвернуться. Он не выдерживал взгляда Присуса.
- Присус, ты знаешь, в последнее время ты стал известен…
- Да, я знаю. Вся боевая группа знает обо мне – перебил его Присус.
Йозеф кивнул головой.
- Встань, Присус.
Знаменоносец поднялся с земли с озадаченным выражением лица. Йозеф вынул свой меч и протянул его Присусу.
- Я хочу, чтобы ты благословил его – сказал Йозеф, преклонив голову.
Присус принял меч и осмотрел его.
- Комиссар, это хороший меч.
Йозеф похолодел. Он не смел взглянуть на Присуса. Голос знаменоносца изменился до неузнаваемости. Он очнулся от прикосновения стали к его плечу.
- Комиссар, вы принимаете мое благословление? Мне нужны сильные люди, один я ничего не сумею сделать. Вы будете следовать за мной, пока не погибнет этот мир?
Йозеф все еще не решался поднять взгляд.
- Вы ранены – сказал Присус.
Йозеф только сейчас вспомнил, что рана от выстрела слагги на левой руке продолжала кровоточить. Присус прикоснулся к ранению. Сначала комиссара как будто бы обожгло, затем пришло чувство холода. Боль пропала. Йозеф осмотрел свою руку, но раны уже не было.
- Поднимайтесь, Йозеф. Еще многое предстоит сделать.
Йозеф встал и посмотрел прямо в лицо Присусу. Тот лишь чуть-чуть ухмылялся, но в глазах его было нечто такое, что заставило Йозефа понять: перед ним не его старый знаменоносец.
- Возьмите ваш меч и знайте, что он благословлен.
С этими словами он медленно зашагал к баракам. Йозеф бережно держал меч, затем опомнился и вложил его в ножны. Война продолжается.

* * *

Лорд Генерал Хантер лежал на койке. Ему было очень трудно дышать. Во время последнего артиллерийского обстрела, его ранило осколком. Лишь рефракторное поле спасло его – иначе этот проклятый кусок металла разорвал бы его сердце. Теперь Хантер ожидал эвакуации на следующем шаттле Госпитальер.
- Пий, вытащи меня отсюда – взмолился Хантер. Его выворачивало от одной мысли, что он не сможет и дальше вести свои войска.
Хантер потянулся за одной из своих знаменитых сигар, когда кто-то вошел в комнату. Это был гвардеец в старинной униформе Крестового Похода. В последний раз такую форму он видел в Каролонианском музее в виде голографической проекции. Униформа была грязной и поношеной, кое-где порванной, Хантеру даже показалось, что через прорехи он видит раны. Но больше всего его удивило сияние, которое излучал солдат.
Человек медленно подошел к Лорду Генералу и положил свои руки ему на грудь. Хантер хотел остановить его, но почувствовал, как теплая волна прошла по его истерзанному телу. На мгновение его захлестнула боль, затем была яркая вспышка. Солдат исчез.
Жадно глотая воздух, Хантер вскочил с кровати. И тут же понял: он больше не чувствует боли. Он быстро осмотрел себя. Раны затянулись, остались лишь незначительные рубцы. Хантер размял затекшие члены и, хотя они еще плохо ему повиновались, боли при движениях он не чувствовал. Он уже понял, что случилось, и что он должен делать.
"Спасибо, Пий!" - проговорил про себя Хантер и выскочил из палаты. Он помчался по коридору и остановился лишь тогда, когда нашел вокс-станцию. Вызвав свой штаб, он приказал старшине Арли принести униформу и броню. Через полчаса Лорд Генерал уже раскуривал сигару в своем штабе.
- Дамы и господа, я вернулся, но у нас еще много работы. - Хантер глубоко вдохнул аромат сигары – Первое – я хочу, чтобы вы сделали все возможное для снабжения операции "Возмездие". Мы должны сполна отплатить этим грязным ксеносам. Второе - оперативный центр Лэндшарк перенести на высоты Сэнт-Мэйр. Там есть маленькая, но достаточно прочная базилика, где мы установим штаб. Также, передайте 14'му Макианскому и Джен-Хаданцам, чтобы они были готовы присоединиться к нам, как только потребуется.
Штабной персонал принялся за работу с особым рвением. Вскоре ожили вокс-передатчики и по ним потекли приказы и распоряжения из штаба Лорда Генерала. Менее чем через час повсюду распространился слух о Святом Пие, который ходил по подразделениям, а также о том, что Святой Пий излечил Хантера. Также было отмечено, что базилика на высотах Сэнт-Мэйр была единственной, посвященной Святому Пию во всем секторе Гидра.

* * *

Поступает передача.

От: Капитан Джон Хант Морган, 26-ой полк Каролонской гвардии,
Рота ДД, Оперативная Группа Лэндшарк.
Кому: Лорд Генерал Хантер, Командование Армейской Группы Аструм,
Сектор Гидра, Группа Императорской Эгиды.
Тема: Вторжения Предателей и Некронов.

"На нашем левом фланге силы Архиврага и Ксеносов Некронтир не достигли успехов. Как и мы, они сосредоточили основные силы на правом фланге и именно там развернулось основное сражение. Также, создалось впечатление, что предатели не особо рвались в атаку, поэтому сражение главным образом развернулось между нами и некронами.
На левом фланге расположился Капитан Сарриса с его Гвардией, отряд раттлингов и "Леман Расс" ‘Уничтожитель’ со вторым взводом. Местность перед ними прекрасно простреливалась, поэтому враг был скошен огнем.
Капитан Сарисса нанес ощутимый удар по врагам, подорвав противотанковым снарядом проклятую машину, что когда-то была "Лэнд Рейдером". Я думаю, Адептус Механикус будет рады услышать эту новость.
Наши храбрые солдаты крепко стояли на своих позициях и косили подходящих противников, которых становилось все больше и больше. Как только прибыло известие, что с нами сам Присус из 14'го Макианского, боевой дух солдат стал высок как никогда. Враг так и не удостоился удовольствия увидеть страх в наших глазах.
Когда стало ясно, что наша позиция открылась для тылового удара из-за резни на правом фланге, мы отступили в полном порядке. Враг не решился нас преследовать.
Также, я хочу обратить внимание на одну вещь. Я желаю, чтобы техножрецы разобрались, в чем проблема у нашего плазменного оружия. Кажется, все плазмаганы разорвались во время боя, а мы не можем себе позволить терять людей из-за нашего собственного оружия".

Йозеф поднял свой меч по дуге и опустил его на одного из Эльдарских Пиратов. Они атаковали неожиданно и беспощадно. Хантер приказал 14'му полку выдвигаться и взять с собой двенадцать ракет "Смертельный удар". Ракеты находились в бронированных транспортниках, размером с "Лэнд Рейдер". Слава Императору, Присус предугадал атаку еще задолго до ее начала. Сейчас он бился плечом к плечу с Комиссаром, размахивая мечом и не выпуская знамя 14'го полка из рук. Йозеф отразил еще одну атаку Темного Эльдара и, вскинув пистолет, выстрелил два раза прямо в лицо врага. Присус окликнул его и указал мечом на большой транспорт, двигавшийся на них. Несомненно, там и находился лидер этой своры, так как на борту глайдера стояло множество прекрасно вооруженных воинов.
- Йозеф! Мы должны уничтожить эту штуку! - прокричал Присус.
Йозеф лишь кивнул в ответ и с разворота ударил локтем еще одного Эльдара.
Присус помчался вперед, оставляя гвардейцев позади. Огромными шагами он сокращал расстояние между собой и рейдером Темных Эльдар. Расстояние между ними было еще велико, но Присус мчался изо всех сил. Йозефу оставалось лишь кричать, так как его путь преградили несколько воинов Эльдар.
Присус все еще бежал, держа знамя в левой руке. Присус знал, что он должен сделать. Внезапно он остановился и бесстрашно посмотрел на приближающийся рейдер. Темные Эльдары вокруг него замерли, не зная, что предпринять. Присус знал, что они испуганы, он чувствовал их страх. Возможно, они боялись того, что Присус излучал свет. Ближе, ближе. Рейдер был лишь в паре метров от него и Присус уже приготовился запрыгнуть на борт, как кто-то оттолкнул его с пути транспорта. Он свалился на землю как раз вовремя: рейдер резко ускорился и прошел буквально в паре сантиметров от него. Но спасший его человек попал прямо под днище этого аппарата. Присус пригляделся, пытаясь понять, кто же спас его. Перевернув тело, он увидел, что это был Капитан Хекин. То, что было его телом, теперь представляло собой кровоточащую, изломанную массу.
Если бы Присус был обычным человеком, то он бы забыл о происходящем вокруг сражении. Если бы он обычным человеком, то он бы попытался оттащить своего друга. Присус любил Янка как брата. Капитан Хекин еще дышал. Пий поднялся с земли. Рейдер возвращался, вновь ускоряясь, чтобы завершить свою черную работу. Присус вновь помчался на него и прыгнул. Он мягко приземлился на борт, вонзив свой меч в одного из воинов и проткнув древком знамени другого. Он оттолкнул мертвого эльдара и, взмахнув мечом еще раз, отрубил голову следующему. Острый нож вонзился ему прямо между ребер. Присус взмахнув святым знаменем, ударил в лицо нападающего древком. Когда тот упал, Присус вновь ударил этого воина. Древко пробило не только воина, но и палубу Рейдера. Он расправился с оставшимися двумя, что охраняли своего лорда. Тот взвыл от ярости и бросился прямо на Присуса. Произошла небольшая схватка на мечах, но Присус повалил своего противника на палубу и схватил его за волосы. «За Хекина!» - выкрикнул он и отрубил голову ненавистного ксеноса.

* * *

Тихо дул ветер. Собралось более трехсот тысяч человек, и не один не проронил ни звука. Йозефу казалось, что в такой тишине можно услышать шебуршение червей в земле. Комиссар-Полковник находился в передних рядах армии, высоко подняв меч. Рядом с ним стоял Инквизитор Барклин, дальше были офицеры 14'го Макианского, за ними офицеры других полков. Кто-то из Первого Джен-Хаданского, некоторые из 317'го полка Штурм-Гренадеров Хелсрича. Также здесь находилось два полка, чьи названия Йозеф узнать не успел. Присус все еще находился в "Химере". Какого черта он ждет? Генерал Хантер собирался вскоре выступать, но теперь они задерживаются.
Внезапно, солнце осветило все поле, разорвав завесу темных облаков. Дверь "Химеры" открылась и Присус вышел.
Казалось, будто солнечный свет следовал за ним, пока он взбирался на крышу бронетранспортера.
Когда он взглянул на войско, у всех перехватило дыхание от какого-то нового, пока непонятного, чувства. Присус светился, вокруг него разливалось сияние.
В левой руке он держал знамя 14'го Макианского, и надпись "Святой Пий" была отчетливо видна всем собравшимся. На фоне его панцирной брони, вычищенной до блеска, виднелись Багровый Медальон и Хонорифика Империалис.
- Люди Императора! - прокричал Присус. Эти слова были слышны всюду на поле, несмотря на то, что он не использовал громкоговоритель. Этот ясный голос напомнил Йозефу о весеннем дне на Макии.
- Люди Долга, вы все видите меня, и святого во мне! Вам я благодарен больше всего. Вы знаете, конец этого мира близок, вскоре его поглотит варп. Но я не позволю варпу поглощать ни граждан Империума, ни Гвардейцев. Вы знаете ваш Долг, вы знаете, какая честь возложена на вас! Силы Хаоса прибыли совратить и уничтожить нас, но мы не поддадимся! Мы выстоим! - Ветер набирал силу.
- Вы чувствуете это, братья мои? Дует ветер перемен. Переломный момент в нашем противостоянии наступил. Наш час пробил! Мы отомстим за павших воинов! Возьмите ваши лазганы! Поднимите тяжелые болтеры! Услышьте мой зов! Поднимайтесь! Поднимайтесь! Вы избраны! И не только Вы, вся Гвардия этого мира! Пусть правда зазвучит везде: я вернулся, чтобы помочь Вам, и я не подведу Вас, мои братья!
Ветер развевал знамя 14-ог полка, солнце все еще освещало Присуса. Йозеф силился не заплакать, смотреть на Присуса было трудно - он весь сиял необыкновенным светом.
Присус вынул свой меч из ножен и направил его через поле.
- Преклоните колени, верные воины, - В тот же момент все солдаты опустились на колени. - Примите клятву, что вы будете сражаться до смерти и даже после смерти, что вы не поддадитесь ни боли, ни страху. К победе! Слава Императору!
Присус вложил меч в ножны.
- А теперь поднимитесь с колен, братья. Я не знаю ни одного воина, кто хорошо бы сражался на коленях. Кто последует за мной? - Ответ был однозначен.
- За Императора, За Святого Пия, смерть ксеносам!.
- Выступаем!
Десятки движков ожили, но они были неслышны за криком, в котором слились голоса всей трехсоттысячной армии. Йозеф побежал к Святому. По его лицу потоком лились слезы.

* * *

Комиссар-Полковник Йозеф Мерсес вглядывался во тьму ночи. 14'й полк только что прибыл к стенам нового штаба Генерала Хантера. Базилика находилась на возвышении недалеко от города. Йозеф отметил про себя, что это место является превосходной позицией для оборонительной операции. Недалеко от него восседал Присус, так же свесив ноги с борта "Химеры". На улицах собирался народ, были слышны многочисленные приветствия и пожелания. Кое-где вывесили флаги. Кто-то начал запевать песню, начинающуюся со слов "Все восславьте Святого…", и толпа вмиг подхватила слова. Раньше Йозеф никогда не ощущал ничего подобного – простое, чистое умиротворение. И он был не одинок, на лицах солдат тоже отражалась эта радость и спокойствие. За "Химерой" тянулась длинная цепочка гвардейцев из разных полков, а за ними шли массивные транспорты с ракетами "Смертельный Удар", которые так ждало командование. Транспорты пережили две провалившихся атаки Темных Эльдар, поэтому и вид у них был крайне потрепанный.
Йозеф потянулся, разминая затекшие за время перехода мышцы.
- Тирон! – крикнул Йозеф.
Тут же из люка высунулась голова старого комиссара.
- Да, Йозеф?
- Я пойду прогуляюсь. Не желаешь ли присоединится?
Тирон неопределенно пожал плечами и скрылся в "Химере".
"Наверное, нет".
Йозеф спрыгнул на землю и его тут же окружили местные жители. Множество женщин, стариков и детей приветствовали его. Он не стал прерывать их, ничто в мире не могло испортить его настроения в этот час. Мужчины пожимали ему руки. Несколько ветеранов СПО отдали ему честь, и он ответил им тем же. Это был поистине великий день. Йозеф еще раз оглянулся, все еще под сильным впечатлением от происходящего. Внезапно, что-то привлекло его внимание. Женщина, на пару лет моложе его, бежала в его сторону. Ее черные завитые волосы развевались на бегу. Посмотрев в ее влажные серые глаза, Йозефу показалось, что женщина рада видеть его. Йозеф вспомнил свою жену, Габриель, которая погибла при набеге Хаоситов на его родной мир Джахамель десять лет назад. Тогда ему было 25, формирующаяся легенда полка. Эта женщина выглядела совсем как Габриель. Йозеф сорвался с места и обнял ее. Слезы вновь полились по его щекам.
- Сэр, почему вы плачете?
- Вы… вы напомнили мне о моей жене. Она погибла десять лет назад, когда великий враг совершил набег на нашу планету, Джахамель.
Девушка взглянула на него.
- Сэр, если вы не возражаете, нельзя ли мне пройтись с вами?
Йозеф рассмеялся.
- Разумеется. Могу ли я узнать ваше имя, мисс?
- Элиза, а вы Комиссар-полковник Йозеф Мерсес. – улыбаясь, произнесла она. Йозеф обнял ее.
- Элиза, откуда вы узнали как меня зовут?
- Мне приснился сон прошлой ночью, вы были в нем.
- Что? – Йозеф от неожиданности остановился.
Элиза пристально посмотрела на него.
- Во сне я слышала голос, не знаю, как я поняла, но то был голос Святого…
Затем она продолжила:
- Голос сообщил мне, что завтра я встречу кого-то очень важного для меня, кого-то, с кем мне суждено связать судьбу. Затем я увидела ваше лицо, и голос представил вас мне: "Комиссар-полковник 14-ого Макианского полка Йозеф Мерсес".
Элиза вновь улыбнулась. Йозеф ничего не мог с собой сделать и тоже расплылся в улыбке. Комиссар бросил взгляд на Присуса, и не удивился тому, что сержант смотрит на них.

* * *

Кому: Всем Командирам.
От: Лорд Генерал Энтони Эдвард Хантер.
Тема: Последние приказы пред отступлением.

"Господа, мы провели длинную и трудную кампанию здесь на Медузе. Она еще далека от завершения, осталось много упрямых граждан, которые, видимо, ждут последнего момента или вмешательства самого Императора. Эти люди не понимают, что объединенные силы Имперской Гвардии, Адептус Астартес, Адепта Сороритас и Инквизиции и есть вмешательство Императора, так что все возможное должно быть предпринято для эвакуации всех Лояльных граждан уже к следующей неделе. Затем начнется наша эвакуация.
Теперь мы одновременно должны сосредоточится на этих двух целях. Мы уже достаточно долго удерживаем этот мир, и, когда варп-шторм ударит по планете, все ксеносы и предатели будут уничтожены. Но бой продолжается, враг не отпустит нас просто так. Возможно, нам придется сражаться даже на рампах взлетающих десантных кораблей.
Я уверен, что вы уже слышали о Святом Пие, который вернулся к нам в час нужды. Я со всей ответственностью могу подтвердить это. Знаменоносец Присус из 14'го Макианского стал теперь реинкарнацией Святого. В данный момент он находится на Высотах Сэнт-Мэр вместе со штабом Лэндшарк. Я собираюсь передать ему знамя Армейской Группы Аструм, на котором недавно появился портрет Святого Пия, чтобы Присус пронес эту реликвию через последние часы этой проклятой планете.
Я не буду никому приказывать участвовать в последнем бою, призванном отвлечь внимание Великого Врага. 14'ый Макианский и 1-й Джен-Хаданский уже выразили желание поддержать 26'ой полк Каролонских Гвардейцев. Логис Веметрик решило удерживать радарную станцию Энсибл настолько долго, насколько это возможно.
Все подразделения, желающее помочь нам, будут приняты с радостью. Те, кто не может поддержать нас, должны проследовать к точке эвакуации по коридору, открытому Маршалом Джеффри и Оперативной Группой Змея".

Лорд Генерал Энтони Эдвард Хантер.

* * *

"Я должен сообщить, что раттлинги, так и не сделав ни единого выстрела, стойко держались против тварей, известных нам как Мандрагоры. Наши получеловеческие братья показали все, на что способны, и Мандрагоры просто отступили, растворившись в городе. Очевидно, такая дичь оказалась им не по зубам. Я горжусь тем, что служил рядом с коротышками, и мне очень жаль, что они все погибли. Я буду скучать по жареному флинксу, который они так искусно готовили…"
Сержант Харрис отложил ручку – пришло время принимать обезболивающее. За мгновение до того, как его поглотило приятное забытье, он вспомнил, что не сообщил о беспримерной храбрости танковых экипажей. Похоже, это подождет до следующего раза.
Дымный шлейф от сигары следовал за Генералом Хантером, пока тот обходил «Химеру». С лева от него шла улыбающаяся Майус.
"Вот дерьмо»".
- Вы будто на похороны собрались – вырвалось у Генерала, когда он увидел лица людей, сидевших в "Химере".
- Генерал на палубе! – выкрикнул Делон.
Остальные просто отдали воинское приветствие Хантеру.
- Aw ya'll oughta know by now I dont go fer such as that (аффтар жжот! сдаюсь! Мне срочно требуются идеи о том, как это перевести и сохранить блатной стиль речи Хантера-прим.перевод.) – сказал Хантер, отвечая на приветствие. – Я чертовски рад видеть тебя Датч, и тебя, Присус. Пока у нас тут небольшое затишье, мы проведем маленькую церемонию.
- Какую, сэр? – спросил подполковник Датч Фишборн.
- Я собираюсь передать Знамя Армейской Группы Аструм лично Присусу. Я хочу, чтобы под этим знаменем мы шли в бой. – ответил Генерал. Теперь все находившиеся в «Химере» обратили все свое внимание на его слова.
- Это будет честью для меня, – скромно ответил Присус - Когда вы собираетесь провести церемонию?
- Прямо сейчас, парень. – Хантер жестом пригласил всех следовать за ним.
Когда они вышли из бронетранспортера, первый раз они смогли полностью осмотреть Базилику Святого Д’Аламо. Это было одним из самых старых строений в городе, но оно находилось на возвышении, поэтому инженеры Хантера были заняты укреплением этой конструкции. Офицеры проследовали за Генералом и Присусом по подъему, ведущему к базилике. Перед массивными двойными дверьми был установлен развевавшийся на ветру штандарт Армейской Группы Аструм.
Датч отметил, что многие солдаты прекращали свою работу и собирались в небольшие группы. Среди них были Макианцы, Джен-Хаданцы, Каролонианцы, Кадианцы, Катачанцы, солдаты Стального Легиона из Хелсрича и недавно прибывшие Корсиканцы. Датч также узнал практически всех офицеров и особенно отметил Маршала Генри Клейста, стоящего на верхних ступеньках вместе с Хантером и Майус.
- Гвардейцы, я займу у вас ровно одну минуту! - обратился Хантер к собравшимся солдатам - Скоро наступит час нашей эвакуации. Но до этого мы должны удерживать наши позиции. До последней секунды нашего пребывания на этой планете. Мы должны убедится, что все лояльные граждане, желающие покинуть Медузу V, покинут ее. Мы должны отбивать у Архиврага каждый клочок земли. И мы сделаем это! Потому что мы – Имперская Гвардия и это наша работа!
Следующие слова Генерала потонули в громких криках одобрения. Хантер подождал, пока возгласы стихнут, и продолжил:
- Десять тысяч лет назад, один гвардеец принес себя в жертву, чтобы Император Человечества мог жить. Мы находимся на земле, посвященной ему.
Генералу пришлось остановить свою речь еще раз.
- Теперь дух Святого Олания Пия вернулся, чтобы помочь нам в час нужды.
Выждав, пока наступит тишина, Хантер подошел к Майус и принял из ее рук знамя. Затем, поклонившись, он протянул знамя Пию.
- Я прошу тебя взять это знамя Армейской Группы Аструм и пронести его с честью сквозь грядущие битвы.
Присус поклонился в ответ и, взяв знамя, поднял его высоко над головой. Поднявшийся ликующий гул стал поистине оглушающим.

Хантер почувствовал, как Майус взяла его за руку.
Генерал знал, что никто из тех, кто дотронулся до флага, не будет сломлен грядущей битвой.

Провидец Кинур пристально смотрел в кристаллиновое окно на россыпь звёзд перед ним.
Вокруг было тихо. Тишина не была необычной. После удара Кракена на большей части Яндена было тихо. Он уцелел тогда, как пережил множество других испытаний, выпавших на долю его народа. Кинур был старым даже по меркам Эльдаров. Он помнил события десятков поколений мон-кей. Он был свидетелем угасания Эльдаров, и знал, что они приговорённая раса. Судьба не была благосклонна, и руны не показали никаких изменений в ближайшем будущем.
— Провидец? — спросил мягкий голос, не желая беспокоить его размышления.
Он знал, что это, но был слишком старым, чтобы прыгнуть на звук её голоса. Ему казалось, что Провидица Кисандрия плыла. Она не произвела ни звука, прежде чем заговорить. Она была ещё одним признаком того, что Янден стал местом мёртвой тишины, где радость больше не существовала.
— Да?
— Я раскладывала камни, как вы просили. Все три раза они показали металл и череп, вращающиеся вокруг друг друга.
Кинур знал, что это, значит, и надеялся присоединиться к Бесконечному Кругу, прежде чем это случится.
— Что это означает? — её голос всегда был таким ровным шёпотом. Кинуру понадобилось пятьдесят лет, чтобы научится различать её интонации. Сейчас она нервничала.
— Некронтир вернулись.
— Что же нам делать? — спросила она, всё так же нервничая.
— Собери Принцев Флота. Я должен кое-то сказать им.
— Да, Провидец Кинур.
Вскоре Принцы Флота собрались в комнате Кинура, они вместе с ним смотрели мимо рам из призрачной кости, через кристаллиновые окна на ближние области космоса. Провидица Кисандрия стояла здесь же, но он знал об этом только потому, что мог чувствовать её разум.
— Некронтир вернулись.
Это было встречено перешёптываниями.
— Они наш древний враг. Тысячелетия они учились сражаться с нами, и их оружие кажется, специально приспособленным, чтобы пробивать нашу защиту. Они будут знать, как сражаться с нам, но сейчас мы вспомним, как сражаться с ними.
— Но мы знаем, как сражаться с ними! — возразил один из молодых капитанов.
Кинур поднял руку, оборвав его. Некоторые говорили, что на Яндене чаще игнорируют традиции и уважение, чем соблюдают, особенно после нашествия Кракена. Янден умирал, но Кинур не желал, чтобы он погиб от рук Некронтира. (Ну, граждане орки... тираниды, хаоситы. Собирайте флот, поможем Яндену погибнуть не от рук Некронтира! — бред. пер.)
— Есть несколько базовых истин по борьбе с Некронтир, часть только против них, другие общие для всех наших врагов.
Никто не перебил его, и он продолжил.
— Первое, они способны сравнятся с нами по скорости, и при определённых обстоятельствах, в манёвренности. Поэтому любой бой с ними будет коротким и яростным, и означает большие потери с обеих сторон.
Он нахмурился: любые потери Эльдаров были невосполнимы, но галактика — место жестокое.
Отбросив мрачные мысли, он добавил:
— Сражаясь с Некронтир, мы почти всегда будем иметь численное преимущество. Я знаю, это странно, говорить о том, что нас больше, чем врагов, особенно после нападения Кракена, но это правда. Рассчитывайте на силу наших эскортов, и соберите их в небольшие группы, по несколько кораблей в каждой. Так они смогут окружить врага, и стрелять более эффективно. Наше главное оружие против Некронтир это эскадерные миноносцы Хемлок. "Пульсирующая пика" хемлока заставит Некронтир уворачиваться, или рисковать быть уничтоженными.
Разговорчивый капитан снова перебил его.
— Это обычная практика, почему вы думаете, что мы не сделали бы это?
Кинур катал камень рун между пальцами. Кисандрия дала его ему раньше, сказав, что он поднялся сразу под камнями метала и черепа, и вращался против них. Она не сказала, что это был за камень, просто дала его ему для будущих размышлений. Он перестал катать камень, и ответил молодому.
— Сражаясь с древним врагом, эскадерные миноносцы хемлок должны составлять основу ваших сил, пока "акониты" остаются в резерве для обеспечения большей огневой мощи. Самое главное, хемлоки должны всегда стрелять первыми, заставляя врагов уворачиваться. Заставив корабли Некронтира уворачивания, и лишив их маскировки, мы сможем одержать победу. Так их будет труднее уничтожить, но они лишаются свободы манёвра. Победа над Некронтиром скорее в том, чтобы заставить их отступить.
Один из Мастеров Флота сказал:
— Вы сказали это, как будто мы не можем победить Некронтир, только прогнать.
Кинур пожал плечами.
— В общем, мы можем только загнать их назад, в их логово. Бесчисленные тысячелетия мы сражались с ними, и даже перед Падением мы, Эльдары, не смогли уничтожить их всех.
Он посмотрел на заговорившего Мастера Флота.
— Обычно нам и не нужно побеждать их. Всегда помните причину, по которой вы оказались в космосе. Если вы сопровождаете конвой, доставить его до места назначения важнее, чем уничтожить нападающих. Если вы прорываетесь через строй врагов чтобы достичь безопасности Яндена, сбежать важнее, чем сражаться с ними. Никогда не забывайте причину вашего боя с Некронитр, потому что для тех, кто пренебрегает заданием чтобы просто "драться", Некронтир — худший враг. Так же помните, что наши корабли маневреннее, чем у Некронтир; используйте это преимущество. Попытайтесь разбить их флот на отдельные куски. Не забывайте важность астероидов, газовых облаков и планет.
Он замолчал. Это было для него ненормально длинной речью, но он был единственным оставшимся с последнего раза, когда они сражались с Некронтир, и это поколение следовало научить не повторять прежние ошибки.
— У мон-кей есть поговорка (буржуйская — прим. пер.) "кошка-и-мышь" и во всех битвах с Некронтир мы должны следовать этой поговорке. Некронтир это мон-кейская "кошка", и вы должны никогда не оказываться рядом с ней, когда она готова атаковать. Наши торпеды и атакующие машины менее эффективные, чем обычное оружие, но никогда не упускайте возможности использовать их. Всегда стреляйте из всего имеющегося оружия, особенно того, которое может пробить их защитные системы.
Провидец устал неожиданно. Это стало намного хуже за последний прошедший век.
— Я оставлю вам последний совет: всегда проверяйте отчёты перед тем, как отдать победу Некронтиру. Они сильный враг, но они могут быть побеждены, особенно, когда они вынуждены бросать корабли на поле боя, чтобы мы могли их забрать.
Глаза Кинура закрылись, не похоже, чтобы усталость прошла в ближайшие несколько часов.
— Провидец Кинур, благодарю за внимание, пожалуйста, запомните его слова.
Шаги он слышал, но о том, что другая Провидица ушла, он узнал только потому, что её разум отдалился. Перед тем, как сесть на скамейку и отдыхать, пока усталость не пройдёт, он взглянул на камень, который она положила ему в руку. Это был символ возрождения. Почти восемьсот лет Кинур не видел этот камень ни в одном предсказании. Он был слишком старым, чтобы испытывать оптимизм, но он молился, чтобы ситуация улучшилась. У Яндена было слишком много проблем и без Некронтира.

Опрашивая граждан Империума он убеждается, что правда станет видна.

На этой неделе дознаватель Ангил разговаривал с Маккарием Дизо, ста трех летним инквизитором. Место разговора неизвестно. Дознаватель Ангил подсыпал Веритас (вещество, заставляющее говорить правду) в бокал Инквизитора.

+++ Открытие передачи +++
+++ Инициализация, пожалуйста подождите... +++
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
+++ Завершено +++

Объект: Маккарус Дизо
Возраст: 103 стандартных земных года
Местоположение: Неизвестно
Должность: Инквизитор, Ордо Маллеус, Пуританин

+++ Устный протокол пикт-записи +++

-Вы побывали на множестве миров. Чей солнечный свет запомнился вам больше всего?
-Странный свет Миров Хаоса. Сферы варпа излучают нездоровый свет, такой свет, который вы бы никогда не пожелали увидеть вновь.

-Что вы знаете о чужих?
-Я видел их; Я сражался и убивал их. Эти пешки Хаоса должны быть истреблены.

-Вы выглядите очень старым. Не собирались ли вы уходить на покой?
-Инквизиторы никогда сами не уходят на покой. Конец моему служению приходит лишь со смертью. Для Инквизитора сто три года не возраст. Через несколько сотен лет я могу переродится.

-Вам, наверное, есть что сказать о Императоре?
-О Императоре? Его свет внутри нас. Подобно неусыпному оку, он следит за нами и ведет нас через искушения Хаоса.

-Что вы думаете о мутантах?
-Эти порождения Хаоса должны безжалостно уничтожатся при любой возможности.

-Я слышал сказания о Демонах. Что вы о них можете сказать?
-Они живут в варпе, ожидая, что какой-нибудь дурак решит выпустить их на волю. Порой, одного лишь имени демона достаточно для того, чтобы высвободить силу смертельную и могущественную, силу, способную опустошить целые системы. Многие тысячи миров были бы навсегда порабощены Хаосом, если бы не постоянный надзор со стороны Инквизиции и самого Святого Бога-Императора.

-Дознаватель, теперь ты знаешь слишком много. Я не позволю тебе уйти.
[Дизо достает болт-пистолет и направляет его на Дознавателя Ангила]
-Даже под влиянием Веритаса я могу действовать смысленно. Пусть Император помилует твою душу...
-Неее...
[выстрел]

+++ Передача потеряна +++

+++ Оставайся у своего терминала. Инквизиция знает где ты находишься+++
+++ Тебе не удастся сбежать+++

Выдержка Один:
Вступление, Примации: Клавикулус Матри

Мы нечистые.
Мы оскорблённые (как они говорят). Мы презираемые, мы заразные, мы мерзость. Нас называют «тварями», «уродами», «еретиками». Насмешки так же утомительны, как и бесконечны.
Есть ли правда в их словах?
Урод ли я? По их понятиям да. И если то, что я считаю их атрофированного бога-падальщика омерзительным, является «ересью», то да, я думаю меня можно причислить к еретикам. Я выше этого.
Но «тварь» ли я? Я ли вещь которую надо отбраковать, дефектная особь требующая расчленения и уничтожения? И посему, я не важен?
Нет. Нет, по крайней мере от этого обвинения я буду защищаться. Я – дитя божественной воли Матери. Они могут бросать камни и оскорбления, навешивать ярлыки сколько им будет угодно. Это им не поможет.
Узрите: Великая Небесная Матерь приближается. Благословенна будь.

* * *
Кабина орбитального лифта горделиво приземлилась на замёрзшее поле, подняв вокруг себя небольшое кольцо снега, и теперь покачивалась на многосекционных посадочных опорах. Тонкая струйка пара – всего лишь небольшой призрачный фонтанчик – поднималась от её теплых двигателей, теряясь на ветру.
Спуск с орбитальной платформы – покрытые льдом лебёдки направляли кабину по ведущему кабелю как какого-то захватчика-альпиниста – был мучительно медленным. Аппарат жестоко мотало в капризной атмосфере, его кружило вокруг оси кабеля при каждом порыве переменного ветра и снежном заряде. Только наличие гироскопов, заново благословлённых тремя техножрецами, позволило пассажирам сохранить некое подобие приличия. Они сошли с корабля, в меру своих сил скрывая тошноту. Их зеленоватые лица выражали суровость и сдержанность, показывая что их владельцы не желают демонстрировать очевидное чувство дискомфорта. Это было сборище торговцев и пилигримов, цепляющихся за свои пожитки до белизны костяшек пальцев и угрюмо глядящих на гигантский купол города.
В дверном проёме близлежащего здания прятался человек - в определённой степени -, из под капюшона вырывался пар его дыхания. Он был высокого роста, роба плохо скрывала его массивное телосложение, его великанская стать скрадывалась лишь тем, что он постоянно горбился. Его звали Гхейт и смотря на быстро рассасывающуюся толпу пассажиров он невольно думал о том сколько странных вещей они видели, с каких дальних планет они прилетели и какие чудеса и кошмары скрывались за матовыми снежными тучами, покрывающими небо.
Гариал-Фолл не знал солнечного света.
Нет, здесь был кое-какой свет: размытое приглушенное свечение, которое убивало все тени и скрывало от взгляда звёзды. Но здесь не было понятно где находится солнце, здесь не было ни восходов, ни закатов: только постепенное увеличение и уменьшение интенсивности освещенности, чтобы отличить день от ночи. В своей мудрости Плюрократия Хайва Примус (сподвигнутая на это несомненно Имперским Губернатором) выбила у Адептус Механикус геостационарную орбитальную платформу. Её потрёпанные солнечные ячейки черпали энергию от далёкого солнца и по направляющим кабелям передавали её вниз, в вечно голодный до тепла и света город. Одним лихим движением техножрецы обеспечили Гариал-Фолл энергией, стратегической орудийной платформой и доком. Только транспортные кабины с их некомфортными спусками сквозь слой облаков марали гладкую работу в общем эффективной системы.

Один из торговцев потеряв самообладание шумно блевал на снег себе под ноги. Гхейт отвёл свой взгляд и вернулся к созерцанию дымящегося аппарата. Два последних пассажира тихо вышли из частного купе, располагавшегося по правому борту.
Первый был высокий и одет был в робу аколита. Так же как и у Гхейта, голова его была спрятана под матерчатым капюшоном, истёртые символы и надписи шли по его кайме. Та небольшая толика движений, что не скрадывалась робой, выдавала худобу пассажира; скупость движений можно было легко интерпретировать как неуверенность или истощённость. Однако Гхейта было не так легко обмануть: он узнал расчётливые движения воина, каждый шаг, каждый жест выполнялся с эффективностью и ленивой грацией. Фигура в робе подхватила лёгкий багаж и молча замерла на месте, ожидая команды от своего компаньона.
Одетый с головы до пят в Имперский пурпур, с мантией из орлиных перьев и платиновых побрякушек охватывающей шею, опираясь без тени немочи на обсидиановую трость, Кардинал Эбрехам Арканис представлял собой впечатляющее зрелище. Гхейт даже не успел выйти из дверного проёма, как орлиное лицо кардинала повернулось в его сторону, хищные глаза блеснули ледяным умом.
- А, вот ты где… - протянул он. – Какая почётная делегация встречающих.
Казалось, его неприятно шелестящий голос прорезает ветер.
- Ну, выходи. – Тонкий палец поманил Гхейта из тени.
Он, кивнув, ступил на поскрипывающий снег, подавляя чувство неприязни, вызванное вниманием кардинала; его оценивающе осматривали как грокса на скотном рынке.
- Полагаю, ты ждал меня?
Он кивнул.
- Тогда веди, дитя.
Гхейт задумчиво подвигал челюстью. Возникшее неуютное чувство беспокоило его: его хищная уверенность в себе была настолько инстинктивной, что обнаружить себя пораженным чужестранцем было… вызовом. Но теперь как и всегда, Гхейт чувствовал на себе проклятие тяги к раздумьям; стремление проанализировать и обдумать каждую возможность. Он фыркнул и вспомнил совет своего наставника: подчиняться без раздумий и быть за это благодарным.
Запахнув одежду поплотней, спасаясь от холода, он махнул рукой двум фигурам следовать за ним и повернувшись пошёл через заледенелые проемы в перегородках, входя под сень древней и разрушающейся чечевицы городского купола. Кардинал и его высокий спутник безмолвно последовали за ним, нарушая тишину лишь ритмичным постукиванием обсидиановой трости по ледяному полу.

Гариал-Фолл, как многие колонии сегментума Ультима, была обязана своим существованием благам забытых древних технологий. Какое-то забытое общество – в каком-то забытом тысячелетии – для защиты города, лежащего внутри, воздвигло тепловой купол, слабо изгибающийся и напоминающий окаменевший и побитый временем мыльный пузырь. Под его поверхностью, где напичканный клацающими логическими машинами и лязгающими шестернями, в беспорядочном нагромождении балок и стоек теснился город, было существенно теплее (хотя всё ещё слишком холодно по человеческим стандартам), чем в ледяных пустошах лежащих снаружи.
На выходе из порта Гхейт нанял рикшу и пролаял приказ полу-разумному сервитору, который тащил двуколку. Руки и ноги сервитора, существенно усиленные металлическими цилиндрами, со свистом сжались, принимая на себя вес пассажиров. Гхейт правил экипажем, запряжённым дебелым существом, по проходам и подвесным переходам, нависающим над гетто и торговыми кварталами, заезжая в паровые лифты и уворачиваясь от дребезжащих трамваев. Размытый дневной свет, которому купол добавлял нездоровый оттенок, усиливался газовыми фонарями и парящими осветителями: уродливое сочетание кадмиевых тонов с примесью вольфрама. Компаньоны Гхейта рассматривали окружающий пейзаж молча – проезжая Охладитель с его декоративными бандитскими тотемами; рассекая Подделку с её хорошо охраняемыми раскопами; оставляя за собой основание гигантской Башни Апекс, где Плюрократия встречала каждый день.
Рикша доставил их на ледяное поле в сердце центральной площади, остановившись в холодной тени единственного массивного здания. Собор имел типичный вид: напыщенный фасад с выдающимися пилонами и шпилями, тщательно нарисованные фрески и зубчатые орнаменты как прыщи усыпали его стены. Он стоял в гордом одиночестве, вычурно украшенные ларьки и лотки крикливо предлагали свои товары.
Гхейт украдкой поглядывал на гостя в пурпурном, вид кардинала производил на него всё большее и большее впечатление: точёные черты лица, орлиный нос, бескровные губы, бледная кожа. Но больше всего выделялись его глаза, глубоко посаженные в тени густых бровей они, тем не менее, мерцали, причудливым образом отражая свет.
Гхейт нахмурился в тени своего капюшона, мысленно повторяя про себя: Ты нам не нужен, чопорный ублюдок. Мы и без тебя прекрасно обходились.

Внутри, по мнению Гхейта, Собор был ничем не примечателен – оплот нарочито вычурных архитектурных форм, сложных фресок, декадентских золотых и серебряных украшений и регулярно перекрашиваемых занавесей. Помпезный, безвкусный и величественный: Гхейт едва заглянул внутрь и сразу же повернул к маленькому лестничному проёму с левой стороны Собора.
Внизу, было ясно истинное предназначение здания.
Под арками и лестницами, под галереями с атмосферой тщательно созданной старины, под слоем потерянных сокровищ и древних реликвий, под переходами, густо оплетёнными синтетической паутиной, Собор скрывал свои гнилостные внутренности и заразу, что пустила здесь корни. Он разлагался.
Движимая махинациями и великими планами, за гранью понимания простого маелигнаци, Священная Конгрегация Небесной Матки собиралась в окутанных тенью залах и грубо вырубленных в камне кельях, шепталась и молилась, пела с тихой торжественностью псалмы и распространяла, постоянно распространяла, Благие Вести.

Совет ожидал.
Гхейт прошаркал – насколько существо его комплекции могло прошаркать – в Зал Голосов скользнув взглядом по толпе. Его хозяин, Примации Магус Крейста, стоял на одном конце полукольца, ни единым движением не показав того, что узнаёт вошедшего в зал своего любимого аколита. Гхейт пожурил себя за то, что ожидал чего-то иного.
За примации маги в ожидании стояла шеренга избранных маелигнации всех поколений, подобающе одетых в робы и капюшоны, а с обоих краёв зала, там куда не доставал слабый свет от украденных светильников, тихий скрежет намекал на присутствие выводка пурии.
Впереди всех, но искусно отодвинутый в сторону чтобы не отвлекать внимание от маги, на платформе с колёсами восседал массивный и жирный Отец Выводка, с животной тупостью что-то мямля и пуская слюни. Огромные сегментированные червеобразные складки обвисшей плоти, заляпанные слизистыми выделениями из его пасти, свисали из-под его конечностей. Повязка из тёмно-бордового шелка с символами Новой Зари, принятыми в катакомбной церкви, была аккуратно закреплена на его туловище, скрадывая его тучность. Одетый таки образом, или скорее завёрнутый в кокон как какая-то личинка, Отец метался и рычал в психическом ступоре, усыплённый ментальным следом своей паствы. Его голова представляла собой брахицеффалическое месиво морщинистой плоти и хрящей, обвисшее от старости и заляпанное слюной, однако сверкающее острыми клыками и кривыми резцами. Игнорируемое всеми присутствующими тупое существо шипело и бормотало.
- Конгрегация, - подумал Гхейт. – непохожая ни на кого.
- Элюсидиум Магус Арканис – произнёс он, жестом приглашая Кардинала войти.
Арканис со своим молчаливым помощником пересёк пределы пещеры. Он двигался как хищник, как ледяная змея ползущая по снегу, приближающаяся к своей жертве.
Если совет надеялся поразить своего посетителя, если они надеялись подавить его авторитет зрелищем солидарности и торжественности, смотря на входящего с коллективным неодобрением, если они надеялись в какой-то мере наглядно продемонстрировать своё численное превосходство, сравнивая свою многочисленность и его одиночество, тогда они жестоко ошиблись.
Он вышел на середину зала и улыбнулся.
- Здесь всё изменится. – сказал он.

На другом краю города, где-то на тёмных аллеях Охладителя, массивный человек нажал руну активации на рукояти энергетической булавы и сплюнул на землю.
- Я смотрю, - произнёс он – вы, детишки, не уважаете старших.
- Н-нет з-закона запрещающего это… - Придушенный ответ казалось пришёл от кучи дерьма, лежащей у ног дюжего мужчины; более тщательный осмотр показал бы, что это тело человека, скрючившегося в позе эмбриона от сильной боли, гематомы растекались по его щекам и глазницам, из носа текла тонкая струйка крови. Тело застонало.
Сегментированные пластины чёрных доспехов и сфера тёмного лицевого щитка мрачного гиганта слабо отражали свет. Он покачал головой и процедил:
- Тут я решаю что закон запрещает, а не ты. – Прозвучало это так, будто зубья шестерёнки выскакивают из зацепления.
Энергетическая булава засветилась голубым, отбрасывая ослепительно яркие блики на неуклюжую архитектуру аллеи и засыпанный обломками пол, вырывая из темноты силуэты двух людей. Тени поползли по стенам, мигая в такт мерцанию булавы.
Булава описала вертикальную дугу, увлекая тени за собой, и, зашипев при соприкосновении с черепом скрюченного человека и разбрызгивая яркий фонтан искр, раздробила голову как перезревший фрукт. Кусочки размочаленной кости и комочки мозга брызнули наружу, смешиваясь с внутричерепной жидкостью в густой суп. Человек держащий булаву нахмурился и со вздохом отключил оружие, раздражённый тем что запачкал свои доспехи.
Ещё один человек, также одетый в полночно-чёрную броню, вывернул с прилегающей к аллее улице и отдал честь.
- Маршал. Я слышал разряд. Помощь требуется?
Первый человек покачал головой и пнул безголовый труп.
- Нет. Я тут столкнулся с карманником, вот и всё.
Вновь прибывший слегка подтолкнул тело ботинком. На видимой части его лица расплылась ухмылка.
- Самооборона. Так, Маршал?
- Хе. Ты сам всё знаешь, уполномоченный. – Человек посмотрел на ауспекс, закреплённый у него на запястье и выругался.
- Проблемы, Маршал?
- Я опаздываю. У меня встреча с Плюрократией.
- Что-то серьёзное?
- Ничего. Напыщенные ублюдки не могут свои жопы обеими руками найти, не то что прижучить меня чем-нибудь стоящим внимания.
- У вас неприятности, Маршал?
- Ха! Караульные призваны охранять правопорядок и блюсти законы Императора, уполномоченный. Мы не выполняем прихоти жирных политиканов. Помни об этом. – Он снова пнул труп и плюнул в лужу крови и мозгов, растекающуюся по полу. – Вызови команду убраться здесь.
- Есть, сэр. И удачи с Плюрократией, сэр.
Маршал Делакруа стряхнул остатки крови со своей энергетической булавы и направился в тёмное переплетение улиц, которые окружали внушительную Апекс-Башню.
- Караульные сами создают свою удачу, Уполномоченный.

Великолепным и ужасающим взглядом Арканис прошёлся по собравшимся. Он ухмыльнулся, он моргнул и он заговорил.
- Я представляю Элюсидиум. – Сказал он.
Его голос заставил аудиторию замереть в благоговении. Голос оказывал не звуковое воздействие, он резонировал где-то внутри, запуская свои когти и жвала прямо в мозг.
- Думайте обо мне как о … путнике. Как о первопроходце. Я иду впереди неё, готовлю её путь, и Она всегда в шаге позади меня.
Арканис пробежался по аудитории взглядом – более опасным чем любое оружие – и остановил его на полукруге примации маги. Даже те из них, чьи лица носили выражение нескрываемого презрения, казалось были околдованы: брови хмурились от концентрации, глаза стекленели от силы вложенной в слова. Гхейт смотрел на это из дверного проёма, его сердце бешено стучало. Он почувствовал как воздух становится вязким. Психическая мощь нарушила затхлую атмосферу зала.
- Наконец. – Голос Кардинала вибрировал. Арканис излучал ту малую толику тепла, что его холодные черты лица могли выразить. – Наконец, Она здесь. Её час близок.
- Великая Небесная Матерь Грядёт. Благословенна будь!
- Благословенна будь! – Эхом повторила конгрегация. В этот момент, этим инстинктивным ответом на предложенную литанию, собравшиеся молчаливо наделили Арканиса всей полнотой власти, которая ему требовалась. Он взял Катакомбную Церковь под свой контроль без сопротивления, как будто он знал что всё так и будет.
Уверенность в его праве командовать – безусловность его власти – была почти осязаемой, и пока он говорил и говорил, Гхейт чувствовал что она заполняет его разум как наркотик.

Кардинал изложил План. Он пожурил слушателей за расслабленность и похвалил за решимость. Он подробно описал грядущие дни. Он держал речь с мастерством и грацией мечника, зарабатывая уважение до того как требовать результаты, обольщая слушателей до того как приказывать им.
Он поведал им как Благословенное Освобождение начнётся, каким образом они должны вносить свой вклад в дело его победы, где они должны разместиться и в каком количестве, с каким провиантом и экипировкой… Он не допускал ни малейшей неопределённости или альтернативы: он сказал им и они поверили.
Даже пурии, с их пониманием языка затуманенным основными инстинктами, казалось вдохновились речью. Они шипели из теней и трогали друг друга мягкими пальцами за панцири, шепчась в сумраке. Гхейт был благодарен тени в которой скрывался – он одновременно гордился своим наследием и боролся с ним.
Только Отец Выводка, распухший патриарх Катакомбной Церкви, не попал под влияние слов гостя. Он только извивался и мяукал, слишком занятый психическим обжорством на том пиру, что конгрегация невольно ему устроила, чтобы реагировать на что-либо разумно.
Скрытный паразитический культ Небесной Матки, одержимый чудовищным голодом и прятавшийся под замёрзшими улицами городского купола Гариал-Фолл, засуетился и зашевелился, сжимая оружие и расправляя когти, шепчась всё громче в такт словам Арканиса.
Затем толпа разошлась, получив приказы.

По человеческим стандартам мы – необычная порода. Наш род есть наша жизнь и наша жизнь предречена. Мы добровольно отдаём её во имя Матери и так обеспечиваем себе место рядом с ней.
Если мы должны умереть, пусть мы умрём. Если должны страдать, мы будем страдать.
Небесная Матерь не умрёт. Никогда.
Она разбрасывает своё семя перед собой, предвестников её прибытия, посланцев своего божественного замысла. Она сеет. Она растит. Затем мужчина или женщина получают семя. Их друзья, их любимые, их коллеги; они бы назвали это «инфицированием», если бы узнали. Хозяин заражается.
Он или она теперь контагии, освящённые плотским семенем. Ещё пока люди – по большей части – но упрощённые. Очищенные желанием служить. Небесная Матка дарует своим носителям Цель – дар невозможный для истлевшего Бога-Падальщика.
Хозяин размножается. Он берёт женщину или она берёт мужчину. Они находятся во власти инстинктов и не могут даже надеяться понять, что их соединяет; они очищены простотой своих желаний. Плодиться. Размножаться. Рождать. Их дитя уже не человек.
О да, мы – необычная порода.
Мы – раса евгенического слияния. Наш мир – это мир смешения: объединение, купаж, смесь. Ни то и ни это, мы – божественные полукровки.
Гибриды, все.

- Это был ты. Ты пригласил его сюда, не так ли? Я проверила записи передач.
- Я никогда и не пытался это скрыть. А мог бы.
Гхейту голоса казались искаженными. Просто одна из частей психического обмена, что заполнил комнату. Архимагус Джезахиль – первая среди маги Культа – гневно выпростала палец в сторону Магуса Крейсты, кусая свои бескровные губы. Единственная прядь чёрных волос, каскадом спадающая с её лысого черепа, скользнула по её плечам, покрытым изумрудно-зелёной мантией.
- Ты забываешься, Крейста. – Она яростно выплёвывала каждое слово. – Ты не имел права принимать такое решение.
- Я не забываюсь. – Голос Крейсты звучал спокойно и медленно. – Я просто боюсь что без моего вмешательства решение так никогда и не было бы принято.
- Что ты имеешь в виду?
Магус вздохнул и ссутулил плечи.
- Я имею в виду то, что неэффективность нашей работы болезненно очевидна. У меня нет ни времени, ни тяги к неподчинению, но… Я не буду мириться с сознательным невежеством. Совет закрывает глаза на наши неудачи, притворяется что их нет. Я не могу позволить этому продолжаться, архимагус. Я принял это решение чтобы помочь нам, а не подорвать вашу власть. Я такими штучками не занимаюсь.
Гхейт стараясь остаться незамеченным, притаился в противоположном конце кабинета своего хозяина, и, тщательно скрывая свой интерес, прислушивался к двум голосам. Маги стояли друг на против друга, их силуэты подсвечивались нездоровым светом от плюющейся угольной жаровни, установленной в углу.
Гхейт служил персональным помощником Крейсты с тех самых пор, как вышел из поры детства. Тем, что он питал больше уважения к личностям, составляющим Церковь, нежели к самой Церкви как организации, он был обязан по большей части своему хозяину. Высохший старик был нетипично прагматичным примации, желающим видеть в своих воспитанниках ум и образованность в той же мере, что и жестокую агрессивность. В любом другом малигнаци семя творческого ума было глубоко похоронено, заменённое беспрекословным подчинением целям общества, ведомого псионическими волнами Совета.
Гхейт подумал, что для них он выглядел уродом. Продукт порока развития, генетического несовершенства, эмбриональной мутации. В нём человеческая сторона его наследия заговорщицки оставила разум, способный к творчеству и неповиновению – реакции находящиеся за гранью биологических критериев инстинкта. За то, что его не уничтожили, как только его индивидуальность проявилась, нужно было благодарить Крейсту, который высоко ценил уникальность – обычно удел только примации маги.
На службе у Крейсты Гхейт в обход всех церковных правил научился расшифровывать и рисовать паукообразные символы, которые формировали текст: и даже постиг начатки скриптологии Катакомбной Церкви. Он был многим обязан своему хозяину.
Джезахиль, в возбуждении кривя губы, прошипела:
- Это неподчинение! Я должна отходить тебя плетью за это!
Несмотря на старшинство женщины, Гхейт почувствовал как напряглись мышцы на его кривых плечах. Он подчинялся Церкви и её совету примации беспрекословно, но он не допустит того, чтобы его хозяину нанесли вред.
- Делай чего хочешь. – Ответил Крейста, махнув рукой. – Уже слишком поздно. Он уже здесь. Весь этот яд ничего не изменит.
Гхейт позволил мышцам расслабиться. Даже отделённый от собеседников дымным пространством комнаты, он видел, что Джезахиль побеждена. Её плечи неграциозно опустились.
- Тогда я надеюсь что ты гордишься. – Без особого запала выплюнула она. – Ты пригласил постороннего в нашу конгрегацию – одна лишь Мать знает какую тень он принесёт с собой. Он может быть шпионом, мы ничего о нем не знаем.
- Его репутация опережает его, архимагус.
- Ты думаешь это что-то значит? Ты глупец, Крейста.
- Он не шпион! Элюсидиум наши союзники! Почему вы этого не видите?
- Всё что я вижу, так это хлыщ, одетый в … павлиньи наряды Иссохшего Бога!
Крохотные волоски на шее – рудимент, доставшиеся Гхейту от его человеческих родителей – внезапно встали дыбом. Пока он поворачивался, чтобы узнать причину дискомфорта, резкий голос раздался у него за спиной. Он сжался.
- Тогда вы не слишком хорошо смотрите. – Сказал Кардинал, входя в заплесневелую комнату. Его мантия тянулась за ним по плитам пола, как след гигантского слизня.
Джезахиль великолепно отреагировала.
- Арканис, - произнесла она ледяным голосом, - не престало столь … почётному гостю опускаться до подслушивания…
Кардинал улыбнулся, его холодные черты лица искривились в почти убедительную пародию веселья.
- О, архимагус, позвольте вас заверить… Если бы я имел намерение подслушать ваш разговор, я бы мог это сделать с орбиты. – Его глаза сверкнули. – Увы, я здесь для того, чтобы поговорить с Магусом Крейстой, а не потакать вашим неврозам.
Архимагус зашипела, сжатыми кулаками она ударила себя по бёдрам.
- Тебе надо научиться уважению. – Её манеры напомнили Гхейту кошку, выгибающую спину в дикой ярости от полученной обиды. - Здесь Я старший магус.
- И вам, моя добрая женщина, следует научиться понимать, когда вас переплюнули.
Через всю комнату Гхейт наблюдал, как выражение лица Джезахиль становится ледяным, постепенно превращаясь в копьё замёрзшего гнева.
- Ах вот как? – Прошептала она.
Гхейт увидел что она делает и попытался сгруппироваться. Но опоздал на долю секунды.
Воздух всколыхнулся вокруг неё, вибрирующий всплеск псионического пробоя, который вырвался наружу из ужасных глаз женщины, заполнил комнату. Оглушенный и моргающий Гхейт оперся о дверной косяк. Даже Крейста покачнулся и чуть слышно застонал.
Кардинал, который принял всю тяжесть атаки раздраженной женщины не моргнув и глазом, тихонько засмеялся.
- Хорошо, - сказал он таким тоном, каким родители поздравляют с успехом своих детей. Гхейт уже почти ожидал что он похлопает пораженную архимагуса по голове. – Я крайне рад, что примации на этой планете всё ещё практикуют Воцис Сусурра … Многие маги попустительствуют забвению Искусства.
Джезахиль оскалилась от такого покровительственного тона и поплелась к двери. Её бледные щёки горели. Гхейт, несмотря на изумление от ментального удара, смог подавить улыбку при виде её унижения. Он ещё помнил её угрозу высечь его хозяина плетью.
Она прошла мимо него высоко задрав голову.
- Архимагус… - сказал Кардинал за секунду до того, как она пересекла порог комнаты.
Она повернулась на пятках, отчаянно пытаясь изобразить праведный гнев. – Что?
- Хлыщи – даже те, что одеваются как павлины – могут свободно путешествовать среди непросвещенных. Возможно, вы об этом вспомните следующий раз, когда вы будете красться по своим туннелям как червяк.
- Ты о-
- Это всё. – Голос Кардинала не оставлял пространства для неподчинения.
Примации Архимагус Джезахиль поспешила выйти из комнаты, как какой-то простой контагии, отпущенный хозяином.
- Так. – Крейста позволил себе упасть в мягкое кресло за столом, его лицо отразило облегчение с которым его старые артрические суставы восприняли поддержку. Он задумчиво пощипал свою козлиную бородку, проницательно разглядывая Арканиса. – Так, так.
- Насколько я понимаю, - сказал Кардинал удивлённо подмигнув и возвратив старому примации его взгляд, - что это вас я должен благодарить за приглашение на эту планету.
- Это так.
- Скажите мне… Что заставило вас связаться с моим орденом?
Крейста пожевал свои губы, размышляя над ответом. Узловаты палец уперся в направлении Гхейта, неожиданно оторвав того от молчаливых раздумий.
- Аколит… - сказал он глухим голосом. – Где твои манеры? Предложи Кардиналу стул.
Гхейт бросился выполнять распоряжение, пытаясь примирить чувство недоверия к этому расфуфыренному незнакомцу и тягостное уважение к его очевидным талантам. Воспоминание о бегстве архимагуса, с лицом искаженным позором и злобой, было слишком приятным, чтобы его игнорировать.

Башня Апекс, названная так за своё положение прямо по центру купола (Апекс – наивысшая точка, прим. пер.), представляла собой окруженное колоннами сборище офисов, административных уровней, целых ярусов занятых участками арбитров, венчала которое, как какой-то отбеленный гриб, колоссальная масса Плюрокатиума.
Где-то в глубине её закрытого периметра, заляпанная пятнами талого льда с купола, гудела Тороидальная Зала, резонируя от помпезных предложений Выборщиков-Плюрократов. Большая и круглая, с чашеподобными углублениями со всех сторон, комната, казалось, излучала почти осязаемое чувство лени. Она была обрамлена рядами удобных мягких диванов и надувных ковриков. Её декадентский комфорт, подчеркиваемый вазами с фруктами и сластями, был обрамлён алебастровыми стенами и галереями. С потолочных фресок на зал смотрели герои и злодеи Империума.
Заседания проходили ежедневно и свистящий шепот Плюрократов служил Гариал-Фоллу источником политики и проблем. Они бесконечно дебатировали и обсуждали решения, а их подчинённые, парторги и адепты, сновали меж ними двигая прогресс. Ничего стоящего так никогда и не было решено в застойной духоте Тороидальной Залы, но граждане городского купола чрезвычайно гордились своей администрацией, вежливо не обращая внимание на власть «последнего слова», остающегося за Губернатором назначаемым Империумом. Губернатор председательствовал на дебатах в угоду публике и единолично осуществлял реальное управление своей планетой.
Сегодня дебаты были далеко не экстраординарные – суб-партия, занимающая три дивана, вяло просила Плюрократию выделить средства на обслуживание принадлежащих им тросов орбитальной платформы – и те из плюрократов, что не спали, сидели развалясь в креслах сонные и довольные, как розовощёкие свиньи, отдыхающие после хорошей еды. Даже спикер переплетая узловатые пальцы, казалось, с трудом разлеплял сонные глаза, запинался на каждом слове и сопел после каждого предложения. Плюрократия счастливо купалась в своей собственной неэффективной лени, впрочем как и всегда.
Над ними, по заплесневелым переходам и замёрзшим мезонинам, с которых свисали капающие сосульки, патрулировал отряд караульных. Караульные проявляли механическое отсутствие интереса, как люди которые не ожидают и не бояться опасностей. Они травили друг другу несмешные анекдоты и поигрывали рунами активации своих энергетических булав. Если бы кто-то из них заметил движение тени, которая тихо подкрадываясь к ним выскользнула из сумрака леса труб – а они не заметили её -, они бы отметили почти полную, ненормальную тишину её призрачных движений, её невероятную скорость.
Первый из стражей правопорядка почувствовал ледяное дыхание на своём горле, с резким умопомрачительным рывком расцветшее мгновением позже внезапной теплотой. Он умер, не успев вскрикнуть, яремная кровь запачкала лёд чудовищными и прекрасными пятнами.
Караульные умерли один за другим, пальцы тени скользили с бритвенной точностью по сухожилиям и костям, разрывая и свежуя. А когда со стражами порядка было покончено, тень которая танцевала среди них как туман, счастливо закружилась в центре кровавой спирали. Кольцо обмякших тел и влажных внутренностей парили на льду, ручейки крови сбегали по крыше.
Фигура в плотно облегающем плаще, не заляпанном и капелькой крови, удовлетворённо пробормотала себе под нос какую-то чепуху услышанную лишь пораженной ночью и снова скрылась в тенях.

- Хайв Секундус находится в четырёх днях пути на север. Он не похож на Город-купол. Он… он похож на то что бы вы назвали типичным городом-ульем. Он торчит из льдов как кинжал, груда перекрученного метала и камня. Уродливая штука.
- Я был рождён там, в Катакомбной Церкви, и служил ей всю свою жизнь… И всё это время, все эти трудные годы, только одна вещь оставалась неизменной.
- Борьба.
Магус Крейста со вздохом откинулся на спинку кресла, рассматривая угольную жаровню со своего места. Его гость – похожий на хищного сокола Кардинал, ссутулился в своем кресле – рассматривал его со скрытым вниманием, любое движение и интонация подмечались и запоминались. Арканис в свою очередь находился под наблюдением: Гхейт оценивал его, прячась как того требовали правила за пределами освещённой части комнаты.
Крейста продолжил ровно дыша и с отсутствующим видом стуча по терёзовым подлокотникам своего кресла.
- Больше всего я боролся против иерархии. В моём понимании Совет стал Геронтократией, слишком поглощённой своей значимостью, чтобы заметить свою несостоятельность. Эффективность пала жертвой церемоний, действие потерялось за религиозными догмами. Они не могли понять, что привычки выработанный два века назад могут быть уже неэффективными или излишними. Я боролся за то чтобы сделать Катакомбную Церковь Хайва Секундус современной и я потерпел неудачу.
Гхейт изучал лицо Кардинала слушающего Крейсту. Тот смотрел на руку Крейсты, которая мерно стучала по подлокотнику. Старый примации не замечал острого интереса проявленного к его манерам, слишком глубоко погружённый в своё повествование.
- В наших рядах был инквизитор.
- Мои прошения Совету пересмотреть нашу политику безопасности были проигнорированы, мои допросы новых рекрутов были названы слишком фанатичными… Слуги Бога-Падальщика заметили нашу слабость и получили преимущество.
- Я не знаю кем притворялся инквизитор. Простой контаги, малигнаци. Кто знает? Однажды утром я пошёл проверить конспиративную ячейку в верхнем улье, а когда вечером я возвратился, Церковь была уничтожена. Разорвана на части, застрелена. Каша, Кардинал. Кровавая каша.
Старик стиснул зубы, он не мог скрыть горечь в своём голосе. Гхейт давно знал историю своего хозяина, но несмотря на это он почувствовал как его мускулы сжимаются от гнева за тот геноцид.
- Неделю я скрывался как преступник… Нижний улей гудел от слухов: инквизиционные чистки, целые семьи сжигались на кострах. Истерия охватил весь город, те осколки конгрегации Матери что уцелели безжалостно уничтожались.
- Я оценил своё положение. Оно было безнадёжным – это я понимал. Я бы не продержался ещё неделю. Я решил отправиться в Хайв Примус, передать новости о поражении в надежде, что я смогу спасти здешнюю Катакомбную Церковь от такой же судьбы.
- Признание здесь прошло… тяжело, но я отчаянно сражался и заработал своё место в Совете. Но теперь… Теперь, когда великая Небесная Матерь наконец близко…
- Я вижу что всё повторяется.
В первый раз с того момента, как он начал своё повествование, Магус Крейста оторвал свой взгляд от танцующего пламени и встретился глазами с Арканисом.
- Здешняя Катакомбная Церковь сыплется, Кардинал. Ячейки контагии неделями не отчитываются, малигнаци недостаточно тренированы и экипированы, а пурии… Им позволено свободно перемещаться в туннелях. Как скоро их заметят в верхнем городе? Как скоро вскроется наша несостоятельность и здешняя церковь Матери падёт также, как она пала во втором улье?
- Поймите, Кардинал. Я не могу этого допустить.
Арканис пожевал губу и медленно и строго, подчёркивая всю важность момента, сказал – Продолжайте.
- Когда я был возведён в ранг магуса, здесь в Хайве Примус, мне был открыт доступ к библиотеке, собранию вековой мудрости. Я рылся в записях, ожидая найти лишь заметки давно умерших маги… ностальгические отражения прошедших лет.
- Вместо этого я обнаружил письма. Астропатические расшифровки, кодированные и опечатанные, пришедшие с других миров. Сотни посланий, сложенные друг на друга, покрытые пылью. По моим подсчётам они покрывали десятилетний промежуток. Может больше.
- Ни одно не было вскрыто.
Крейста поёрзал, как будто старика беспокоила какая-то внутренняя тревога. Гхейт перевёл взгляд с уверенной фигуры Кардинала на силуэт своего хозяина, обеспокоенный растущей немочью старика.
- Вы должны понять, насколько мне было известно, мы были одни. Я думал что во всей этой… болезни и гнили Империума, лишь Гариал-Фолл служит убежищем верных детей Матери. Обнаружить что кто-то, где-то там, знает о нас… это… это выходило за рамки моего понимания. Полагаю я не могу винить Совет за то, что он игнорировал послания. Мы привыкли к нашей секретности, мы были изолированы от мира нашей подозрительностью и нашими страхами. Мои просьбы связаться с вашим орденом были отвергнуты с порога.
- Совет не хотел помощи, что предлагал Элюсидиум. Они сослались на недостаток знаний, высказали подозрения, отвергли объяснения которые содержались в письмах.
- Я слушал их лепет с тяжелым сердцем, видя снова … упрямство, которое погубило Хайв Секундус. Так что я превысил полномочия и все равно связался с Элюсидиумом, и вот вы здесь.
Гхейт переместил вес с одной ноги на другую, чувствуя дискомфорт от напряжения.
- Ммм. – Сказал наконец Кардинал, сплетя пальцы под подбородком и медленно улыбнулся змеиной улыбкой. – И вот я здесь.
- Кардинал… Я должен знать: есть ли другие? Другие церкви? Другие конгрегации на других планетах?
Улыбка кардинала увеличилась, из-под его бескровных губ сверкнули безукоризненно белые зубы. Медленно, без усилий удерживая внимание обоих людей, которые на него смотрели, Элюсидиум Магус Арканис подался вперёд, лицо его выражало нескрываемое удовольствие.
- Больше, - сказал он, - много больше, чем вы себе можете представить.
Гхейт почувствовал головокружение. Он пытался сохранить инстинктивное подозрение которое он чувствовал по отношению к чужаку, при этом вести себя так, чтобы было очевидно полное отсутствие интереса к разговору, которое ожидалось бы при его низком положении в обществе.
- Этот ваш аколит, - сказал Кардинал Крейсте, не глядя ткнув пальцем в Гхейта (который зашипел при внезапном проявлении внимания к его персоне), - его это не убедило. Или скорее он думает, что это его не должно убедить. Недоверие было вбито в него, как и во всех прочих. Я чувствую недоверие исходящее от него, как пот из его пор. – Он с отсутствующим взглядом облизал губы и прямо посмотрел на Гхейта с лёгкой улыбкой.
- Вы поступили правильно, связавшись со мной, Магус Крейста. Ваша конгрегация застоялась. Элюсидиум считает свое первейшей миссией предлагать решения в подобных ситуациях. Смелый в одиночку встретит любое испытание, но.. мудрый будет искать помощь других.
- Элюсидиум заботливо взращивает мудрых, Крейста.
Кардинал запустил руку в карман подшитый к рукаву его одеяния и достал великолепно сделанную брошь из серебра и платины. Её блестящие грани формировали призрачное изображение переплетённых змей, идеально симметричный клубок без начала и конца. Кардинал перевернул её, любуясь причудливыми гранями. – Если вы пожелаете, - сказал он, не отрывая глаз от броши, - на борту моего судна есть незанятая должность. Как представитель Элюсидиума, я всю жизнь следую перед Великой Матерью и всегда спешу приветствовать её прибытие. Когда я покину эту планету, магус, когда её тень появится на горизонте, вам найдётся место в нашем ордене. – Он с улыбкой протянул брошь, его глаза сверкнули. Свободной рукой Арканис указал на такую же точно безделушку пришпиленную к его одеждам, среди медальонов экклезиархии и нарочитой мишуры. – Конечно, ежели вы этого захотите.
Крейста задумчиво взял брошь, тяжёлые брови приподнялись в удивлении. – В-вы оказали мне честь, Кардинал. – Тихим голосом произнёс он. – Я простой примаци…
Арканис ухмыльнулся, снова сверкнув зубами. – И я им был. – Он закусил губу, его глаза мерцали отсветами пляшущего огня. – Крейста, Элюсидиум – это… непростое сообщество. Это собрание личностей. На каждого из нас возложены две обязанности: помогать верным чадам Матери где бы мы их не нашли и рекрутировать тех, кто мог бы служить нашему ордену в грядущие годы. Я думаю что вы как раз один из них.
Крейста склонил голову, его лицо светилось гордостью.
Они оба встали, почувствовав что встреча подходит к концу. Крейста уважительно склонил голову, всё ещё потрясённый размером того, что ему было рассказано. Гхейт разглядывал своего хозяина из тени со смешанными чувствами. Он был рад что мудрость его хозяина была отмечена, но приглашение Кардинала его тревожило. Он пытался сказать себе, что это его беспокойство корнями уходит в недоверие к Элюсидиуму и в желание оградить своего хозяина от их грязных трюков. Но глубоко внутри он знал, что его страхи были плодом его эгоизма: он не мог перенести самой мысли, что его наставник оставит его одного.
Очнувшись от раздумий, Гхейт с удивление обнаружил что Кардинал уставился прямо на него, склонив голову на бок.
- Я бы хотел попросить об одном последнем одолжении, магус… - сказал Кардинал, поворачиваясь к дряхлому примации.
- Что угодно, мой господин.
- Ваш аколит. Я хотел бы его позаимствовать.

Позвольте мне сказать о людях.
Мы должны понимать их отношение к нам. Мы – плоть их ночных кошмаров. Мы их тайные страхи, гаргульи и страшилища. Они ненавидять нас с желчью тысячелетий, и всё же мы должны понять, что эта их ненависть всего лишь следствие.
Она исходит не от их разума или сердца, а от их бога. Она всего лишь следствие того, что отделяет нас от них с большей силой и очевидностью, нежели просто наши физические различия: их вера.
Их верования сродни гвоздям и кнутам, путам и цепям – они связывают их, наказывают их, заставляют их действовать как мучеников и униженных. Вера ничтожит их.
Это иллюзия. Эффективная подделка, что деградирует и рассыпается при более близком рассмотрении. Она скрывает в своих потрохах лабиринт сомнений, извилистые кишки лицемерия, несовершенную и дефектную опухоль пустоты и предубеждений, которая кроется и бродит в субстрате из крови и дерьма. Вера – это их костыли. Их поддержка. Это леса, которые они возводят с мрачной аккуратностью вокруг своего хрупкого разума, страховочная сеть, которая должна поймать их, когда они упадут.
Мы всегда будем сильнее их, ибо нам не нужна их вера.
Их удел верить, надеяться на то, что нельзя увидеть или почувствовать, мочиться силой своей души из-за фантазии и шанса. Мы не верим, мы дети Матери. Мы знаем.
Нам нужно верить в неё не более чем верить в небо, или землю под ногами, или воздух которым мы дышим. Она просто «есть».
И она приближается. Всегда.

Ощущение беспомощности было не тем чувством, от которого Гхейт был в восторге. Толстые цепи, матово-чёрные с металлическими перемычками, и колодки со штифтами толщиной в палец, сковывали его в позе вечного просителя: голова опущена, спина сгорблена, каждый шаг отдаётся металлическим звоном, когда натягиваются оковы на лодыжках. Его тяжелый капюшон был надвинут ему на лицо, так что он ничего не видел и Гхейт с рычанием мотал головой чтобы очистить поле зрения.
- Ты выглядишь так, будто тебя в жопу шилом колют. – Сказал Кардинал, тыкая его своей тростью пониже спины. – Сгорбись посильней. Ты же притворяешься пленным, дитя. По крайней мере ты бы мог выглядеть чуточку более несчастным.
Гхейт обиженно фыркнул, слишком возмущённый своей позорной ролью, чтобы изображать смиренного пленника. Однако вспомнив что он обещал хозяину служить Кардиналу с полной самоотдачей, он согнул спину ещё больше, копируя неудобную походку дряхлого горбуна. Кардинал окинул его надменным взглядом и кивнул.
- Так-то лучше. Итак… Ты понял план?
Гхейт нахмурился. – Нет. – ответил он. – Я же вам сказал. Я ни хрена не понял.
- Какая враждебность… - Арканис удивлённо потёр подбородок. – Позволь мне перефразировать, дитя: ты уяснил своё место в плане?
- Я буду делать то, что мне сказали.
- Великолепно.
- И ещё. Гхейт.
- Прости, что?
- Моё имя. Меня зовут Гхейт. Вы обращаетесь ко мне «дитя». Насколько я понимаю, вы не на много старше меня.
Ещё одна мимолётная улыбка промелькнула по лицу Кардинала, неприятно пошатнув уверенность Гхейта в себе.
- Скажи мне… - Кардинал заинтересованно подался вперёд. – Ты в таком же тоне разговариваешь со своим хозяином? Неужели уважение уже не ценится на этой планете?
Гхейт не позволил этим пронзительным глазам запугать себя, собрав в кулак всё своё недоверие и подозрения. – Нет. – Сказал он, фыркнув. – Но вы не с этой планеты, не так ли? И вы не мой хозяин.
Арканис подался назад, широко улыбаясь. Снова Гхейт почувствовал как его уверенность в себе ослабевает; лёгкий укол неуверенности. На секунду он увидел себя сопливым ребёнком, играющим со змеёй-химерой, которая не жалит его только до тех пор, пока он её развлекает. В этих ледяных глазах был яд и они могли заморозить его без особых усилий, осушив его уверенность до капли.
Но это впечатление быстро прошло, эфемерная брешь в его броне была быстро закрыта самоуверенностью присущей его расе, которую он черпал в своих генах.
- Нет. – Сказал Кардинал, его зубы вновь сверкнули в поразительной ухмылке. – Я не здешний. Но боюсь, ты всё же просто дитя. Я старше чем выгляжу. Пошли.
Он вышел вперёд, поправив своё одеяние со всей церемониальностью, с которой ястреб поправляет свои перья, и покинул маленький склад – соединённый с собором сетью подземных туннелей, лежащих под городом – где он и Гхейт прятались. Гхейт поплёлся вслед за ним, шатаясь под тяжестью кандалов.
Ночь опустилась на город. Она пришла не как прекращение света и царство тьмы, а как резкое изменение цветов. Рубиновый свет купола погас, оставив лишь бледные отблески фонарей. Их болезненное желтоватое свечение размазалось по каждой поверхности, превращая полутона и плавные линии в резкие переходы света и тени. Хуже того, кричащий бунт мерцающих тонов и плывущих спектров, который предвосхищал свет ламп, старался добавить свою свинцовую лепру цветам ночи: всякий силуэт уплощался, приобретая похабный вольфрамовый оттенок, толстые плащи и стёганные куртки спешащих куда-то людей разлиновывались пурпурными, голубыми и зелёными клетками.
Гхейт принюхался, игнорируя открывающийся вид, и с наслаждением вдохнул полной грудью холодный воздух, незамутнённый годами подземной фильтрации, как воздух Церкви. Ему хотелось бы выходить на поверхность почаще.
- А! – воскликнул Кардинал, глядя куда-то мимо него. – Вот вы где. Взять его, пожалуйста.
Группа фигур толпой вышла из темноты, оказавшись рядом с Гхейтом раньше, чем он смог заметить их присутствие. Газовый свет выхватил из темноты металлические стволы и приклады, простую серую ткань форменных военных шинелей и шлемы.
- Штурмовики, - осознал Гхейт, тревожные мысли пронеслись в его голове. – Верные слуги Иссохшего Бога.
Он с шипением подался назад, голова закружилась. Он ругал себя за глупость, с которой доверился Кардиналу.
- Ублюдок! – закричал он, огромный комок гнева запузырился в его груди. – Имперский ублюдок!
Инстинктивно он раскрыл челюсти, расправляя скрытый набор острых клыков, которые сдвинулись с механическим клацанием. Его вторичный язык – цепкое жало с крючьями и шипами – упруго развернулся. Он оскалился на приближавшихся солдат, его тело и душа горели от дикого отчаяния.
- Эй, - раздался голос за его спиной. – Обернись.
Приклад хэллгана – его держал как дубину самый первый член второй группы солдат, которая подкралась к нему со спины – ударил его с точностью опускающегося молота. Его развернуло и он упал на землю.
Спокойный голос, теряющийся в свечении тумана боли и ярости, спросил. – Отлично. Я надеюсь, вы притащили клетку?
- Конечно, мой господин.
Гхейт скалясь попытался сесть прямо.
- Присмотри за ним. – сказал голос. Манера говорить, при которой он растягивал слова, жгла мозг Гхейта. – Уж будь уверен, он ещё та шельма.
Приклад снова навис над его лицом, всё ещё в крови от первого удара, и когда он опустился, Гхейт потерял сознание и погрузился в желанный мрак сна.

Ночная жизнь Гариал-Фолла – бесконечная человеческая мантра трагедий и триумфов в любое другое время – этой ночью была отмечена неопределённостью: диссонансная нота, которая осталась незамеченной гражданами, чья жизнь была ограничена, как будто знакомая мелодия была сыграна на полтона ниже. Броуновское движение кутил и пьянчуг, шлюх и жигало, праздношатающихся уголовников и мелких воришек: везде и всюду двигалось и набухало что-то тёмное, какое-то еле заметное изменение поведения, которое распространялось по городу как невидимая волна.
По тёмным аллеям спешили закутанные в плащи с капюшонами фигуры, в одиночку и группами. Заторможенные торчки прекращали дебильно расхаживать по улице, заглядывали, казалось, в случайную дверь, и затем продолжали своё бессмысленное шатание, как будто ничего не произошло. Здесь ватага юнцов проверяла достаточно ли пуста улица, прежде чем переправить тяжелые ящики с одного склада на другой; в другом месте богато одетый бизнесмен неуклюже падал на дорогую шлюху, при этом исподтишка передавая ей клочок пергамента.
По всему городу индустрия секретов и заговора росла и ширилась, а если обычный гражданин что-то и замечал, он мгновенно принимал это за какую-то подпольную сделку; ещё одно серое дельце; ещё одно преступление в городе, который за прошедшие годы привык к коррупции и лени.
Тихо и тайно, скрываясь за мириадами странностей и безумий сопровождающих жизнь в улье, конгрегация Матери выползала из своих дыр и начинала всерьёз готовиться, наполненная божественным предназначением.

Гхейт прорывался к бодрствованию с жестокостью граничащей с безумием. Как ребёнок нетерпеливо ждущий своего рождения, он завывая разорвал холодную тень своего сна, каждая мышца сжалась, каждый нейрон горел жаждой мести. В слизи своей унаследованной памяти он нашел излишек хищных инстинктов и реакций, и даже до того как туман сна спал с его глаз, личность его намеченной жертвы выкристаллизовалась в его мозге.
Предатель. Враг. Арканис.
Он кричал и выл, выпучивал глаза и трясся, предательство, вероломное как опухоль, запустило метастазы во все его мысли. Его чувства заполонили враждебные образы: калейдоскоп картинок, звуков и запахов; любой и каждый из них сосредотачивался на опознании и испепелении его цели.
Со всех сторон его окружала аудитория, задранная вверх как стены какого-то населённого кратера, стоялый воздух и ленивое перемещение пыли подчёркивали очевидную древность залы. Со всех сторон ряды и колонны вопрошающих лиц уставились на него; иссохшие черты лиц и безжизненная кожа, казалось, великолепно подходили к архаичному окружению: продукт своего собственного застоя.
Поначалу Гхейт принял собравшихся за статуи, или окоченевшие трупы: гротескные гомункулы собранные по какому-то кошмарному плану, густые брови нахмурены, пыль оседает на их заплесневелых одеждах. Но нет. Когда к нему вернулись чувства, их совместный запах ударил его как молот – эту вонь людского собрания спутать с чем-то ещё было невозможно: все эти запахи пота и разложения, газов и отрыжки, дорогих дезодорантов и крошек, оставшихся от недавних трапез.
Помимо этого, при каждом его движении – а он скалился и извивался – толпа почти незаметно вздрагивала, собравшиеся обменивались тревожными взглядами, не сумев сохранить маску отрешённости перед лицом подобной первобытной ярости. Значит, они его боятся. Хорошо.
Однако, гораздо более тревожащей была явная его неспособность действовать. Его мышцы кипели, заставляя выпростать руки с выпущенными когтями, разрывая и кромсая, круша жилы и выворачивая эти артрозные мешки с кишками; выпуская на волю внутреннего монстра, наслаждающегося бойней… Он мог видеть это мысленно, мог почти почувствовать металлический привкус кровавого тумана висящего в воздухе, почти слышал задушенные крики своих жертв.
Но, нет. Он был парализован. Заперт в клетке из адамантиевых прутьев и оков. Его руки были так туго примотаны к его груди, что каждый вздох вдавливал локти в бока, а каждый выброс адреналина впустую выходил из его металлической тюрьмы. И уж совсем плохо было то, что его вопли были еле слышны – не более чем слабое блеяние капризной овечки. Металлический вкус толстого проволочного кляпа наполнял его рот. Кляп был умело загнан за клыки, сковывая шипастое продолжение его языка. Он впустую ругался и скалился; цветастая брань терялась в ничего не значащем бормотании.
Он был препаратом. Проклятым Матерью экспонатом.
Проснувшаяся осторожность прогнала последний клочок тумана, затмевающего сознание, и он понял, где он находится. Даже будучи ребёнком Катакомбной Церкви, взращенным сообществом, удалённым от самого улья под куполом, он много слышал о Тороидальной Зале. Плюрократия, демонизированная многими поколениями его предшественников, была символом всего того, что Гхейт привык презирать: неэффективность, мелочность и ханжество, раздутое высокомерие и декаданс. Слепая вера. Жестокость. Он понял, что схвачен теми самыми врагами, которых его с самого детства учили ненавидеть и бояться. Они буравили его своими глазами со всех сторон и его завывания и ярость утихли, он замолчал, тихий и угрюмый. Его как насекомое разглядывали в лупу те, кто был наделён властью.
- Ты закончил или как? – знакомый голос разрезал тишину.
Гхейт окаменел, мгновенно узнав сардоническую тягучую манеру говорить. Кардинал. Его пурпурные одежды с шуршанием появились в поле зрения Гхейта, безволосая макушка блеснула в ярких лучах ламп, заливающих пол зала. Он слегка изменился: бледность кожи – характерная черта примации и малигнации – исчезла, заменённая более тёплым оттенком кожи, гораздо более человеческим. Гхейт скривил губы, его тошнило от того, что его обманули при помощи такой простой вещи как слой макияжа.
Гхейт увидел отряд гвардейцев из десяти человек, видимо тех самых, что связали его. Они стояли на равных расстояниях по внутреннему периметру зала. Арканис прохаживался по мраморному полу с бесстрастностью конферансье; владелец цирка устроивший представление пораженной публике.
Гхейту хватило ума замолчать и не развлекать их дальнейшими вспышками ярости. Глубоко внутри, там куда не доставало даже пристальное внимание плюрократов, он вопил и мысленно рвал на части высокомерного предателя.
- Как я уже говорил, - сказал Арканис, с ехидной улыбочкой обращаясь к дряхлым политиканам, - моё расследование дало крайне тревожные результаты…
- Среди моих священных обязанностей Кардинала, пожалуй самой неприятной является забота о безгрешности моей паствы. Я прилетел на эту планету, сэры, по делам, которые могут показаться несущественными. Несостоятельность администрации Собора, трудности сбора денежных средств, плохое отправление церемоний и другие подобные факты.
- Сэры, я служу возлюбленному Императору – благословенно имя его – так давно, что уже и не помню насколько давно. Такого рода деградация и разложение знакомы мне. Я встречал их в прошлом слишком часто, чтобы теперь игнорировать. Я пришёл сюда, джентльмены, в надежде что мои подозрения не найдут подтверждения, что я могу отбросить их как симптомы паранойи и фанатизма.
- Увы, мои страхи оправдались.
При этом расфранченный Кардинал крутанулся на каблуках и прошёл к клетке Гхейта. Тонкие пальцы протянулись сквозь прутья решётки. Гхейту потребовалось собрать всю свою волю, чтобы подавить вспышку гнева, когда Арканис оказался так близко. Он подавил зарождающийся вопль ярости, сознавая, что криком он ничего не добьётся, кроме демонстрации своего чувства беспомощности. Он почувствовал прикосновение пальцев Кардинала к своей одежде почти на атомном уровне и уставился ему в лицо со всей злобой, которую испытывал к предателю.
Арканис удивил Гхейта, с неожиданной силой резко рванув его за одежду. Капюшон разорвался, сползая с плеч Гхейта. Его голова стала видна всем собравшимся в Тороидальной Зале.
Плюрократы предсказуемо ахнули.
Гхейт подумал о том впечатлении, которое его физиология производила на них. Им, с их ограниченными и трусливыми взглядами на понятие нормальности, он наверное казался ничем иным как монстром. Мысль эта одновременно поразила и расстроила его: мысль о том, что он думает о их биологии также, никогда не придёт им в их куцые мозги.
Его голова, вытянутая и обтекаемая, поднималась от рельефных надбровных дуг уступами шишковатых гребней, которые венчались на макушке хрящевыми наростами, похожими на окостеневшую чешую какого-то глубоководного левиафана. Неприятные рисунки его безволосого скальпа, такого же бледного как руки и ноги, переходили на костяную корону, которая крепила основание черепа к образующим горб хитиновым пластинам его спины. Там где простая куртка открывала его плечи, были видны шипастые суставы его второй пары рук – до того они были тщательно скрыты в полостях, образованных накладывающимися друг на друга роговыми пластинами. Он пошевелил когтями своих скрытых до поры рук и заслужил собравшихся шипение, полное отвращения и ужаса.
Он подумал что больше всего их беспокоило его лицо. Несмотря на бледный как у альбиноса цвет кожи, лицо под его внушительными надбровными дугами было таким же как и у них. Симметричное и совершенно определённо человеческое, с крупным носом, горделивым подбородком, выступающими скулами и округлыми, плавно очерченными губами. Он улыбнулся, представляя их отвращение.
В нём они видели себя. Человечность, чистоту, невинность: однако они привыкли видеть эти качества только в себе. В Гхейте всё это было замарано и мутировало, заражено мерзостью ксено генов. Его уродство было подчёркнуто узнаванием.
- Узрите, - произнёс Арканис, широким жестом указывая на него и кивая толпе. – Вот та ересь что расцвела у вас под носом.

Нечто бесформенное, закутанное в пышный, тёмный как ночь, саван, под которым угадывались мускулистые конечности, скользило между давно заброшенными вентиляционными решётками и источающими миазмы стоками, из которых в тишине что булькало.
Здесь, между заплесневелыми опорами зданий и решётчатыми полами, забрызганными органическими отходами и проржавевшими за долгие годы, единственными звуком нарушившим тишину были глухой звон труб, гуляющий по бесконечным вентиляционным и канализационным туннелям. Толстые пучки кабелей вываливались из своих пластиковых каналов, как прорвавшаяся электрическая грыжа. Молчаливые крысы сверкающие в сумраке чёрными бусинами глаз разбегались освобождая путь бесформенной тени, которая как призрак плыла сквозь их крошечные королевства.
Наконец завершив своё бесцельное путешествие, тень забралась в парящую щель, методично и последовательно напрягая и расслабляя мускулы, чтобы не допустить судороги, которая иначе могла бы свести мышцы.
Здесь по крайней мере были слышны звуки. Снизу, из ярко освещённой залы, доносилась слабая пародия на голоса, искаженная плохой акустикой тесного убежища.
Фигура устроилась поудобней и стала ждать, коротая время ловя и свежуя тех глупых крыс, которые имели храбрость приблизиться к ней.

- Ну, довольно драматический жестов, благодарю вас, Кардинал. – Сильный голос раздался по Тороидальной Зале, заставляя испуганных плюрократов замолчать. Гхейт, который ощущал всё больший и больший дискомфорт в своей клетке, заметил высокого мужчину, демонстративно одетого в Имперский мундир, стоящего по центру переднего ряда. Мужчина брезгливо махнул в сторону Гхейта. – Зачем здесь этот… монстр, Кардинал?
- А, губернатор Ансев. – Арканис улыбнулся безрадостной улыбкой, которая как начинал понимать Гхейт была признаком раздражения, промелькнувшего по лицу Кардинала. – Объяснение. Да, конечно.
- В соответствии с теми скромными знаниями, которыми я обладаю по данному вопросу, я бы сказал, что вы видите гибрид генокрада третьего поколения.
При упоминании слова «генокрад» зал взорвался бормотанием молитв и литаний, испуганными вздохами и проклятиями. Несмотря на свои собственные страх и ярость, Гхейт, смущенный их реакцией на это слово, смотрел на их ужас с хищным интересом. Он никогда не слышал этого слова раньше и ему было непонятно как оно относится к нему. Он спрашивал себя что такое эти генокрады и ежели действительно этот термин можно было применить к его расе, то где эти напыщенные хлыщи могли слышать об их существовании?
- У вас есть доказательства вашему заявлению? – сказал Губернатор со своего места, его лицо посерело, а голос звучал натянуто.
- Доказательство прямо перед вами, Губернатор. – Ответил Арканис. – Насколько я понимаю, вы видели архивные материалы по ксеногенам? Вскрытие особей найденных на мёртвом судне «Предвестник», которое прошло через этот сектор два века назад? Схожесть физиологии поразительна и видна даже профану без знаний ксенобиологии. Ну и конечно стоит вспомнить события в Хайве Секундус… Я полагаю вы помните что несколько десятков лет назад там был вскрыт и уничтожен культ генокрадов. Так уж ли это невероятно, что Великий Пожиратель пустил корни и в этом городе?
Теперь гул в зале превратился в какофонию, полные ужаса голоса перебивали друг друга. Губернатор, вертя в руках украшенную орнаментом коробку с сигарами, обернулся к толпе и оскалился. – Тихо, заклинаю вас!
Гхейт потрогал сжатым языком кляп и затаился, ища малейшую возможность сбежать, обернуть катастрофу победой, сделать хоть что-нибудь. Ему было страшно – за себя и за церковь – и это чувство глодало его изнутри. Мысленно он произносил молитвы Матери, вспоминая уютную уверенность в её любви, что присутствовала до сих пор в каждом аспекте его бытия.
- Простите меня, Кардинал, - произнёс Губернатор, встав. Лицо его было серьёзно, фальшивая помпезность его речи не могла скрыть его недоверия, - что в моих словах слышится… скепсис. Я полагаю, в ваших словах сквозит несоответствие. Некоторые детали никак не сходятся. Может быть вы смогли бы развеять мои сомнения?
- О?
- Я спрашиваю, при каких условиях Кардинал Эклезиархии возьмёт на себя расследование такого гнусного кощунства? Человек подобного ранга, вряд ли может забыть какие действия следует предпринимать в подобной ситуации.
- Ближе к делу, Губернатор.
- Насколько я понимаю, Кардинал, священная Инквизиция более чем способна справиться с расследованием подобного рода; естественно Хайв Секундус избавила от заразы именно Инквизиция. И всё же вы считаете свою квалификацию достаточной, для того чтобы делать её работу? Вы проникаете в наши ряды, как какой-то свободный торговец, приносите с собой урода в клетке и свои россказни. Вы намекаете что обладаете знаниями по ксенобиологии, никак не меньше! По моему, священники так себя не ведут. Человек вашего ума, Кардинал, – конечно, если вы тот за кого себя выдаёте – естественно поймёт моё замешательство.
Гхейт изучал лицо Арканиса, пытаясь прочесть те чувства, которые скрывала эта кривая ухмылка. Кроме того, Гхейту вопросы Губернатора показалиь вполне обоснованными: пока Арканис действовал не как Имперский Кардинал, а его сильные психические таланты только подчёркивали несоответствие его действий и его роли.
Тогда кто или что он?
- Поздравляю, Губернатор, - сказал Арканис. Его улыбка стала ещё шире. – Ваша мудрость делает честь вашей планете.
Двигаясь медленно и церемонно, он поднял правую руку растопырив пальцы в сторону собравшихся. Волнообразное движение пробежало по толпе, головы наклонялись чтобы рассмотреть безделушку, которую показывал Арканис. На среднем пальце правой руки Кардинала было надето широкое серебряное кольцо с рубином, который сверкал как совершенная капля крови. Арканис пробормотал что-то себе под нос сжал руку в кулак и снова разжал.
Кольцо сверкнуло и зажило какой-то внутренней жизнью. А затем, под хор приглушённых вздохов и шепот толпы, кольцо распустилось: прямо вверх протянулся луч света, окрашивая танцующие в воздухе пылинки в кроваво красные тона. В луче света возник силуэт; искрящаяся иллюзия которая заставила замереть всех собравшихся с открытыми ртами, из которых вырывался низкий стон узнавания всемерной и абсолютной власти.
Даже Гхейт узнал символ. Он почувствовал как его желудок куда-то проваливается, когда вся глубина предательства Арканиса стала ясна.
В воздухе висел и с мрачным великолепием вращался вокруг своей вертикальной оси серебристо-черный прямоугольник, пересечённый тремя чёрными горизонтальными росчерками.
Трижды перечёркнутая с палочками сверху и снизу буква «I», посередине которой красовался череп цвета слоновой кости.
- Я Инквизитор Арканис из Ордо Ксенос, - сказал Кардинал. – И более никто не будет подвергать сомнению мои властные полномочия.

Автор: Dan Abnett

Источник: «Ghostmaker»

Ларкин думал о смерти. Он решил, что давно бы желал умереть, если бы не боялся этого так сильно. Целыми ночами он размышлял об этом, но так и не решил, чего же он сильнее боится – самой смерти или страха перед ней. Хуже того, он так часто оказывался близок к ответу. Так часто его ловил ее ледяной взгляд, так близко щелкали ее стальные клыки. Ответ был рядом столько раз.
Должно быть, сегодня он поймет. Здесь. Смерть или страх смерти.
Может быть, Ангел знала. Но она молчала. Строго и сдержано она смотрела вниз. Глаза закрыты, будто она спит. Руки сложены на груди в молитве.
Там внизу, за стенами, кипела битва за Буцефалон. Дрожали закопченные стекла в стрельчатых окнах – те, что остались целы. Яркими вспышками отражались трассирующие очереди, взрывы ракет. Ларкин прислонился к холодному камню колонны. Он поскреб испачканной рукой по узкому подбородку. Дыхание наконец возвращалось в норму, пульс падал. Приступ страха, от которого он стонал и задыхался пять минут назад, утихал, как буря. А может, он просто оказался в самом ее центре.
-Ты рассказывал о том, как попал сюда.
Ларкин оглянулся на Ангела. Она так и не подняла головы. Но она теперь смотрела на него, мрачно улыбаясь. Ларкин облизнул губы и беспечно взмахнул грязной рукой.
-Война. Сражение. Судьба.
-Нет, я имею в виду – именно сюда, - произнесла Ангел.
-Приказы. Воля Императора.
Казалось, Ангел слегка пожала плечами, закутанными в рясу.
-Ты очень закрытый. Прячешься за словами, скрываешь за ними правду.
Ларкин моргнул. На секунду перед его глазами замелькали яркие полумесяцы и размытые линии кровавой черноты. Короткий спазм тошноты. Он знал, что это означает. Знал с самого детства. Галлюцинации, тошнота, металлический привкус во рту. Потом беспричинный страх, видение туннеля. После этого, если повезет – вспышка огненной боли в голове, делающая его слабым и беспомощным на многие часы. Если не повезет – приступ, конвульсии, обморок. Потом он очнется, весь в крови и синяках от припадка. Несчастный, опустошенный, разбитый изнутри.
-Что с тобой? – спросила Ангел.
Ларкин слегка постучал пальцем по виску.
-Я… не в порядке. И никогда не был, ни разу за всю свою жизнь. Припадки обычно пугали мою мать, но я боялся их намного сильнее. Время от времени со мной происходит такое.
-В такие моменты, как сейчас? Когда тяжело? Когда рядом опасность?
-Не обязательно. Это просто одна из причин. Ты ведь знаешь, что такое плоин (или это таки арбуз? – прим.пер.)?
-Нет.
-Это фрукт. Круглый, с мягкой зеленой кожурой. Внутри розовая мякоть, много черных косточек. Мой дядя выращивал их в саду, на Танисе. Замечательные фрукты, но от одного их запаха у меня начинался приступ.
-Неужели нет никакого лекарства от этого?
-У меня были таблетки. Но я забыл их взять, - он достал деревянную коробочку и открыл, показывая, что она пуста. – Или я не заметил, когда они кончились.
-Как ты сказал, они называют тебя?
-Чокнутый Ларкин.
-Это жестоко.
-Но ведь так и есть. У меня не в порядке с головой. Чокнутый.
-С чего ты взял, что ты ненормален?
-Ну, я ведь разговариваю со статуей, разве нет?
Она рассмеялась и одернула белую рясу, прикрывавшую ее ноги. Ее окружало мягкое, чистое сияние. Ларкин снова моргнул и опять увидел полумесяцы и линии.
Снаружи грохот очередей и взрывов рвал вечерний воздух. Ларкин поднялся и подошел к ближайшему окну. Он смотрел на город сквозь цветное стекло витража. Окруженный стеной в восемьдесят метров высотой, шпиль крупнейшего полиса Буцефалона возвышался на краю гор. Клубы дыма скрывали город. Лазерные лучи расчерчивали воздух яркой сетью. В двух километрах, он разглядел гигантские штурмовые рампы, возведенные саперными частями Имперской Гвардии. Огромные насыпи земли и бетонного крошева возле стен, почти километр в длину, и достаточно широкие, чтобы на стены могла подняться бронетехника. Пламя яростного боя освещало рампы.
Чуть ближе, люди казались не больше муравьев. Тысячи солдат выбирались из окопов, рассыпались по истерзанной, разбитой земле, штурмуя неприступные стены.
У Ларкина была хорошая обзорная точка. Эта разрушенная крепость была частью комплекса, охранявшего главный акведук города. Именно это мощное строение сорвало первые попытки противника обстрелять город. Не смотря на сильный гарнизон, крепость показалась комиссару Гаунту хорошей точкой для проникновения диверсионной команды. Далеко не первая ошибка комиссара.
Гаунт говорил, что до оккупации Хаоса, полисом управляли тридцать два благородных дома, потомки торговых династий, основавших город. Прекрасные знамена, развешенные по стенам, изображали их фамильные гербы. Сейчас с деревянных перекрытий свисали лишь обрывки пестрой ткани. А еще их теперь дополняли распятые тела глав благородных семейств.
Это было первым деянием Нокада. Нокад Погибельный, Нокад Улыбающийся. Лидер харизматического культа, чьи богохульные силы захватили Буцефалон изнутри, покорив один из прекраснейших Миров Саббаты. Произнося торжественную речь перед началом крестового похода, Военачальник Слайдо лично отметил гордый Буцефалон, как один из миров, которые он желает спасти от скверны в первую очередь.
За окном разорвался снаряд, и Ларкин нырнул в укрытие. Витраж осыпался на пол осколками. Вспышки перед глазами становились все сильнее, и он почувствовал кислый привкус металла. А еще был гул. Глухой, болезненный вой в ушах. Очень плохой знак. Это было только раз или два, накануне самых страшных приступов безумия. Что-то странное творилось со зрением. Все вокруг, казалось, вытягивалось, как в кривом зеркале на карнавале Аттики. Временами предметы искажались, приближались и снова удалялись, их очертания становились размытыми.
Дрожь пробирала до костей.
Ангел зажигала свечи у металлического жертвенника. Ее движения медленны, прекрасны, грациозны.
-Почему ты не веришь в ангелов? – спросила она.
-О, я верю, - вздохнул Ларкин. – И не только сейчас, я и раньше верил. Есть у меня друг, Клугган, сержант. Увлекается военной историей, вроде того. И он говорил, что во время Битвы при Сароло на рассвете пришли ангелы и вдохновили Имперские войска на победу.
-И ты думаешь, это было просто видение? Массовая галлюцинация из-за страха и усталости?
-Мне ли судить? – откликнулся Ларкин, а Ангел тем временем зажгла последнюю свечу и затушила лучину. – Я сумасшедший. Видения и призраки являются мне каждый день. Большая часть – просто порождения моего ненормального разума. Я не могу сказать, что правда, а что – нет.
-Твое мнение не менее правдиво, чем любое другое. Так как ты думаешь, видели ли солдаты ангелов при Сароло?
-Я…
-Просто скажи, что думаешь.
-Думаю, да.
-И что это были за ангелы?
-Проявление силы Императора, пришедшего ободрить своих воинов.
-Так ты считаешь?
-Я бы хотел в это верить.
-А что же еще это может быть?
-Групповое помешательство! Колдовство псайкеров! Сказки, выдуманные теми, кто выжил в бою! Как ты и сказала, массовые галлюцинации.
-Даже если это и так, разве это настолько важно? Видели ли солдаты ангелов, или им просто почудилось – но это вдохновило их на победу при Сароло. Если ангел – вовсе не ангел, а просто вдохновляющий образ, разве это делает его менее ценным?
Ларкин мотнул головой и улыбнулся.
-Зачем я тебя вообще слушаю? Видение, спрашивающее меня о видениях!
Она взяла его за руки. Ощущение была настолько шокирующим, что гвардеец вздрогнул, но в ее прикосновении было что-то неуловимо спокойное, приятное. Тепло разливалось по его пальцам, рукам, добиралось до сердца.
Он снова вздохнул, теперь глубже, и посмотрел в ее лицо, скрытое тенью.
-Так я существую, Лайн Ларкин?
-Я бы сказал да. Но… ведь я же чокнутый.
Они вместе рассмеялись, все еще держась за руки. Его грубые, грязные пальцы сжаты в ее мягких белых ладонях. Они смеялись, глядя друг на друга. Его хриплый хохот сплетался с ее тихим, мелодичным смехом.
-Почему ты бросил своих друзей? – спросила она.
Он вздрогнул и отдернул руки, отстраняясь от нее.
-Не говори об этом.
-Ларкин… почему ты так поступил?
-Не спрашивай об этом! Не спрашивай!
-Ты отрицаешь это?
Поскользнувшись на обломках, он врезался в колонну и развернулся к Ангелу, яростно глядя на нее. Перед глазами все дрожало, расплывалось, мерцало. Она казалась совсем далеко, а потом вдруг становилась огромной, нависала над ним. Спазмы выворачивали наизнанку.
-Отрицаю?.. Я никого не бросал… Я…
Ангел отвернулась. Теперь он мог разглядеть ее ярко-золотые косы, ниспадающие до самого пояса, и могучие крылья, вырывающиеся из-под белой рясы. Она склонила голову. И вновь заговорила после долгого молчания.
-Комиссар Гаунт отправил свои войска к акведуку, для проникновения в Буцефалон. Основной целью был сам Нокад. Почему?
-Отруби голову – и тело умрет! Гаунт сказал, что нам никогда не взять это место, пока Нокад поддерживает свой культ! Целый город превратился в его Доктринополис, рассадник его культа, распространяющий его лживые проповеди по другим городам и даже мирам!
-И что же ты сделал?
-Мы… Мы проникли в каналы акведука. Рота Роуна шла первой, отвлекая на себя огонь и прорывая оборону. Корбек со своими бойцами должен был идти следом, проскочить, пока Роун удерживает коридор. Мы должны были войти в город по каналам.
-Как вы не утонули?
-Каналы уже шесть месяцев как высохли. Там все было заминировано, конечно, но у нас были миноискатели.
-Ты был в роте Корбека?
-Да. Я не хотел идти… Фес! Мне вообще противна эта самоубийственная идея, но я же снайпер Корбека… а он мой друг. Он настаивал.
-Почему?
-Потому что я снайпер роты Корбека и его друг!
-Почему?
-Да не знаю я!
-Может быть потому, что ты лучший стрелок всего полка? Потому, что если кто-то и мог пристрелить Нокада, это мог быть только ты? Может, Корбек вынужден был взять тебя? Мог ли он бояться, что ты сломаешься, если будет слишком жарко?
-Не знаю!
-А ты подумай! Может быть, он в конце концов взял тебя потому, что ты и правда лучший стрелок? Каким бы опасным ни было задание, как бы ни был хрупок твой разум. Может, он ценил в тебе именно это? Может, он не мог обойтись без тебя, не смотря на риск?
-Заткнись, наконец!
-Может быть, ты подвел его?
Ларкин закричал и прижался лицом к полу. Ураган безумия заставлял его худощавое тело биться в конвульсиях. Волна ужаса поднялась и поглотила его разум. Он уже видел одни цветные пятна – перед глазами лишь размытый неоновый калейдоскоп.
-И что же ты делал? Та перестрелка в канале. Ближний бой. Лопра мертв, обезглавлен. Кастин разорван на куски. Хеч, Гросд и все остальные, вопли, красный туман горящей крови. Корбек требует подкрепления, клинки света вспарывают воздух. А что делал ты?
-Ничего!
-Не просто «ничего». Ты побежал. Сбежал с поля боя. Полз, и бежал, бежал, бежал, пока не оказался здесь. Ноешь в луже собственной блевотины и винишь себя.
-Нет…- выдохнул Ларкин, лежа на полу. Он был словно в пустоте. Ничего не видел, не слышал, не чувствовал. Остался только ее голос.
-Ты бросил их. Значит ты – дезертир.
Ларкин внимательно посмотрел на нее. Ангел стояла у реликвария, держа в руках деревянный ларец, окованный железом. Он достала что-то и одела на голову, пригладив золотистые волосы. Это была фуражка. Фуражка полкового комиссара. Как у Гаунта.
Потом она достала из священного ларца еще что-то, завернутое в пыльный саван. Она сняла покров своими прекрасными руками. С потрясающей уверенностью ее изящная ладонь загнала в магазин обойму. Она передернула затвор и сняла блокировку. И повернулась.
Утонченные, острые черты лица под козырьком фуражки. Только теперь Ларкин разглядел ее точеные, узкие щеки и подбородок. Спокойное и одновременно яростное лицо, словно вытесанное из камня. Как у Ибрама Гаунта. Она вскинула болт пистолет и направила на Ларкина. Ее крылья поднялись и развернулись почти на двадцать метров. Огромная арка потрясающе-белых орлиных перьев.
-Знаешь, что мы делаем с дезертирами, Ларкин? – мрачно спросила она.
-Да.
-Мы существуем, чтобы поддерживать и вдохновлять, мы несем с собой дух битвы, вселяем доблесть в сердца воинов Империума. Но если эта доблесть подводит, нам приходится карать.
-Ты… Ты говоришь как Гаунт.
-У нас много общего с Ибрамом Гаунтом. Общая цель, общая задача. Вдохновлять и карать.
Казалось, мир за пределами монастыря погрузился в тишину. Словно война остановилась.
-Ты дезертир, Ларкин?
Он взглянул на Ангела, потом на оружие, на пугающе расправленные крылья. Медленно гвардеец встал на колени и наконец поднялся во весь рост.
-Нет.
-Докажи.
Каждая клеточка его тела болела, каждый нерв дрожал. Его разум прояснился, хотя он и чувствовал себя странно. Рассчитывая движения, он осторожно подошел к своему вещмешку.
-Докажи, Ларкин! Ты нужен Императору здесь, в этот час! Призови свою силу!
Он оглянулся. Ее глаза, как и оружие, все так же смотрели на него.
-Откуда ты знаешь мое имя?
-Ты сам сказал.
-Нет, я не о фамилии. Мое имя, Лайн. Я уже давно им не пользуюсь. Откуда ты узнала?
-Я все знаю.
Он рассмеялся. Громкий, раскатистый хохот сотряс его грудь, когда он открыл вещмешок.
-Фес тебе. Никакой я не дезертир.
-И почему же?
-Видишь? – он вынул свою снайперскую винтовку из чехла, привычным движением снял с предохранителя.
-Винтовка?
-Лазерная винтовка. Рабочая лошадка Имперской Гвардии. Крепкая, прочная, надежная. Можно врезать по ней, бросить, драться ей как дубиной, закопать в землю, и она все равно будет работать.
-Это не обычная винтовка, - Ангел подошла ближе, рассматривая оружие. – Не стандартный Тип M-G. Где интегрированный прицел, регулятор мощности заряда? Ствол, он слишком длинный и тонкий. А это ведь пламегаситель, верно?
Ларкин заулыбался, роясь в вещмешке.
-Это снайперский вариант. Та же основа, но усовершенствованная. Часть модификаций я сделал сам. Я снял обычный прицел, потому что пользуюсь вот этим, - он показал толстую трубку, закрепил ее на винтовке. Затем он снял заглушки с обоих концов, и по стволу побежали тусклые красные блики. – Ночной прицел. Сам сделал. И крепление под него тоже придумал. Дома я охотился с ним на лариселей.
-Лариселей?
-Небольшие грызуны с дорогой шкуркой. До Основания я неплохо зарабатывал, охотясь на них.
Гвардеец провел пальцами по стволу.
-XC 52/3, упрочненный ствол. Более длинный и тонкий, чем стандартный вариант. Выдерживает около двадцати выстрелов, - он слегка пнул вещмешок, раздался лязг. – Я обычно таскаю пару-тройку запасных. Они изнашиваются и искривляются. Ствол можно сменить за минуту, если знать, что делать, конечно.
-Зачем именно упрочненный ствол?
-Хотя бы из-за того, что это увеличивает дальнобойность и кучность, а еще потому, что я использую вот такие штуки, - Ларкин вынул энергоблок и загнал в магазин. – Мы называем их «разогретые заряды». Более мощные энергоблоки, жидкометаллическая батарея разогнана до предела. Повышает убойную силу, но сказывается на количестве выстрелов. Идеально для снайпера. Вот поэтому мне и не нужен регулятор мощности. Она у меня всегда одна и та же.
-Приклад из дерева.
-Нэлвуд, Танисская древесина. Я доверяю тому, что знаю.
-А этот пламегаситель?
-Я ведь снайпер, Ангел. Я не хочу, чтобы меня заметили.
-Так ты снайпер, Лайн Ларкин? А я была уверенна, что ты дезертир, - мрачный голос эхом отразился от стен.
Ларкин повернулся к ней спиной, ожидая выстрела в затылок. Его разум был ясен, яснее, чем когда-либо за многие месяцы.
-Думай как хочешь. Я скажу тебе то, что знаю.
Он подошел к сводчатым дверям храма и пригнулся, положив винтовку среди камней. Отсюда он мог видеть большую часть полуразрушенного канала верхнего яруса акведука.
Ларкин устроился поудобнее, размял руки и шею. Затем он заглянул в оптический прицел.
-Основной задачей моей роты было уничтожение Нокада. Харизма – его главный инструмент. Он руководит силой своего личного авторитета, а значит должен находиться на передовой. Обе стороны увидели в акведуке главную уязвимую точку Буцефалона. И мы ударили, крепко ударили. И Нокад будет стоять на этом участке так же крепко. А это значит, он должен будет вдохновлять своих людей. В свою очередь, это означает, что он появится здесь собственной персоной.
-А если не появится? – поинтересовалась Ангел.
-Значит я стану еще одним безымянным деревянным столбиком на кладбище, - Ларкин больше не смотрел на нее, не обращал внимания на ее пугающее присутствие. Даже если бы она приставила пистолет к его виску, он не обратил бы внимания.
-Ты доверяешь этому прицелу при стрельбе? – прошептала она.
-Я сам пристреливал его. И я доверяю ему, это верно. Забавно, но что бы ни происходило вокруг, какое бы безумие не творилось… - и в этот момент Ларкин позволил себе глянуть через плечо. – Через этот прицел я всегда вижу правду. Он показывает мне мир таким, какой он есть. Настоящий мир, а не то, что говорит мне мой фесов мозг.
Долгое молчание.
-Может мне стоит и на тебя взглянуть через прицел? – предположил Ларкин.
-У тебя ведь есть другая работа, разве не так, Лайн?
-Да. Моя работа, - он снова повернулся к винтовке и закрыл глаза.
-Ты закрыл глаза. Что ты делаешь?
-Ш-ш! Чтобы выстрел был удачным, нужно выровнять дыхание. Более того, ствол оружия должен быть направлен прямо на цель, - он дернул свой плащ, пытаясь оторвать от него кусок. Что-то с треском порвалось за его спиной. Грациозная рука протянула ему длинную полоску сияющей белой материи, легкой и теплой на ощупь.
-Возьми, Лайн.
Ларкин ответил ей улыбкой. Он обмотал ствол винтовки мягкой тканью, и снова уложил ее на камни. Укутанное ангельской материей, оружие теперь намного прочнее лежало на своей жесткой опоре.
-Спасибо, - произнес он, снова усаживаясь.
-А что ты теперь делаешь?
-Мне нужна твердая позиция для стрельбы, - Ларкин заерзал на месте. – Если винтовка хоть немного покачнется, выстрел может пройти мимо цели. Мне нужно как следует улечься, закрепиться, но не совсем прочно. Мне нужна точка, с которой оружие будет естественно направлено на цель. Если мне придется удерживать его силой в нужном положении, я промажу. Вот в этом и загвоздка…
Он вновь закрыл глаза.
-Прицелься, закрой глаза. Потом открой. Может оказаться, что прицел сместился. Смени положение и повтори снова.
-И сколько раз?
-Столько, сколько потребуется, - Ларкин опять зажмурился, открыл глаза, подвинулся и начал все заново. – Через некоторое время, когда ты откроешь глаза, оружие будет лежать, указывая точно на цель. Так, как ты и направил его.
-Ты так медленно дышишь, - голос Ангела шепотом звучал в его ухе. – Почему?
Ларкин слегка улыбнулся, но даже в тот момент он старался не нарушить своего положения.
-Как только найдешь нужную позицию, дыши медленно, в одном ритме. Расслабься и не сбивайся с него. Когда выстрелишь, глубоко вдохни несколько раз. Потом подожди, выдохни совсем чуть-чуть. И стреляй снова. И только тогда можно выдохнуть как следует.
-Сколько это все займет? – спрашивала из-за спины Ангел.
-Столько, сколько нужно для уничтожения цели.

Нокад Улыбающийся пел своей пастве, когда его служители продвигались по верхнему каналу акведука. Колонна существ, когда-то бывших людьми, теперь закутанных в рваные плащи из кожи своих жертв. Они размахивали оружием, стуча по нему в такт пению. Они шли по разорванным телам врагов, атаковавших днем слабую точку их крепости.
Нокад Улыбающийся был мощным и крепким, выше двух метров ростом. Пирсинг украшал его голую грудь и руки: кольца, цепи и шипы покрывали его блестящую кожу металлическим ковром, сиявшим не хуже его великолепных зубов.
-Они будут вашими трофеями, - оскалился Нокад, проходя мимо трупов. Имперская Гвардия. Жалкие, слабые создания, одетые в глупую форму и безликие плащи. Впереди уже закипал бой, недалеко огрызались огнем лазерные винтовки.

Корбек засел в одном из колодцев канала с тремя выжившими бойцами. По интеркому была слышна ругань Роуна.
-Полное дерьмо! Они тут все перекрыли, не пройти! Надо отходить!
-Фес тебя, Роун! Это наш единственный путь! Мы пойдем вперед! Давай, выводи своих ребят!
-Корбек, придурок, это же чистое самоубийство! Нас тут же прикончат!
-Значит, ты бросаешь меня, майор? Так ты хочешь поступить, да? Тебе придется дорого за это заплатить!
-Фес тебя самого, дебил ненормальный! Ты, видать, совсем спятил, раз хочешь лезть туда!

Нокад шел вперед. Его люди любили его. Они радостно пели вместе с ним, тесня захватчиков.
У входа в канал Нокад выкрикивал вдохновенные слова своим последователям. Он вскинул руки к небу под визг своего цепного меча.
А потом была вспышка света, что-то громко хрустнуло. Голова Нокада разлетелась кровавыми брызгами.

Ларкин повалился на спину у дверей, дергаясь в конвульсиях. Спазмы сотрясали его тело, и его разум снова помутился.

-Ларкс? Ларкс? – Корбек негромко позвал его.
Ларкин лежал у входа в разбитую церковь, свернувшись в луже собственных выделений. Когда он пришел в себя, он обнаружил, что его разум потрясающе чист. Словно очищен светом.
-Колм…
-Ларкс, сукин ты сын! – Корбек поднял его на ноги, и тот покачнулся.
Винтовка Ларкина валялась на полу. Ствол сгорел и сломался.
-Ты прикончил его. Прикончил его, старый засранец! Поджарил его как следует!
-Правда?
-А ты сам послушай! – Корбек усмехнулся и подтащил снайпера к дверям. Снаружи, со стороны акведука доносились громкие возгласы ликования. – Они сдались! Мы взяли Буцефалон! Нокад мертв!
-Вот дерьмо… - Ларкин сполз на колени.
-А я-то подумал, что ты сбежал! Серьезно! Я думал, что ты, фес тебя, дезертировал!
-Я? – Ларкин поднял на него взгляд.
-Я не должен был в тебе сомневаться, правда ведь? – спросил Корбек, крепко обняв худощавого снайпера.
-Куда делась Ангел? – тихо произнес Ларкин.
-Ангел? Нет здесь никаких ангелов, разве что, кроме нее! – полковник указал на поврежденную статую ангела над купелью. Прекрасная крылатая дева, преклонившая колени в молитве. Прекрасные руки сложены на груди. Голова смиренно наклонена. Надпись на плитах гласила, что она – символ Бога-Императора. Воплощение Золотого Трона, явившееся старейшинам Буцефалона во времена колонизации и присматривавшее за покорением этих земель.
Просто старый миф. Просто кусок камня.
-Но… - начал было Ларкин, когда Корбек снова поставил его на ноги.
-Но больше ничего! – расхохотался полковник.
Ларкин тоже рассмеялся. Его трясло от силы собственного хохота.
Корбек увел его из монастыря. Они оба все еще смеялись.
Последнее, что увидел Ларкин, прежде чем Корбек уволок его, была упавшая винтовка снайпера. Ее ствол был обернут в опаленный кусок прекрасной белой ткани.

Перевел: Hauptmann, 2006.

Имперская огневая база молчала третий день, и тираниды решили проверить опустевшее здание.

По стальному полу дробно проклацал когтями маленький юркий термагент.

Зажужжал, наводясь на цель, автоматический штурмболтер, но боек не встретил капсюлей и механизм просто грозно залязгал сталью.

Термагенту этого хватило. Заливаясь дурным верещанием, тиранид удрал в отвилок коридора.

Сверкнуло голубым, заметался под потолком полный предсмертного ужаса визг термагента.

Громыхая адамантом и керамитом, в коридор вступил громадный дредноут с усиленной фронтальной броней.

Мягко жужжа, видеокамеры бронированного гиганта выискивали цель.

Цель появилась, и не одна.

Оглашая Огневую Базу сатанинским шипеньем, метнулась в атаку шестерка генокрадов.

Братт-тат-татт-татт-тат!

Один генокрад рухнул как подкошеный под градом болтерных зарядов.

Остальные бросились в свою стихию - ближний бой.

К сожалению для тиранидов, дредноут Кровавых Ангелов класса "Фуриозо" чувствовал себя в этой стихии несколько более свободно.

Силовой кулак описал сияющую яростно-голубым светом дугу, и, сыпя искрами, вырвал двум неудачливым генокрадам грудные клетки.

Еще один атакующий совершенно неожиданно был подсечен круговым взмахом короткой бронированной ноги дредноута. В следующую секунду нога ахнула его по голове, и генокрад забился в агонии.

Два выживших генокрада вонзили когти в бронещит.

Зря.

Протрещал, замыкаясь на корпус, электрический защитный контур и запахло паленым тиранидом.

Остался всего один генокрад. Его собрат валялся на полу, похожий одновременно на головешку и тряпку.

Кулак дредноута вбил генокрада в стену.

С тем Фуриозо и отступил в "свой" отвилок коридора.

*Время * тянется * так * медленно*

Коридор Огневой базы содрогнулся под тяжким шагом карнифекса.

Выдыхая пылающую плазму, титанический зверь пер напролом, безо всякого интереса разглядывая трупы своих соплеменников, разбросанные вокруг.

Оживший автоматический болтер карнифекс смял ударом своей кошмарной лапы-косы. Затем он принялся разглядывать искрящие электричеством обломки.

Этого и дожидался дредноут.

Боевая машина прянула вперед, и силовой кулак грянул в толстый хитин брони карнифекса.

Тиранид быстро развернулся и плюнул белой в середине и чуть желтоватой по краям струей плазмы прямо в "лицо" дредноута.

Это не было запланированно!

Протестующе взвизгнули опаленные видеокамеры, и дробным треском маленьких взрывов внутри магазина отозвался штурмовой болтер.

Дредноут завертелся на месте, треща и сыпя голубыми и желтыми искрами из дыры, пробитой во фронтальном бронещите.

В следующее мгновение лапы-косы карнифекса пришли в движение.

Керамит покрывался трещинами там, куда карнифекс наносил свои исполненные поистине дьявольской силы удары.

Шипела перебитая пневматика и гидравлика Фуриозо, яростно рубил воздух кулак ослепшего дредноута.

Крррррэш!

Пинок заставил дредноута опрокинуться на спину.

И тут Фуриозо начал вспоминать...

*Красная жажда*

*Капеллан Гритц*

*Атака*

*Тираниды*

*Кислота*

*Глаза!!!*

*Темнота саркофага*

*Дредноут*

Перегрузив динамики яростным боевым кличем Роты Смерти, дредноут вскочил и рванулся вперед, ориентируясь не зрением - он был практически полностью ослеплен, и уж точно не осязанием, обонянием или еще чем подобным.

Его вела Красная жажда и Черная Ярость.

Слепой взмах силового кулака снес одну из лап карнифекса.

Удивленный тиранид отступил под градом ударов, но сохранил при этом трезвый рассчет.

Он просто предпочел не блокировать следующий удар слепого дредноута. Лапа-коса со скрежетом прошибла фронтальную броню Фуриозо.

Но и сам карнифекс не уберегся.

Силовой кулак врезался прямо в оскаленную морду и снес ее ко всем чертям.

Тиранид зашелся предсмертным воем, захрипел динамиками Фуриозо.

Враги повалились на пол друг на друга. Карнифекс попытался подняться, но остаточных рефлексов обезглавленного тела для этого явно не хватало. Громадное тело расслабилось и обмякло на груди сраженного дредноута.

*Наконец * свободен*

Космический десантник (959.M41)

Сухой тихий скрип. В небольшой каюте-келье он особенно различим, его не спутать с тихим гулом машин корабля. Это перо чертит по бумаге, самое просто гусиное перо, сродни тем, что использовались еще на Калибане. Бывают такие секреты, которые нельзя доверить астропату. Только бумага может сохранить тайну. Сидящий в келье человек что-то пишет. Его огромная, слегка громоздкая фигура, облаченная в белый балахон с капюшоном, буквально нависает над небольшим письменным столиком. На столе только чернильница и листок бумаги. Человек что-то пишет, порой макая перо в чернильницу, потом пишет дальше. Наконец человек опускает перо в чернильницу в последний раз. Бросает щепоть какого-то порошка на лист бумаги, поднимает его, держа кончиками пальцев за края, и одним движением губ сдувает порошок. Затем быстро, но невероятно проворно и аккуратно скручивает листок в трубочку и запечатывает красной сургучной печатью. Сделано. Осталось только позвонить в колокольчик, пригласить в келью брата сержанта, который отправится к Скале и передаст запечатанный свиток лично в руки брата капеллана-следователя Малакайи. А до тех пор никто не узнает те несколько строк, что находятся в свитке.

"Брату капеллану-следователю Малакайе.

От брата капеллана Исайи.

Наши подозрения насчет варп-шторма в системе Карагас подтвердились. Еще один наконец-то найден. Карающая Десница уже находится на орбите Карагаса IV. Охота подходит к концу. Да поможет нам Лион и да простит нас Император!"

Фабрика (953.M41)

- Мастер-бригадир Нильсен, вы догадываетесь, по какому поводу я вас вызвал?

- Нет, господин старший контролер-управляющий, - на морщинистом лице Нильсена не дрогнул ни один мускул.

- Ты все понимаешь, Нильсен, - старший контролер-управляющий немного помолчал.

Половина головы и лица старшего контролера-управляющего была закрыта цельными стальными пластинами, а вместо глаза красным огоньком светился зрачок объектива. Давным-давно, когда он был мастером-бригадиром, таким как Нильсен, на фабрике случилась страшная авария. Тогда он справился неплохо, получил грамоту от Departamento Munitorum и через несколько лет пошел на повышение. Нильсену казалось, что он слышит, как вращаются маленькие шестеренки в голове старшего контролера-управляющего.

- В твоем секторе упала производительность. И ты это прекрасно знаешь. А ведь мастер-бригадир как раз должен следить, чтобы такого не случалось.

- Господин старший контролер-управляющий, это временно. После того взрыва в бойлерной еще не все рабочие вернулись в строй. Точнее вернулись уже все кроме Ора Гибсона. И наша нехватка производительности составляет всего 2,34%, поэтому я решил, что мы еще можем подождать, пока он выздоровеет и вернется. Он хороший рабочий.

Красный глаз старшего контролера-управляющего буквально сверлил Нильсена:

- Ор Гибсон умер вчера вечером. Ты не знал?

Нильсен промолчал.

- Мастер-бригадир обязан быть в курсе таких вещей. Ты немедленно должен был позаботиться о восстановлении производительности на прежний уровень. Особенно сейчас, когда на Фабрике не спокойно. Логистеры отказываются спускаться на нижние уровни без сопровождения арбитров. Того и гляди, придется направлять туда гвардейцев. Знаешь, чем это кончится для нас?

В этот момент Нильсен чистосердечно сожалел, что не разобрался с проблемой Гибсона вовремя. Ор был его крестником. Когда мастер-бригадир Нильсен узнал, что тот умер, и что придется говорить об этом Лидии... Он просто не смог. Он как будто впал в стасис и ждал, что ситуация поправится сама собой. Такого раньше с ним не было. А сейчас это может стоить ему места мастера-бригадира или, даже, жизни… На лбу Нильсена выступила испарина.

Из паутины липких мук и угрызений мастера-бригадира вырвал возглас старшего контролера-управляющего:

- Нильсен!?

- Господин старший контролер-управляющий, - затараторил мастер-бригадир, - я все сделаю. Я все улажу! Немедленно, господин старший контролер-управляющий!

- Хорошо, мастер-бригадир. На этот раз я не буду подавать рапорт о твоей оплошности в Департамент. У тебя есть три часа.

- Спасибо, господин старший контролер-управляющий. Я немедленно займусь решением этой проблемы.

- Ты свободен, мастер-бригадир.

Нильсен повернулся на каблуках и вышел из кабинета старшего контролера-управляющего. "Император, спаси нас!" - беззвучно шептали его губы.

Женщина (953.M41)

Раздался звонок зуммера. Дверь. Звонили в дверь. Прямо за дверью кто-то стоял. И этот кто-то хотел, чтобы его впустили. Это Ор вернулся! Нет, у Ора есть карточка, он может зайти и так - ему не надо звонить. Значит это не Ор? Не Ор. Кто-то ведь должен прийти. Сперва приходил мастер-бригадир Нильсен. Рассказывал последние новости: как там на фабрике и как дела у Ора. А потом начали приходить рабочие, возвращаться к своим женам. А Ор все не возвращался. И мастер-бригадир Нильсен перестал приходить. И вот уже два дня никто не приходил. Лидия догадывалась, что это может значить. Но спросить не могла. Боялась. Да, и у кого спросить? Нильсен не приходил. Другие женщины на фабрике, ее знакомые, которые по утрам и по вечерам стояли рядом с ней в очереди на пропускном пункте ничего не знали, да их ничего и не интересовало. До фабричного лазарета без логистера не добраться, а на логистера не хватало денег. Оставалось только ждать. Ждать, что кто-нибудь придет. Ожидание рождало оцепенение, а оцепенение - беспомощность. А может это беспомощность рождала ожидание. Когда мастер Нильсен не пришел и на второй день, Лидия почти решилась на побег. Куда? Наверное, на нижние уровни. Больше некуда. Ведь, если с Ором что-нибудь… если с Ором… в худшем случае придет тот, кто должен будет заменить его, а с ней и маленькой Фионой церемониться никто не будет. Но ведь есть и другая возможность. Что, если с Ором все будет в порядке. С Ором все в порядке. Тогда ей не надо никуда бежать. И она ждала. Ждала что кто-нибудь придет. Что придет Он. Маленькая женщина Лидия.

На пороге стоял мастер-бригадир Нильсен.

- Входите, - Лидия отступила на шаг в крошечную комнатку и опустилась на кровать.

- Здравствуй, Лидия.

Нильсен остановился на пороге. Лидия пыталась поймать его взгляд, но он постоянно смотрел куда-то в сторону.

- Лидия, у меня плохие новости.

У нее перехватило дыхание. Она уже знала, что он скажет. Но до этого момента она так надеялась, что все будет по-другому. Так надеялась…

- Лидия. Ор умер. Я сожалею.

Нильсен впервые посмотрел ей в лицо. Он провел рукой по своим сальным волосам. Женщина никак не прореагировала на его слова. Она недвижно сидела на кровати, ее глаза остекленели. Было очень похоже, что она в одно мгновение превратилась в восковую куклу. Мастер-бригадир постоял немного, ожидая ответа.

- Лидия, тебе нельзя тут оставаться.

Одинокая слеза скатилась по щеке женщины, ни один мускул на ее лице не дрогнул при этом.

- Ор, - произнесла Лидия.

- Лидия, послушай меня. Тебе нельзя здесь оставаться. Тебе и маленькой Фионе. У вас осталось очень мало времени. Вы не можете работать в Цехе. Есть постановление заменить вас. Ты понимаешь, что это для вас значит?

- Убьют, - почти беззвучно проговорила Лидия, - меня убьют.

- И Фиону! Лидия, они убьют и твою дочь. Чтобы не было претендентов на фабричную ячейку и порцию еды. Вы должны бежать. Если вы успеете до полуночи добраться до Блока Межуровневого Арбитража, то вас распределят в другое место. Да, вам придется отправиться на нижние уровни, но вы останетесь живы.

Лидия посмотрела на Нильсена.

- У меня нету карточки Ора. Нас не распределят без нее.

Нильсен порылся в карманах своих грязных рабочих брюк. Он протянул руку Лидии, на его почерневшей от копоти и горячего машинного масла ладони лежала карточка из голубого пластика. На карточке хорошо виднелись черные буквы: "Гибсон, Ор. Рабочий. Класс 4Е6/В28. Статус Ц227/В7. Южный сектор БГ-187, уровень 2189Г, ячейка 4567", и строчкой ниже - красный штамп: "ПОКОЙНЫЙ".

- Вот. Я достал ее для вас с Фионой.

Лидия взяла карточку. По ее щекам покатились слезы. Она закрыла лицо руками и разрыдалась, горе наконец вырвалось на поверхность ее сознания. Оно захлестнуло ее как огромная волна-цунами, сметающая все на своем пути. Горе поглотило Лидию.

Нильсен постоял немного, а потом, медленно пятясь, начал выходить из комнаты. Когда он оказался снаружи, он в последний раз взглянул на плачущую женщину:

- Поторопись Лидия! У вас осталось мало времени, - сказал он, не зная, слышит она его или нет.

Он нажал на кнопку, и дверь в комнату закрылась. Нильсен остался в коридоре. "Я сделал все, что мог", - сказал он про себя. "Даже больше", - подумалось ему.

Инквизитор (959.M41)

Карагасу Форте - самый большой заводской кластер на Карагасе IV, небольшой фабричной планетке в Геликанском под-секторе, поставлявшей адамантий для арсеналов Ордена Красных Консулов. В последние пару лет ситуация здесь, на Карагасу Форте, несколько накалилась. Среди рабочих появились недовольные. Впрочем, недовольных всегда хватает. Но обычно они не высовываются, опасаясь оказаться деклассированными или, еще лучше, казненными. Здесь же все было не так. Рабочие на нижних уровнях практически начали открытое восстание. По всему фабричному кластеру наблюдалось падение производительности. А этого допускать никак нельзя.

Макимура, министр безопасности Карагаса IV, пытался любыми способами вернуть ситуацию в нормальное русло. Он ввел комендантский час, гвардейцы по его приказу патрулировали секторы фабричного кластера. Но ничего не помогало.

Тогда представители Departamento Munitorum обратились за помощью к Инквизиции. Власти Карагасу Форте полагали, что ему удастся найти корень зла. Установить и выкорчевать источник повстанческой заразы.

Энрике Торричелли, инквизитор Ordo Xenos, прибыл на Карагас IV с Немезис Тессера практически без промедления. Сейчас он вместе со своими спутниками находился в выделенных ему апартаментах, расположенных в секторе Карагасу Форте Эксельсиор, самом верхнем и фешенебельном секторе фабричного кластера. Сквозь двадцатиметровые сильно закопченные снаружи стекла из апартаментов открывался вид на трубы и башни фабричного кластера, а между ними сновали многочисленные кэрриалы и орнитоптеры. Из труб в небо валил густой коричневый дым, затмевая полуденное солнце. Казалось, что запах прометия проникает даже сквозь толстые бронированные окна апартаментов, от этого запаха у Энрике уже начинало першить в горле. Инквизитор отошел от окна и сел в большое кожаное кресло. Министр безопасности Макимура должен был прибыть с минуты на минуту. Энрике чувствовал себя усталым, он закрыл глаза и стал ждать прихода Макимуры.

Через некоторое время в комнату вошел Апдайк, пилот и секретарь инквизитора:

- Министр здесь.

- Пусть войдет, - махнул рукой Энрике.

Апдайк скрылся в дверях холла. Через мгновение в комнату вошел Макимура, Энрике поднялся из кресла ему навстречу.

- Министр Макимура.

- Инквизитор Торричелли.

Они обменялись рукопожатием.

- Это большая честь для нас, инквизитор, - улыбнулся Макимура.

- К сожалению обстоятельства моего визита сюда не столь приятны, как ваш прием, министр.

- Да, атмосфера тут не сахар, - сказал Макимура, имея в виду не то фабричных рабочих нижних уровней кластера, готовых в любой момент начать бунт, не то атмосферу планеты, испорченную фабричным загрязнением, - господин Торричелли, предлагаю продолжить нашу беседу за обеденным столом. Улучшим атмосферу?

Чуть подумав, Энрике ответил:

- С удовольствием принимаю ваше приглашение, министр.

- Тогда прошу в мой флаер.

Они вышли из апартаментов в вестибюль, здесь к ним присоединился эскорт из восьми арбитров в новенькой темно-синей форме. На огромном лифте спустились в палубный сектор. Проследовали до ангара А006, здесь на небольшой платформе стоял флаер министра. Машина вместила в себя всех. "Не уступает в размерах Носорогу", - отметил про себя Торричелли.

Флаер взмыл в небо, быстро набирая высоту и скорость. Машина поднялась выше смога Фабрики, в иллюминаторы были видны многочисленные башни фабричного кластера окутанные плотными облаками жирного фабричного дыма. Впрочем, очень скоро полет закончился.

Флаер спикировал к одной из башен и плавно приземлился на небольшой открытой площадке, расположенной на одном из верхних этажей башни. Площадку тут же накрыло стеклянным куполом. Когда Макимура и Торричелли выходили из флаера, их обдало волной свежего воздуха.

- Принудительная вентиляция воздуха, - пояснил министр, пока они по пандусу шли к лифту.

Здесь арбитры остановились. В кабину лифта прошли только министр и инквизитор. Двери бесшумно закрылись.

Кабина лифта медленно двинулась вверх, хотя убедиться в этом не было никакой возможности. На такой черепашьей скорости всякое движение пропадает. Может быть, лифт опускался. Может, вообще стоял. Никаких доказательств. Возможно, лифт проехал этажей тридцать вверх или пятнадцать вниз. А может, успел обернуться вокруг всего Карагаса. Неизвестно.

Прежде всего, лифт ошеломлял своими размерами. При желании здесь можно даже устроить офис небольшой конторы. Расставить столы, шкафы, стеллажи, в углу оборудовать санузел - и все равно еще место останется. В этой громадине без особых проблем уместились бы три мотоцикла космических десантников и один дредноут.

Не меньше впечатляла и абсолютная чистота. Стерильная, как в свежевыструганном гробу. На сверкающей стали - ни пылинки, ни пятнышка. На полу - дорогой зеленый ковер с ворсом по щиколотку.

Министр молчал, сохраняя полное спокойствие. Энрике решил последовать его примеру. После пятнадцати или двадцати минут такого вот обоюдного молчания, лифт прибыл по назначению. Двери открылись, и они прошли в открывшуюся залу.

Помещение было довольно просторным. Пол и стены были из белого мрамора, потолок терялся где-то в неясной вышине. На стенах висели гобелены с имперской символикой, на полу лежал такой же ковер, что и в лифте. В центре зала стоял небольшой стол и два стула. Макимура предложил Энрике сесть, сам сел напротив.

- Здесь у нас повара с Рима IV, - сказал он, улыбаясь.

Стоило им сесть за стол, как за одним из гобеленов в стене отрылась дверь, оттуда вынырнул небольшой человечек, слуга. В руках он держал две небольшие кожаные папки-aperitivo. Слуга быстро и бесшумно приблизился к столу и протянул папки министру и инквизитору.

- Прошу вас, инквизитор, - проговорил Макимура, раскрывая свою папку, - выбирайте, что вам по вкусу. Повара - мастера своего дела.

- Благодарю, министр.

Покопавшись в aperitivo, они выбрали салат из креветок в земляничном соусе, сырые устрицы, паштет из гусиной печенки по-римски, жареную каракатицу в собственных чернилах, маринованную корюшку и баклажаны, запеченные в сыре. Из пасты Макимура остановился на spaghetti al pesto karagasu, а Энрике предпочел пасту с забавным названием tagliatelle alla casa.

- Обязательно попробуйте maccheroni al sugo di pesce это просто бесподобно, особенно вместе с branzino, запеченном в миндальном соусе, посоветовал министр.

- Да, благодарю вас, министр.

На десерт они выбрали виноградный шербет и лимонное суфле, после чего вернули папки ожидавшему их слуге. Тот быстро, и не произнеся ни звука, удалился.

- Я заметил, у вас тут богатый стол, министр, - улыбнулся инквизитор.

- Все привозное, - взмахнул руками Макимура, - и только для важных гостей или для ежегодного праздника Присоединения.

Пока они ждали выбранные блюда, Энрике предложил министру перейти к обсуждению дел. Макимура не протестовал, из внутреннего кармана своего черного форменного кителя он достал несколько пластинок данных (data-slate) и передал их инквизитору.

- Здесь вся информация, - сказал министр.

Энрике начал читать. В этот момент принесли блюда. Из отрывшейся за одним из гобеленов двери в комнате появились два серва, в двух парах рук каждый из них держал серебряные подносы с блюдами. Они быстро все расставили на столе и удалились. Дверь за ними бесшумно закрылась.

Каждое блюдо было легким и аппетитным - не к чему придраться. Все продукты свежайшие. Упругие устрицы пахли так, будто их подобрали с морского дна всего минуту назад.